Убийство в доме викария
Часть 41 из 48 Информация о книге
Она быстрым шагом пошла по тропинке к дому, а я глядел ей вслед, словно прикованный к месту. Я терялся в догадках. Глава 27 Гризельда и Деннис еще не вернулись. Я подумал, что надо было мне проводить мисс Марпл и заодно позвать их домой — это было бы вполне естественно. Но мы с ней были так поглощены обсуждением всех возможных перипетий тайны убийства, что забыли о существовании всех остальных. Я стоял в холле, раздумывая, не пойти ли мне за ними, но тут раздался звонок. Я вернулся к двери. Заметив, что в почтовом ящике лежит письмо, я решил, что звонил почтальон, и вынул письмо из ящика. Но снова раздался звонок, и я, впопыхах сунув письмо в карман, открыл дверь. За дверью стоял полковник Мельчетт. — Привет, Клемент. Еду домой из города, на машине. Решил проведать. Не дадите ли чего-нибудь выпить? — Конечно, я очень рад. С превеликим удовольствием! — сказал я. — Прошу ко мне. Он снял кожаное пальто и прошел со мной в кабинет. Я достал виски, содовую и два бокала. Мельчетт стоял у камина, широко расставив ноги, и поглаживал стриженные щеточкой усы. — У меня для вас есть кое-что новенькое, Клемент. Вы такого еще и не слыхивали. Но с этим можно повременить. Как дела тут у вас? Еще какая-нибудь старая леди взяла след? — Ничего плохого в этом не вижу, — сказал я. — Во всяком случае, одна из них считает, что идет по горячему следу. — Наша приятельница мисс Марпл? Да? — Наша приятельница мисс Марпл. — Такие особы всегда считают, что знают все лучше других, — сказал полковник Мельчетт. Он с явным удовольствием потягивал виски с содовой. — Быть может, с моей стороны нескромно задавать вопросы, — сказал я, — но надеюсь, что кто-нибудь допросил парнишку из рыбной лавки. Я хочу сказать, что, если убийца вышел через парадную дверь, малый, возможно, видел его. — Слак его допросил, можете не сомневаться, — сказал Мельчетт. — Но парень говорит, что никого не встречал. Что в принципе и понятно. Убийца не станет лезть на глаза. Скажем, у ваших ворот можно и в кустах переждать. Посыльный заходил к вам, к Хэйдоку и к миссис Прайс Ридли. От него схорониться ничего не стоило. — Да, — сказал я. — Вы правы. — А с другой стороны, — продолжал Мельчетт, — если все же это дело рук негодяя Арчера и юный Фред Джексон видел здесь его, он едва ли проговорился бы. Арчер его двоюродный брат. — Вы всерьез подозреваете Арчера? — Понимаете ли, старик Протеро его на дух не переносил. И тот был не прочь с ним расквитаться. А снисходительностью старик похвастаться не мог. — Да, — сказал я. — Человек он был жесткий и непримиримый. — Я всегда говорю: живите и давайте жить другим, — сказал Мельчетт. — Конечно, закон есть закон, но никому не повредит хоть малая доля человечности. Протеро не знал снисхождения. — Он этим гордился, — сказал я. Мы помолчали, потом я спросил: — А что это за удивительная новость, которую вы мне обещали? — Да уж, куда удивительнее. Помните ту незаконченную записку, которую Протеро писал, когда его убили? — Да. — Мы ее отдали на экспертизу, чтобы убедиться, что «18.20» было приписано другой рукой. Само собой, послали образцы почерка Протеро. Хотите знать заключение? Эту записку Протеро вообще не писал. — Значит, это подделка? — Вот именно, «18.20» действительно написано другой рукой, но они в этом не уверены. Эта отметка сделана другими чернилами, но сама записка — подделка. Протеро ее не писал. — Они в этом уверены? — Настолько, насколько могут быть уверены эксперты. Вы же знаете, что такое эксперт! Ох! Но в этом они уверены как будто. — Потрясающе, — сказал я. Затем память вдруг преподнесла мне сюрприз. — Послушайте, — сказал я. — Я помню, что миссис Протеро сразу сказала, что почерк совсем не похож на почерк ее мужа, но я не обратил на это внимания. — Вот как? — Я решил, что это обычная женская глупость. Тогда единственным бесспорным во всем деле была именно записка. Мы смотрели друг на друга. — Любопытно, — сказал я. — Мисс Марпл только нынче вечером говорила, что записка ненастоящая. — Шустрая старушенция. Можно подумать, что она собственными руками совершила убийство — слишком много знает, а? Тут зазвонил телефон. В телефонном звонке есть что-то до странности одушевленное. На этот раз он звонил отчаянно, с какой-то мрачной, трагической настойчивостью. Я подошел и взял трубку. — Викарий слушает, — сказал я. — Кто это? Странный, сдавленный и визгливо-истерический голос раздался в трубке. — Я хочу покаяться! — возопил он. — Боже мой, я хочу покаяться! — Алло, — сказал я. — Алло! Послушайте, вы меня разъединили. С какого номера мне звонили? Тягучий голос ответил, что не знает. И лениво добавил, что просит извинить за беспокойство. Я положил трубку и обернулся к Мельчетту. — Вы как-то сказали, что рехнетесь, если еще кто-нибудь признается в убийстве? — Ну и что? — Да вот еще кто-то хочет покаяться. А коммутатор нас разъединил. Мельчетт бросился к телефону и схватил трубку. — Я им сейчас кое-что скажу! — Скажите, — согласился я. — Возможно, это на них подействует. Желаю удачи. А я ухожу. Мне кажется, я узнал этот голос. Глава 28 Я быстро шел по улице. Было одиннадцать часов, в воскресный вечер в это время деревня Сент-Мэри-Мид уже словно вымирает. Однако, увидев свет в окне второго этажа в одном из домов, я понял, что Хоуз еще не ложился, и решил зайти. Я остановился и позвонил в дверь. Долгое время никто не открывал, наконец домоправительница Хоуза, миссис Сэдлер, медленно и с трудом отодвинула два засова, сняла цепь и повернула ключ в дверях, после чего подозрительно выглянула в щелку. — Да это викарий! — удивленно воскликнула она. — Добрый вечер, — сказал я. — Я хотел повидать мистера Хоуза. Я увидел в окне свет, должно быть, он еще не спит. — Может, и не спит. Я к нему не заходила, только ужин подала. Вечер у него выдался тихий — никто не навещал, да и сам он никуда не ходил. Я кивнул, прошел мимо нее и поднялся по лестнице. У Хоуза и спальня и гостиная на втором этаже. Я прошел в гостиную. Хоуз лежал на низком кресле-диване. Он спал. Мои шаги его не разбудили. Рядом с ним стояла пустая коробочка из-под порошков и стакан, до половины наполненный водой. На полу, возле его левой ноги, валялся исписанный, смятый в комок лист бумаги. Я поднял его и разгладил. Начал читать: «Мой дорогой Клемент…» Я дочитал письмо до конца, невольно вскрикнул и спрятал его в карман. Потом склонился над Хоузом, вглядываясь в его лицо.