Убийства по алфавиту

– Вы же знаете нынешнее поколение, инспектор, – сказал Барнард. – Все такие независимые, по-другому и не скажешь. И сейчас, когда на дворе лето, они совсем не торопятся домой по вечерам. Хотя Бетти обычно возвращалась в одиннадцать часов.

– А как она входила в дом? Вы оставляли дверь открытой?

– Мы всегда оставляли ключ под ковриком, вот.

– Ходят слухи, что ваша дочь была обручена и собиралась замуж?

– Ну, нынешнее поколение не смотрит на это с такой формальной точки зрения, – ответил Барнард.

– Его зовут Дональд Фрэйзер, и мне он очень нравился, – вмешалась миссис Барнард. – Бедняга, для него это будет ужасно. Интересно, знает ли он уже об этом?

– Как я понимаю, он работает в «Корт энд Брунскил».

– Да, они занимаются недвижимостью.

– Он обычно встречал вашу дочь после работы?

– Не всегда. Раз или два в неделю, если быть точным.

– А вы не знаете, собиралась ли она встретиться с ним вчера?

– Она ничего не говорила. Бетти вообще не любила говорить о том, куда идет или что будет делать. Но она была хорошая девочка, наша Бетти. Боже мой, я не могу в это поверить…

Миссис Барнард вновь стала всхлипывать.

– Старушка, возьми себя в руки. Держись, мать, – уговаривал ее муж. – Так уж нам суждено – выпить эту чашу до дна…

– Я уверена, Дональд никогда, никогда… – всхлипывала женщина.

– Постарайся взять себя в руки, – повторил мистер Барнард.

Он повернулся к полицейским.

– Я бы очень хотел сообщить вам что-нибудь полезное, но правда состоит в том, что я не знаю ничего, совсем ничего из того, что могло бы вас заинтересовать и помогло бы найти этого негодяя. Бетти была простой веселой девушкой, у которой был приличный парень, с которым она, как говорили в наше время, «гуляла». Почему кто-то вдруг захотел убить ее, не укладывается у меня в голове. В этом нет никакого смысла.

– В этом вы совсем недалеки от истины, мистер Барнард, – сказал Кроум. – А теперь я хотел бы осмотреть комнату Бетти. Вдруг там есть какие-нибудь письма или дневник…

– Конечно, если это необходимо, – сказал мистер Барнард и поднялся.

Он пошел первым, за ним Кроум, потом Пуаро, потом Келси, а я замыкал эту процессию.

На секунду я наклонился, чтобы завязать шнурок, и в этот момент увидел, как к дому подъехало такси, из которого выскочила девушка. Она расплатилась с водителем и поспешила к дому, держа в руках небольшой чемоданчик. Войдя в прихожую, девушка увидела меня и замерла на месте.

Что-то в ее позе настолько привлекло мое внимание, что я был заинтригован.

– Кто вы? – спросила она.

Я сделал несколько шагов вперед. Почувствовав неловкость, я не знал, как ей ответить. Надо ли мне назваться? Или сказать, что я попал сюда вместе с полицией? Однако девушка не дала мне времени, чтобы что-то решить.

– Ах да, – произнесла она, – могла бы и сама догадаться.

Девушка стянула с головы белую вязаную шапочку и бросила ее на пол. Затем слегка повернулась, так, что свет стал падать прямо на нее, и я смог рассмотреть ее получше.

С первого взгляда мне показалось, что передо мною живая голландская кукла, в которые играли мои сестры, когда мы были детьми. Ее волосы были темными, и прямая челка падала ей на лоб. У нее были высокие скулы, а во всем теле присутствовала современная угловатость, которая почему-то не показалась мне непривлекательной. Она не была красавицей, скорее просто милой, но в ней чувствовалась какая-то глубина и сила, которые не позволяли пройти мимо нее в толпе.

– Вы мисс Барнард? – спросил я.

– Я Меган Барнард. А вы, полагаю, из полиции?

– Ну, – ответил я, – не совсем так.

– Я думаю, что мне нечего вам рассказать, – прервала она меня. – Моя сестра была милая молодая девушка, не замеченная в порочащих ее связях. Так что всего вам доброго.

Произнося эту фразу, девушка коротко усмехнулась и с вызовом посмотрела на меня.

– Я ведь все правильно сказала?

– Я не репортер, если вы об этом беспокоитесь.

– Тогда кто же вы? – Меган осмотрелась кругом. – А где мама с папой?

– Ваш отец показывает полиции комнату вашей сестры. Ваша мать тоже там. Она очень расстроена.


Казалось, девушка приняла решение.

– Идите сюда, – сказала она и, распахнув дверь, вошла в помещение.

Войдя вслед за ней, я оказался на небольшой, но уютной кухоньке. Я уже хотел было закрыть за собой дверь, но почувствовал неожиданное сопротивление. В следующее мгновение в дверь проник Пуаро и закрыл ее за собой.

– Мадемуазель Барнард? – спросил он, быстро поклонившись.

– Это Эркюль Пуаро, – представил я своего друга.

Меган Барнард бросила на маленького бельгийца быстрый оценивающий взгляд.

– Я о вас слыхала, – сказала она. – Вы ведь та самая модная частная ищейка, правда?

– Характеристика не совсем точная, но сойдет и такая, – согласился Пуаро.

Девушка присела на край кухонного стола и стала шарить в сумке в поисках сигареты. Она зажала ее губами, прикурила, а затем сказала между двумя затяжками:

– Не могу понять, почему сам месье Эркюль Пуаро заинтересовался этим скромным маленьким преступлением.

– Мадемуазель, – ответил маленький бельгиец, – того, что не понимаете вы, и того, что не понимаю я, хватит, чтобы заполнить толстенный том. Но все это не имеет никакого практического значения. А то, что имеет это значение, будет не так-то просто найти.

– Что именно?

– К сожалению, смерть всегда создает пристрастные мнения, и эти пристрастные мнения всегда в пользу умершего. Я слышал, как вы только что сказали моему другу Гастингсу: «Милая молодая девушка, не имевшая порочащих ее связей». Когда вы говорили это, вы пытались издеваться над тем, что пишут газеты. И вы абсолютно правы: когда умирает молодая девушка, то именно так обычно и пишут. Она была мила. Она была счастлива. У нее был хороший характер. Ничто в этом мире ее не беспокоило. У нее не было нежелательных знакомств. Мертвых всегда превозносят. Знаете, чего мне хочется сейчас больше всего? Я хочу найти человека, который знал бы Элизабет Барнард, но который еще не знает, что она умерла. Наверное, только в этом случае я смогу услышать что-то полезное для себя – правду.

Меган Барнард молча смотрела на сыщика, пока не докурила сигарету. Наконец она заговорила, и ее слова заставили меня подпрыгнуть на месте:

– Бетти была законченной маленькой идиоткой!





Глава XI

Меган Барнард




Как я уже сказал, слова Меган Барнард, а еще скорее тот сухой, деловой тон, которым они были произнесены, заставили меня подскочить на месте.

Пуаро же просто наклонил голову с серьезным видом.

– À la bonne heure[37], – произнес он. – Вы очень умны, мадемуазель.

А Меган продолжила все тем же беспристрастным тоном:

– Я всегда очень любила Бетти. Но моя любовь не мешала мне видеть, какой же дурой она была в действительности, о чем я ей при случае говорила совершенно открыто! Сестры ведь для этого и существуют.

– А она прислушивалась к вашим замечаниям?

– Скорее всего, нет, – последовал циничный ответ.

– А если поточнее, мадемуазель?

Девушка заколебалась.

– Я вам помогу, – сказал Пуаро с легкой улыбкой. – Я ведь слышал, что вы сказали Гастингсу. Что ваша сестра была хорошей, счастливой девушкой, не имевшей порочащих ее связей. А в действительности все было un peu[38] наоборот? Не так ли?

– В Бетти не было ничего плохого, – медленно сказала Меган. – Я хочу, чтобы вы это поняли. Она всегда была очень прямолинейна. Никогда не заводила интрижки на воскресные дни. Совсем нет. Но она любила, когда ее выводили в свет, любила танцевать, обожала дешевую лесть и комплименты и все такое прочее.

– И она была хорошенькая, да?

На этот раз на вопрос, который, на моей памяти, Пуаро задавал уже в третий раз, он получил наконец простой и ясный ответ.

Меган соскользнула со стола, подошла к своему чемоданчику, открыла его и достала из него что-то, что она протянула Пуаро.

В кожаной рамке был портрет светловолосой улыбающейся девушки. Было видно, что ее волосы были только что завиты, – они представляли собой массу мелких колечек. Улыбка была широкая и насквозь деланая.

Это было не то лицо, которое можно было назвать красивым, но оно, без сомнения, было хорошеньким.

– Вы с ней совсем не похожи, мадемуазель, – заметил Пуаро, возвращая фотографию.