Убегай!

– Что вы делаете? – спросила она.

– Не припоминаю этого имени. Спрошу у сына и у другой дочери. Они лучше знают друзей Пейдж.

– Вряд ли Пейдж и Генри могли быть друзьями.

– Тогда какая между ними может быть связь?

Елена Рамирес пожала плечами:

– Отчасти поэтому я и явилась сюда. Чтоб попытаться это узнать. Не вдаваясь в излишние подробности… в общем, похоже на то, что незадолго до своего исчезновения Генри Торп связывался либо с вашей дочерью, либо, возможно, с ее дружком, Аароном Корвалом.

– Связывался… каким образом?

Она достала маленький блокнотик, лизнула палец и принялась листать страницы.

– Сначала был телефонный звонок. Генри кто-то звонил с телефона вашей дочери. Это было две недели назад. Потом какое-то время шли текстовые сообщения, а за ними письма по электронной почте.

– И что было в этих сообщениях и письмах?

– Не знаю. Сообщения, думаю, сохранились у них в мобильниках. До них мы добраться пока не можем. Все электронные письма удалены. Мы смогли только определить, что они были посланы, но не более того.

– Почему вы думаете, что все эти сообщения могут быть важными?

– Я этого не знаю, мистер Грин. Но пытаюсь узнать. Когда я ищу пропавшего человека, то стараюсь обращать внимание на аномалии, все, что не вписывается в их обычную жизнь.

– И эти письма и текстовые сообщения…

– Да, это как раз и есть аномалии. Вы можете себе представить, что Генри Торп, двадцатичетырехлетний мужчина из Чикаго, ни с того ни с сего перезванивается или переписывается с вашей дочерью или с этим Аароном Корвалом?

Чтобы ответить на этот вопрос, Саймону не пришлось долго думать.

– А Генри Торп когда-нибудь употреблял наркотики?

– Бывало.

– Вот вам и возможный ответ.

– Возможный, – сказала Елена. – Но наркотики можно купить и в Чикаго.

– Может быть, понадобилось что-то особенное.

– Может быть. Но я так не думаю, а вы?

– Тоже, – сказал Саймон. – Но так или иначе, моя дочь и ваш клиент пропали.

– Да.

– И чем я могу вам помочь? – спросил Саймон.

– Первый вопрос, который я себе задала: почему сначала они общались по телефону эсэмэсками, а потом перешли на компьютер и электронную почту?

– И что?

– И насколько серьезно они подсели на наркотики? Я имею в виду вашу дочь и Аарона.

– Очень серьезно, – ответил Саймон, не видя причины скрывать правду.

Корнелиус щелкнул пальцами, ему в голову пришла какая-то мысль.

– Пейдж могла продать свой мобильник. Ей нужны были деньги на дозу. – Он повернулся к Саймону. – Здесь это обычное дело.

– Да, этот мобильник больше не функционирует, – согласилась Елена, – так что я это тоже буду иметь в виду.

Но Саймон не был в этом так уверен.

– Значит, Пейдж сменила мобильник на компьютер?

– Ну да.

– И где теперь этот компьютер?

– Наверное, тоже продан, – сказал Корнелиус.


– Это только предположение, – сказала Елена. – Она могла прихватить его с собой, когда исчезла. То же самое мог сделать и убийца. Но главный вопрос в том, откуда у нее вообще взялся компьютер. Не могла же она купить его, вы согласны?

– Вряд ли, – ответил Саймон. – Если уж она ради наркотиков продала мобильник, с чего бы ей тратить деньги на компьютер?

– Это означает, что, вполне вероятно, она украла его.

Саймон уже почти смирился с этим. Его дочь. Наркоманка. Продает свои вещи, чтобы достать дозу. Воровка.

А что еще?

– Мистер Грин, вы хорошо владеете компьютером?

– Просто Саймон. Нет.

– Хороший специалист, а у меня такой есть, его зовут Лу, может проверить сетевой адрес, – сказала Елена. – Иногда можно отследить местонахождение компьютера вплоть до города, улицы и даже владельца.

– А мог бы ваш Лу вычислить, кем был прежний владелец ее компьютера?

– Нет, – ответила Елена, – но он определил, что это компьютер из Амхерста, штат Массачусетс. Если говорить точнее, из кампуса Амхерстского колледжа. Ваш сын не там учится?





Глава четырнадцатая




Когда Саймон с Еленой прибыли в больницу, Аня спала, сидя в желтом пластмассовом кресле. Голова ее покоилась на здоровенном, как шар для игры в боулинг, плече ее дяди Роберта, мужа Ивонны. Это был крупный энергичный мужчина, сплошные мускулы, почти лысый, бывший футболист, обаятельный, душа нараспашку. Он был прекрасным юристом – присяжные обожали его очаровательную улыбку, его добродушные шуточки рубахи-парня, за которыми скрывался живой и гибкий ум настоящего правоведа с его молниеносной манерой вести перекрестный допрос. И еще, если не говорить об Ивонне, Роберт был самым близким другом Саймона.

Роберт осторожно, стараясь не разбудить Аню, отодвинулся от нее и встал. Поприветствовал Саймона крепким медвежьим объятием. У Роберта всегда хорошо получались медвежьи объятия; Саймон закрыл глаза и на мгновение прижался к нему.

– Ты в порядке?

– Нет.

– Я так и думал.

Они оторвались друг от друга и одновременно посмотрели на спящую Аню.

– К Ингрид детей не пускают. До восемнадцати лет, – сказал Роберт.

– Значит, Сэм…

– Они с Ивонной там у нее, да. Палата семьсот семнадцать.

Роберт бросил быстрый взгляд на Елену Рамирес. Саймон решил, что она сама объяснит ему, кто она такая, и направился к палате 717. Корнелиус остался дома. Ему делать было больше нечего – он и так сделал более чем достаточно, – и он чувствовал, что с большей пользой проведет время в Мотт-Хейвене, чтобы держать руку на пульсе.

– Но если я вам нужен… – добавил Корнелиус, когда они обменялись по телефону новой информацией.

Саймон открыл дверь в палату Ингрид. Прежде всего он услышал эти проклятые звуки – пикающие, сосущие, лязгающие, – которые никак не способствовали созданию теплой и заботливой атмосферы.

Его сын Сэм, его прекрасный восемнадцатилетний мальчик, сидел на стуле рядом с кроватью матери. Он повернулся к отцу: лицо его было мокрым от слез. Сэм всегда был ребенком чувствительным, «вечно у него глаза на мокром месте», ласково говорила о нем Ингрид. Впрочем, как и у его отца. Когда три года назад умерла мать Саймона, Сэм плакал не переставая, рыдал взахлеб, Саймон поверить не мог, что мальчишка на такое способен, как ему только сил хватило на это.

Когда Сэм впадал в такое состояние, утешить его было невозможно. Как бы он ни переживал, к нему лучше было не подходить, от этого ему становилось только хуже. Ему нужно побыть одному, и он не раз говорил им об этом. Останавливать его, успокаивать бесполезно, результат всегда будет противоположный.

– Не трогайте меня, подождите, оно само пройдет, хорошо? – бывало, говорил он, глядя умоляющими глазами, даже когда был еще совсем маленьким.

Ивонна стояла у окна. Увидев Саймона, она вяло улыбнулась.

Саймон подошел к кровати. Положил руку на плечо сына, склонился к жене, поцеловал ее в щеку. Ему показалось, что Ингрид сегодня выглядит хуже: бледная, почти бесцветная, – вся эта сцена была словно отрывком из кинофильма, в котором показывают, как Смерть борется с Жизнью и Смерть вот-вот одержит верх.

Саймону казалось, чья-то холодная рука проникает ему в грудь и сжимает сердце.

Он снова посмотрел на Ивонну и бросил короткий взгляд на дверь, а потом снова на нее, попросив ее тем самым, чтобы она вышла. Ивонна мгновенно все поняла. Не говоря ни слова, она скрылась за дверью. Саймон взял стул и поставил его рядом со стулом Сэма. На сыне была красная футболка с рекламой соуса чили. Сэм любил носить такие футболки. Эту Ингрид купила ему две недели назад, после того как Сэм рассказал, что еда в колледже нормальная, но если добавить этот соус, то станет еще вкуснее. Ингрид послушно зашла в Интернет, нашла там футболку с рекламой этого соуса и отправила ее Сэму.

– Ты в порядке?

Это был глупый вопрос, но что еще Саймон мог сказать? Слезы струились из глаз сына, и когда Саймон произнес эти слова, лицо Сэма застыло, словно в него плеснули холодной водой.

Сэм был так счастлив учиться в Амхерсте. А вот Пейдж в колледже скучала по дому – ну почему, черт побери, они не обратили на это должного внимания? Зачем слушали непрошеные советы всяких доброхотов: не торопись, подожди, нечего нянчиться с ней, как с малым ребенком, пусть привыкает к самостоятельности. Сэм сразу вписался в студенческую жизнь. Что ни новый знакомый – для него это прекраснейший человек в мире. Его сосед по комнате в общежитии, Карлос, оболтус и лодырь из Остина, со щегольской маленькой бородкой под нижней губой, был для Сэма вообще чуть ли не идеалом. Сэм немедленно записался и стал членом всяких клубов, спортивных секций и академических групп.

Ингрид, вероятно, была бы недовольна тем, что Саймон оторвал его сейчас от всего этого.