Твоими молитвами

— Было бы неплохо.

— Тогда мой кабинет в вашем распоряжении.

— Не подходит. Диалог должен проходить без свидетелей.

— Тогда конференц-зал, — решил Андрей. — Он рядом, за стеной.

В коридоре я увидела Ваню, выходящего из кладовки. Он нес увесистую картонную коробку, с трудом пытаясь удержать ее в ровном положении.

— Привет, — с усилием произнес он. — Я думал, что с тобой что-то случилось.

— Жива. С утра плохо себя чувствовала, сейчас полегче. Что в коробке? Камни? Дашь один?

— Бумага. Олень попросил помочь, у него спину прихватило.

Я придержала дверь кабинета, чтобы Ваня смог беспрепятственно доставить груз Олегу Петровичу. Коробка опустилась на пол у его ног. Ваня распрямился и поправил очки.

— Спасибо, друг, — хлопнул его по плечу Олег Петрович.

— Вы бы не напрягались в свободное от работы время, — не выдержал Иван, падая в свое кресло. — А то потом у вас спина ломается. Я же не вечно тут буду работать. Кто вам станет помогать? Подумайте об этом на досуге.

Я поздоровалась с Анной Григорьевной, хотела сесть за стол и вдруг увидела на нем три белые розы.

— Это я принес, — произнес Олег Петрович. — В память об Алине. Вам, наверное, неудобно. Вы уберите их, Женя. Поставьте в вазу, но пусть остаются на столе, если можно.

Я испытала сильное желание сломать розы о колено и вышвырнуть в окно. Он прекрасно знал, что цветы помешают мне работать, но все же положил их перед монитором. Но эти мысли разом испарились из головы, потому что такая ерунда меркла перед другим: убийца купил цветы в память о своей жертве.

Положив розы на свободный стул, я села за стол, включила компьютер.

В сторону Олега Петровича смотреть не могла — перед глазами стоял кадр из видеозаписи, на котором он наносит Алине удар кулаком по голове. С трудом борясь с желанием заехать ему ногой в кадык, я открыла файл с таблицей и стала без всякого смысла суммировать итоговые цифры, а потом записывать их в блокнот. Четыреста двадцать один. Триста девяносто восемь. Пятнадцать тысяч четыреста три. Семь. Сто пять. Ручка прорвала бумагу. Трудно не бездействовать. Прав был Андрей, лучше мне было бы остаться дома.

Такого отчаяния я не ощущала очень давно. Острое, тонкое, как черная длинная игла. Неуловимая, пугающая той скоростью, с которой прокалывала спину и появлялась из грудной клетки. Именно так я и чувствовала себя.

— Олег Петрович, передайте, пожалуйста, папочку за прошлый год, — прозвучал голос Анны Григорьевны. — Она у вас в среднем ящике.

— Пожалуйста.

Вокруг меня заметно потемнело. Я сидела спиной к окну, и Олень, по-видимому, закрыл его собой. В следующий момент рядом с моей рукой появилась знакомая коробочка.

— Я очень хочу, чтобы вы приняли этот подарок, — прошептал Олег Петрович прямо в мое ухо. — Такой чай вы еще не пили. Буду ждать вашего мнения. Не благодарите.

Когда он отошел, вокруг сразу стало светлее.

Я пыталась найти повод, чтобы лишний раз сбежать из общего кабинета. Но, как назло, деться было просто некуда. Даже Андрей пропадал где-то на территории, и я не могла укрыться у него в кабинете.

Савостин появился незадолго до обеденного перерыва. Встал между столами, молитвенно сложил руки.

— По поводу похорон Алины еще ничего не известно, — произнес он. — Но я держу руку на пульсе. Попрошу вас не беспокоить ее родных, если можно. Давайте побережем их чувства.

— Но деньги им не помешают, — встряла Анна Григорьевна. — И соболезнования бы выразить. Может быть, еще какая-то помощь нужна.

— Не стройте из себя Флоренс Найтингейл, Анна Григорьевна, — сказал Ваня. — Ни вы, ни Олег Петрович не любили Алину. Она вас бесила, и вы этого не скрывали. И меня терпите из последних сил. Бедняжки. Как насчет того, чтобы честно признаться во всем этом и радоваться, что Алина получила по заслугам?

— Замолчи, — отозвался Олег Петрович. — И не удивляйся, что тебя тут не любят.

— Да мне насрать, — лениво отозвался Ваня.

Анна Григорьевна бросила в сторону Вани тяжелый взгляд.

— Не тебе решать, что и когда говорить, — сказала она. — Нет у тебя ничего святого.

— Правда? — рассмеялся Иван. — А кому же тогда решать?

Анна Григорьевна, едва сдерживаясь, отвернулась в сторону.

— Да пошла ты! — выругался Ваня.

Я даже рот приоткрыла от изумления. Ваня, конечно, не ангел и за словом в карман не лез, в чем я удостоверилась, когда он пререкался в баре с Олегом Петровичем. Но я не могла представить, что он способен на открытое хамство. Но признавала, что даже таким он мне все равно нравится. В глубине души в чем-то я была с ним согласна, поэтому безоговорочно, но молча приняла его сторону. А еще потому, что он осмелился противостоять двум людям, будучи в одиночестве. Ваня не просто психанул — он высказал наболевшее и, видимо, долго до этого сдерживался.

Только бы он не стал прилюдно призывать меня последовать его примеру, а такое было вполне возможно.

Андрей выпучил глаза и шагнул вперед. Я приготовилась вцепиться в него и не дать разгореться драке. Но не успела. Ваня мгновенно встал перед Савостиным во весь свой рост и сделал каменное лицо. Мол, давай, начальник. Ты первый, и я тебя не боюсь.


И тут Савостин сильно меня удивил. Он поднял руку, словно был готов ударить.

Иван отшатнулся назад и даже снял очки, показывая, что даст отпор. Но вместо удара Савостин положил руку ему на плечо.

— Ты извинишься, когда будешь готов, — наставительным тоном произнес он. — Это все, о чем я прошу.

Иван снял его руку со своего плеча и надел очки.

— Нет, — твердо ответил он.

— Когда будешь готов, — с нажимом повторил Андрей. — А до этого времени иди в отпуск. С завтрашнего дня. Когда там у тебя по графику выходит?

— В августе, — не моргнув глазом, ответил Иван. — А сейчас сентябрь. В отпуск мне через одиннадцать месяцев.

— Значит, возьмешь неделю за свой счет, а там посмотрим.

Тяжело ступая, Савостин пошел к двери. Но, вспомнив о чем-то важном, вдруг остановился.

— Приехала следователь. Хочет с вами поговорить. Будет вызывать каждого в конференц-зал. Просто будьте готовы.

Он вышел в коридор. Спустя минуту, громыхнув стулом, кабинет покинул Иван.

Я очень пожалела, что Татьяна не видела всего этого.





* * *


Оказывается, Ваня пошел прямиком к следователю.

Я случайно узнала об этом, заглянув в зал с целью найти Андрея, который опять куда-то пропал.

Иван и Татьяна сидели друг напротив друга за длинным столом для совещаний. Перед Кношевской лежал протокол допроса. Оба посмотрели на меня очень недовольно, и я решила своевременно исчезнуть.

В коридоре заметила Олега Петровича, который стоял перед кладовкой.

Не заметив меня, он скрылся за дверью. Что-то там забыл? Интересно, что? Вроде бы все, что нужно, Ваня ему уже принес.

Я подошла к двери и потянула ее на себя.

От неожиданности Олег Петрович дернулся. В этот момент из его рук вылетела старая книга в красной дерматиновой обложке. Она улетела в угол, где были свалены старые мониторы.

— Я достану, Олег Петрович.

Он опередил меня.

— Не нужно, я сам.

Наклонившись, он стал снимать один монитор за другим, пока наконец не дошел до самого нижнего. Заглянув за него, обнаружил книгу.

— Список терминов, — пояснил он, распрямившись. — Иногда пользуюсь. А вы что тут делаете?

— Клавиатура барахлит, — быстро сообразила я. — Решила поискать среди списанных.

— Не буду задерживать.

И он вышел из кладовки, оставив меня стоять на пороге. Пришлось зайти внутрь, чтобы он смог поверить в мою легенду.

Оказавшись в крайне тесном помещении, заставленном коробками с бумагой, старыми тумбочками и давно отработавшими свое настольными ксероксами, я поймала себя на мысли, что стою в том месте, где год назад стояла незнакомая мне Марина. Именно тут оборвалась ее жизнь.

Подняв глаза к потолку, я разглядела тонкую трубу, выходящую из одной стены и исчезающую в другой. Страшно представить, что творилось в душе и в мыслях у Марины, если она решилась на такой страшный шаг. Но почему она сделала это именно здесь?

Вспомнились размышления Татьяны о том, что Марина хотела своей смертью привлечь внимание к чему-то важному. Самоубийство это не было пафосом. Это был маячок. Что же она хотела сообщить?

Я прекрасно знала, что до меня тут сто раз все осмотрели, триста раз вымыли полы и стены и постоянно перемещали тяжелые предметы. Возможно, даже сделали ремонт, в чем я, правда, сильно сомневалась. Поэтому любые следы, которые могла оставить Марина, должны быть давно уничтожены. Но все равно я решила осмотреть каморку, хоть и считала это занятие бессмысленным.

Я начала с выдвижных ящиков. Старые тумбочки долгие годы служили людям, но потом стали немодными и были отправлены на свалку. Однако каждый ящичек выдвигался легко, но теперь вместо документов в них хранились обрывки упаковочной бумаги.

Каждый бумажный клочок я изучила предельно внимательно.

Списанная оргтехника состояла в основном из толстопузых мониторов. Их, видимо, тут накопился целый десяток. Они смотрели на меня пыльными экранами и оставляли темные следы пыли на джинсах. Пользы от них не было никакой. Как и от клавиатур, обмотанных шнурами, и захватанных чужими пальцами компьютерных «мышек», которых я насчитала очень много.