Ты должна мне убийство

— Тебе не нужно на что-то решаться ради меня или ради нее. Но лучше бы тебе поскорее осознать, что это — единственное решение для твоей проблемы.

Никки кинула мне телефон, который отскочил от моей груди, и я еле успела поймать его уже у самой земли. Она помахала мне рукой и растворилась в толпе туристов.

Я медленно пошла в другом направлении. Хоть я и отказывалась верить, что убийство было моим единственным спасением, но я боялась. Я не могла обратиться в полицию — Никки подставит меня как убийцу Коннора. Я не могла рассказать родителям — они мне никогда не поверят после всего случившегося. Я ни за что не хотела рассказывать Алексу — это только втянуло бы его в эту черную дыру. Я также не могла посоветоваться с Эмили — она слишком далеко, да и о таком не напишешь в письме. Куда бы я ни повернулась — передо мной немедленно захлопывалась дверь, загоняя меня в угол и заставляя кричать от бессилия.





Двадцать четыре





Двадцать пятое августа



Осталось 6 дней


Я знаю, что однажды уже убила. Меня до сих пор мучают кошмары. Это случилось на летних каникулах перед десятым классом, когда мама нашла мне работу — помогать ее знакомой из церкви. Бетти была старой. И не просто старой, а старой как пра-пра-прабабушка. С возрастом она согнулась в низкий вопросительный знак, а ее кожа казалась ужасно тонкой, из-за чего я опасалась даже трогать ее: вдруг порвется, как салфетка?

Бетти была милой и, хотя внешне напоминала просто божий одуванчик, оказалась жуткой матерщинницей. Я была ей нужна в качестве компаньонки, что звучит гораздо лучше, чем «бебиситтер». Это совсем не ощущалось как работа — мне нравилось проводить с ней время. Я возила ее к врачам и в супермаркет. Иногда убиралась, но не много, потому что к ней еженедельно приходила уборщица. В основном я просто сидела рядом и слушала рассказы о ее молодости, пока мы смотрели телевизор. Единственным минусом этой работы было то, что она жила очень далеко от моего дома; мне приходилось ездить к ней по узким полевым дорогам.

Однажды я ехала домой от Бетти и размышляла, чем буду заниматься вечером, как вдруг краем глаза заметила что-то на краю дороги и тут же услышала холодящее кровь «бах». Я ударила по тормозам и посмотрела в боковое зеркало, но ничего не увидела.

Дверь машины скрипнула, когда я открыла ее и вышла на дорогу. Прямо как сцена в фильме ужасов: темная пустынная дорога в окружении высоких елей и глупая девочка-подросток, стоящая на ней в растерянности. И там я увидела кролика.

Он лежал на боку. Хотя он еще не умер, было понятно, что оправиться от удара животное уже никогда не сможет. Его светло-серая шерсть намокла от крови, а часть бледно-розовых внутренностей лежала снаружи, вырванная из его живота. Одна нога кролика чуть подергивалась, будто он еще пытался убежать, но из второй торчала острая кость.

Он испуганно смотрел на меня одним глазом.

Я убежала к машине и затем вернулась к кролику. Все лицо у меня было в слезах, из носа текли сопли, в животе все будто скрутилось. Я ехала слишком быстро. Во всем виновата я. Но я также злилась и на кролика: зачем он выбежал прямо мне под машину?

Я посмотрела на дорогу, надеясь, что кто-нибудь еще проедет по ней. Кто-то, кто знает, что делать в такой ситуации. У меня в машине не было коробки, и я даже сомневалась, что смогла бы переложить кролика куда-то. С торчащими внутренностями, уверена, ему бы не помог и ветеринар, даже если я рвану в город на сумасшедшей скорости.

Мне очень хотелось просто уехать, но я не могла оставить его здесь умирать. Ему было очень больно. Он тяжело дышал, судорожно оглядывая все вокруг одним глазом. И нога… Боже, она не останавливалась, продолжала бежать и бежать на месте! Я закрыла глаза, но затем открыла — это моя вина, и я должна была продолжать смотреть на это.

— Пожалуйста, умри, — прошептала я.

Кролик продолжал смотреть на меня, будто заставляя сделать что-то. Я присела рядом на корточки и подумала: успокоит ли его, если я его немного поглажу, или он меня укусит? Но он ведь не чья-то собака — дикому животному мои поглаживания не принесли бы никакого утешения.

Тогда я внезапно поняла, что мне нужно делать. Я забралась обратно в машину и аккуратно развернулась на узкой дороге, успешно минув придорожные канавы. Я видела кролика в свете фар. Я молилась, чтобы он не шевелился, но все равно видела его дергающуюся ногу. Выровняв машину, я снова переехала его. Опять послышалось мягкое «бах», когда колесо проехалось по его тельцу. Я, кажется, кричала. Не помню.

Дрожа, я вышла из машины. Могу поклясться, если и это не убило бы кролика, то я сошла бы с ума. Не думаю, что могла бы переехать его еще раз.

Он был мертв.

Меня вырвало, затем опять и опять, пока в желудке не осталось ничего, кроме бледной пузырящейся желчи. Я отошла к краю дороги и подобрала длинную палку, которой столкнула тело на обочину. Мне не хотелось, чтобы кто-то еще переехал его. Отыскав несколько больших камней, я прикрыла ими животное. Казалось, я должна что-то сказать, как на похоронах, но ничего не приходило в голову. Мама бы сразу придумала панегирик.

— Прости, — сказала я наконец.

Дома я рассказала обо всем родителям, хотя так и не смогла выразить словами, как жутко мне было.

И если я долго приходила в себя после ситуации с кроликом, то как же тогда смогу убить человека? Да и как вообще кого-то убить? Переехать точно не получится. Во-первых, у меня тут нет машины, а во-вторых, я даже не представляю, как ездить при левостороннем движении. Не говоря уже о том, что нужна пустынная дорога, а в Лондоне я не видела ни одного места, где бы не кишела жизнь. Да и сбежать с места преступления не получится — меня поймают на первом же повороте.

Я повернулась на другой бок и ударила кулаком по подушке. Не то чтобы я всерьез размышляла о таком. Я не убийца. У меня для этого кишка тонка. Но в то же время с момента встречи с Никки мой мозг без остановки рассматривал эту идею.

Я сдула волосы с лица. Может быть, хотя это и притянуто за уши, может быть, я могла бы застрелить кого-нибудь. Особенно с расстояния, как снайпер. Но достать пистолет у меня не было никаких шансов. Британия — это не США, где ты можешь купить пистолет в супермаркете, заодно прихватив лак для ногтей и большую пачку чипсов. Но даже достав оружие, я бы не смогла им воспользоваться, потому что никогда раньше не стреляла и не знала, как с ним обращаться. Просмотр фильмов про войну с папой не сделал меня профессиональным стрелком.

Поджог я даже не рассматривала. Их дом был объединен с другими строениями на улице, и огонь бесконтрольно распространился бы на них. Все эти старые обои, огромная деревянная мебель — все немедленно вспыхнет. И сгорит не только мама Никки, но и все соседи, и мне было дурно от одной лишь мысли, что я стану убийцей сразу нескольких людей.

Я крепко зажмурилась, пытаясь придумать что-то — что угодно, — чтобы остановить движение своих мыслей. Это напоминало движение… поезда. Никки знала все о подземных станциях. Она знала, где находятся камеры слежения, где ей нужно стоять, чтобы столкнуть человека под поезд. Я же не знала ничего из этого. К тому же ее мама больше напоминала человека, который предпочитает ездить на такси, а не толкаться в метро. У меня не было времени следить за ней неделями, выжидая, когда получится столкнуть ее с лестницы без свидетелей.

О чем я только думаю? Встав с кровати, я распахнула окно, позволяя свежему воздуху ворваться в комнату. Резня исключалась. Меня пробирала дрожь от одной только мысли, как нож на мгновение останавливается, перед тем как вонзиться в тело. К тому же следовало нанести не один, а множество ударов, потому что вряд ли с первого раза удастся задеть артерии.

Я забралась обратно в кровать. Лучший вариант — яд. Никакой боли. Она просто заснет и не проснется. Если сделать все с умом, то полиция спишет это на несчастный случай. Дом у них старый, логично, что там есть крысы. Они бегают по всему городу, как в туннелях метро, так и по ночным улицам. Если мама Никки видела грызунов в саду, то потом наверняка купила яд для них, а он обычно хранится на кухне, где она пьет, ну и… всякое может случиться.

Не то чтобы я собиралась сделать это.

Я перевернулась на живот и снова попыталась взбить подушку, придав ей хоть немного более удобную форму. Окно было открыто нараспашку; мне хотелось почувствовать легкий ветерок, но оттуда доносился лишь шум улицы. Мне стало дурно, я не могла перестать думать о Никки. Мои ноги запутались в одеяле — пришлось пнуть его пару раз, чтобы выпутаться. Снова вспомнился кролик, пинающий воздух ногой.


Он тоже думал, что может убежать.





Двадцать пять





Двадцать шестое августа



Осталось 5 дней


Я сидела в библиотеке, уставившись в пространство и игнорируя книгу, лежащую на коленях. Книжные шкафы метфордской библиотеки заканчивались где-то под потолками, а два длинных стола посередине комнаты выглядели как реквизиты для фильма, который снимают в древнем замке. Пару шкафов занимали учебные материалы, но по большей части здесь была художественная литература, оставленная путешествующими студентами. Они складывали на полки любые карманные издания, которые брали с собой в поездку: тут с головой хватало триллеров Стивена Кинга, детективов Агаты Кристи и Ф. Д. Джеймс, а также самых разнообразных романов и сборников научной фантастики, которые только можно представить.

Забравшись на зеленый диван у окна, я обнаружила на нем пыльные и жесткие как камень подушки. Но из-за жуткой усталости была готова заснуть даже там. Всю ночь я проворочалась в кровати, так и не сумев отключить мозг и прекратить думать о ситуации, в которой оказалась. Из-за нехватки сна я чувствовала себя на грани.

Я даже пыталась дозвониться Эмили. Она знала меня сто лет и являлась настоящим мастером решения сложных проблем. Конечно, самым трудным нашим решением до сегодняшнего дня было, стоит ли рассказывать ее родителям о вечеринке, планируемой ее старшим братом. Но когда я дозвонилась до лагеря и стала молить секретаря позвать подругу к телефону, мне отказали. Я в недоумении посмотрела на трубку. А когда повторила, что это вопрос жизни и смерти, женщина засмеялась. Сказала, что если бы она звала вожатых к телефону каждый раз, когда у их друзей были проблемы, то они бы проводили все рабочее время, вися на телефоне. Затем секретарь добавила, будто извиняясь, что разговаривать вожатые могут только с родителями — такова политика лагеря. Как же я ненавидела решение Эмили туда поехать! Она могла выбрать любую из миллиона летних вакансий, а ее угораздило согласиться именно на эту.

Мне не хотелось торчать у себя в комнате и не хотелось тусить со всеми в кафе — поэтому я и отправилась в библиотеку, где взяла первую попавшуюся книгу; она все еще лежала закрытой на моих коленях, пока я смотрела в пустоту.

Чьи-то ладони легли на глаза, погружая меня в темноту. Я закричала и с размаху ударила локтем стоявшего сзади. Подскочив на ноги, я замахнулась книгой и уже приготовилась запустить ею в Никки, но вместо нее увидела Алекса, потирающего бок.

— Запомню на будущее: к тебе сзади не подходить. Нехило бьешь.

— Не думала, что это ты, — пролепетала я. Сердце все еще выбивало тысячу ударов в минуту. — Прости, мне так жаль!

Почему я постоянно все портила? На глаза навернулись слезы.

— Эй, все хорошо, — Алекс подошел ближе, — знаю, что не выгляжу как качок, но я довольно сильный. Могу спокойно выдержать пару ударов, ничего страшного.

Его запах — чистой одежды, солнца, какой-то острой еды — заставил меня успокоиться. Он был как настойка из валерианы в человеческом обличье.

— Прости, веду себя как психованная.

— Знаешь, меня это даже заводит, — подмигнул Алекс.

В ответ я слегка пихнула его. Он засмеялся и отступил.

— Эй, хоть я и сказал, что меня можно ударить пару раз, не надо делать из этого привычку!

— Слушай, я…

— Меня бесит…

Мы заговорили одновременно и снова засмеялись. Алекс поднял руку.

— Я хотел сказать, что меня бесит натянутость в наших отношениях.

— Меня тоже.

— Забудем про всю ту фигню?

Я кивнула. «Вся та фигня» заключалась в моей лжи и его ябедничестве Таше. Сложно представить, как бы он отреагировал на список про убийство Коннора.

Какое-то время мы стояли молча, а потом отвернулись друг от друга — нам плохо давались подобные разговоры о чувствах.

— Короче, у меня появилась идея, чем мы могли бы заняться вместе. Если хочешь, конечно. — Он слегка улыбнулся, заставляя мое сердце стучать быстрее.

— Какая идея?

— Это сюрприз. — Он в нетерпении подпрыгивал на носках, совсем как ребенок. — Захвати телефон и пойдем.

— Куда пойдем? — прищурилась я, пытаясь разгадать его план.

— Ты понимаешь, что такое «сюрприз»? — отрезал он, повернув меня в сторону лестницы. Казалось, его теплые руки прожигают мне футболку, оставляя на коже легкие ожоги. — Не спорь, просто возьми телефон и идем. Или ты не хочешь?

— Хочу. — На самом деле больше всего мне нравилось ощущать на себе его руки.