В паутине иллюзий

Пока стоял в лифте, как мог, торопясь, двигался к палате Аркадии, не отпускала мысль, что заставила его так испугаться. «Что Игнат делал в госпитале? А если приходил к ней? Тогда…» Он рванул на себя дверь палаты и замер на пороге, вглядываясь в лицо Аркадии Львовны – неподвижная бледность и свесившаяся с кровати рука подтвердили его опасения.

– Аркашенька! – вскрикнул он, уже не сомневаясь в том, что та мертва, и рванул к ней. Упав на стул рядом, Карл Генрихович схватил безжизненную руку подруги и прижал к своим мокрым от слез щекам.

– Ммм-м, – раздалось из кровати громкое мычание. Брехт вздрогнул.

– Аркаша? Ты жива? Какое счастье! – Он растерянно улыбнулся, вроде бы еще сомневаясь в этом. Лишь широко раскрывшиеся глаза женщины и непрерывный возмущенный звук, который та издавала, убедили его в том, что он фатально ошибся.

– Аркашенька… я столкнулся в дверях… да? Я правильно понял – Игнат был здесь? Хорошо-хорошо… не волнуйся так. Меня он не узнал, не переживай! Слава богу, он тебе ничего не сделал! Ах, как нужно, чтобы ты заговорила, как некстати ты… тут… все-все, молчу. – Карл Генрихович успокаивающе похлопал ее по руке, аккуратно уложенной им вдоль неподвижного тела. – Я тебе фруктов принес, покушай, зайка, а я пойду пока… да-да!

Заторопившись вдруг, он, опираясь на трость, вскочил и двинулся к выходу. Ему нужно было обдумать свои дальнейшие действия. То, что Игнат не тронул Аркадию, ничего не значило: госпиталь – место людное, мог проявить элементарную осторожность. Или, к примеру, просто пожалеть старушку. А ему, вполне здоровому и еще практикующему доктору, нужно бы начать опасаться. Да, именно вот с этой минуты – сейчас он выйдет за порог лечебного учреждения и будет беззащитен, как… Как кто, Брехт не придумал. Новая, не менее важная проблема могла возникнуть совсем скоро. Девочка четырнадцати лет, очевидно, не захочет обратно в детский дом и тогда начнет живо интересоваться своими родителями. «Или уже? Сейчас интернет, поисковые группы – все в помощь!» – от этой мысли Карлу Генриховичу стало совсем уж плохо. Он решительно остановился перед дверью на улицу, что уже намеревался открыть, и, отойдя в сторону, достал из куртки телефон.

– Такси? Машину, пожалуйста, к госпиталю…





* * *


Аркадия Львовна плакала. Вот и Карл оставил ее в такой трудный момент. Уже не впервые отвернувшись от ее проблем. Лишь однажды его помощь стала неоценимо действенной и вызвала ее искреннюю благодарность.

…Выпускной бал ее старшей дочери Марго стал испытанием для всех. Первой пострадала бабушка – внучка накричала на нее за плохо выглаженное платье и разрыдалась. В это время Аркадия еще не вернулась со службы, младшая дочь Мила ушла в танцевальную студию, дома были лишь они вдвоем. Истерика длилась недолго, позвонил одноклассник Марго Антон и, быстро оценив обстановку, поспешил на помощь. Жил парень в соседнем доме, дружил с Марго с первого класса, к капризам подруги был стоек. Пришел он при параде – до бала оставался примерно час. Главной его задачей стало гасить вовремя очередное взбрыкивание Марго, чтобы для последней бал хотя бы состоялся – с нее могло статься порвать платье, размазать нанесенную косметику по лицу и заявить, что никуда не пойдет. Аркадия позвонила, когда молодежь уже ушла, а усталая бабушка прилегла отдохнуть. Подумав, что будет с Марго, если та не увидит мать среди сидящих в зале (Аркадия как раз и сообщила, что не успевает к началу), и, ужаснувшись, бабушка стала спешно одеваться. В это же время вернулась с танцев Мила и тут же решила к ней присоединиться. То, что сестра накануне просила ее «не портить» своим присутствием праздник, Милочка тогда не вспомнила.

Аркадия Львовна успела лишь к собственно балу. Шагнув в распахнутые двери актового зала старинного особняка школы, она взглядом выхватила две сценки: Мила в скромном, почти домашнем платье, окруженная выпускниками, весело смеялась их шуткам, а поодаль злобствовала кучка выпускниц во главе с Марго. Аркадия Львовна окликнула младшую дочь, но тут из мощных колонок грянул вальс. Первым, кто подхватил Милу, был друг Марго Антон. И снова, тогда еще капитан милиции Улицкая, опытный следователь городской прокуратуры, а ранее оперативник с многолетним стажем и так далее… не успела упредить беду. Марго, которую она пыталась удержать на пути к танцующей паре, оттолкнула ее с такой силой, что Аркадия Львовна упала, больно ударившись головой о колонну зала. Откуда в руках девочки оказался нож, позже объяснить ни Марго, да и никто другой так и не смогли. Антона спасло, что ножик был столовым, с закругленным концом и плохо заточенным лезвием.

Марго Аркадия Львовна без малейшего сожаления закрыла в частную психиатрическую клинику Карла Брехта. Карл лично занимался с девочкой по разработанной им же методике, пуская на свидания только бабушку. Мать и в особенности Мила стали для несостоявшейся убийцы главными раздражителями. Одно упоминание имени младшей сестры могло спровоцировать у Марго стойкий нервный срыв.

Через два года Марго вернулась домой. Спокойная, с ласковой, какой-то отрешенной улыбкой на миловидном личике, она нежно коснулась губами щеки матери и затем крепко обняла бабушку. Брехт, стоя поодаль, победно смотрел на Аркадию Львовну, ошеломленную столь резкими переменами в характере дочери. Она недоверчиво хмурилась, словно ожидая подвоха, но Карл подмигнул ей и глазами показал на кухонную дверь. За чашкой кофе вкратце рассказал о своей методике, давшей такие восхитительные результаты. «Марго стала кроткой и послушной, Аркашенька! Поверь мне! И она божественно рисует! Именно божественно, потому как картины ее непонятны и загадочны. Но в них определенно есть смысл… н-да… только постичь его сможет не каждый». Он, достав из папки плотные листы, разложил их перед Аркадией Львовной. Та невольно поморщилась: нагромождение цветных цифр, линий, слов и каких-то непонятных символов вызвало у нее недоумение и напомнило рисунки из учебника краткого курса психиатрии, прочитанного им, будущим юристам, в университете. «Н-да… я же говорю – поймет не каждый…» Брехт сгреб рисунки в стопку. «Карл, Марго точно… не опасна?» – все же усомнилась Аркадия Львовна, покосившись на картины дочери. «Не беспокойся, зайка. Конечно, до конца здоровой ей не быть. Выдадим девочку замуж… Но сначала – образование! У нее весьма неплохо идут языки, представь себе! Словарный запас английского просто изумляет!» Он улыбнулся. Аркадия Львовна успокоилась. «Карлу, конечно, виднее, но с сестрой пока встречаться ей незачем», – решила она. Мила в это время жила в Москве, мечта о карьере танцовщицы привела ее в приемную комиссию университета культуры и искусств. Однако встречи сестер избежать не удалось: Мила вскоре вернулась домой, провалив экзамены. В квартиру она вошла, открыв дверь своим ключом, и в прихожей наткнулась на Марго, видимо, собиравшуюся куда-то уходить. Бросив дорожную сумку на пол, Мила испуганно прижалась спиной к входной двери. Марго же, казалось, искренне обрадовалась ей, обняла порывисто и чмокнула в щеку. И, подхватив сумку, за руку повела опешившую от такого радушного приема Милу в их девичью спальню.

Вернувшаяся со службы Аркадия Львовна застала мирную картину – сестры с бабушкой пили чай за кухонным столом, Мила что-то рассказывала, улыбаясь, и выглядела совсем не расстроенной своей неудачей.

Полгода прошли в спокойствии и гармонии. Мила успела-таки с документами в местный университет культуры, легко поступила на факультет хореографии, пропадала на занятиях и почти не бывала дома. Марго много занималась, решив начать учебу через год. Аркадия Львовна расслабилась. Но, как оказалось позже, зря…



В палату вошла медсестра, неся штатив с капельницей. Аркадия Львовна отвлеклась от воспоминаний, невольно залюбовавшись стройной фигуркой девушки. Она часто задавалась вопросом: в кого такие же стройняшки обе ее дочери? Ни она, ни муж красотой и пропорциональностью фигур не обладали. Что, впрочем, мало волновало обоих. Брак их был чистым расчетом. Аркадии к тому времени настала пора обзавестись мужем (по большей части по настоянию мамы), и не так давно разведенный Улицкий показался подходящим для этого гражданского акта партнером. Свою выгоду нашел и Ян. Квартиру и прочие совместно нажитые блага он после развода оставил бывшей жене, привезя из родной Латвии лишь чемодан с одеждой. Но к комфорту женатого человека привыкнуть успел, мыкаться по общежитиям и съемным хатам не собирался, а свадьба с приятной ему женщиной, имеющей к тому же приличную квартиру, решала все проблемы. Русская пословица «стерпится – слюбится» неожиданно сработала, родив крепкую семью с двумя дочками. Правда, младшую Ян Улицкий увидеть не успел…



Чувствуя, что засыпает, Аркадия Львовна пыталась удержать только что мелькнувшую мысль – сомнение. Что-то смутило ее в поведении Игната, даже не упрекнувшего ее в том, что с ним произошло. Это могло означать лишь одно: он до сих пор винит себя в смерти Милы. Она вздохнула с облегчением и вспомнила, как пыталась добиться его досрочного освобождения, подключив московского адвоката Зинаиду Берштейн. Но та после посещения осужденного в колонии лишь развела руками – Игнат отказался от подачи ходатайства об условно-досрочном освобождении. Слова его, переданные адвокатом для нее, Аркадии Львовны, насторожили и даже заставили на миг испугаться – Игнат пообещал разобраться во всем сам. Четырнадцать лет – срок долгий, Аркадия Львовна успела забыть об этом. И вот Игнат вернулся…





Глава 15




Амелин уже час сидел в припаркованной возле ресторана у причала машине, но женщина с редким для России именем Руфина Грассо, обещавшая сама подойти к его автомобилю, так и не появилась. Он в который раз набрал ее номер, но поначалу шли гудки вызова, а теперь абонент был вне доступа. Нехорошее чувство, что его обманули, вытеснила тревога.

Амелин знал одно – Руфина имеет какое-то отношение к детскому дому, скорее всего работает там. Решив ехать прямиком туда, он завел двигатель.

То, что Нюшину папку из сейфа взяла Лана, он не сомневался. Оставалось выяснить – зачем? И что за отношения связывали его жену и Марго? Выходило, та Лане доверяла, раз дала ключ от мастерской.

В гарнитуре заиграла мелодия, настроенная на звонки Нюши.

– Слушаю, Нюша. Где ты? Как пропали? Я понял. Ничего не трогай, жди меня. Дверь никому не открывай. Задвижка есть? Хорошо! Я заеду по делам, это недолго, и затем в мастерскую. – Он отключился. – Черт! Что происходит?!

Первое, что он увидел в холле детского дома, был установленный на тумбе женский портрет с траурной лентой. Почему-то сразу стало ясно, что на фотографии Руфина Грассо, что ему тут же подтвердил охранник на входе. Он же сообщил, что директора Виктории Павловны Соловьевой на месте нет.

– Кто б сомневался, – тихо сказал Амелин, будучи уже уверенным, что вокруг Нюши разыгрывается если не драма, то плохой спектакль.

Поднимаясь в лифте на мансардный этаж, вспомнил Кирилла – через час тому нужно ехать на тренировку, а дома лишь Вера Антоновна.

– Нюша, открывай, я у мастерской. – Он позвонил ей на мобильный.

– Проходи. Вот смотри. – Она указала на пустые рамы. – Одну картину я унесла домой вчера. А ключ остался внутри, когда дверь захлопнула. Это был ключ Марго. Вот он, лежит на столе. Поэтому и просила второй у Ланы, вспомнила, как однажды Марго поручила ей что-то в мастерскую отвезти. Думаешь, жена твоя тут побывала?

– Почти уверен. Только не пойму – зачем ей они?

– Дед… я еще вчера хотела сказать – рисунки Марго не совсем простые! Точнее, там шифр! Нужно только разгадать. На той, что у меня дома, есть дата смерти самой Марго. Понимаешь? Когда она эту картину писала?


– Там в нижнем углу год…

– Я смотрела – двухтысячный! Восемнадцать лет назад!

– Ты хочешь сказать, что Марго уже тогда знала дату своей смерти?!

– Да… и не только своей. Картин двенадцать, – мрачно констатировала Нюша.

– Невероятно! – Амелин огляделся. – Не поверишь, я здесь впервые!

– А как же ее выставки?

– Привозила рисунки в галерею, – пожал он плечами. – А там, за ширмой – что?

– Марго гадала на картах. Они в шкатулке, посмотри. Один раз и мне разложила. Сказала учить математику и астрономию… еще, что будет рядом, но недолго. Дед, она знала, что умрет. А теперь я одна осталась, понимаешь? Она мне тогда сказала, что сила дается только тем, кто остается один! А я не поняла сразу. И сейчас не понимаю – какая такая сила? И картин нет – как же я разгадаю, что на них? Если их украли! – Нюша готова была расплакаться.

Амелин даже не пытался ее успокоить. У самого в горле стало сухо от волнения. Конечно, поверить Нюше вот так сразу он не мог. Возможно, девочка нафантазировала себе что-то, глядя на весьма необычные рисунки Марго. Но как мало он знал свою невестку! Карты, гадания… впрочем, та всегда была не от мира сего. А его сын? Федор знал об этом увлечении жены? Причину его женитьбы на этой странной девушке Марго Улицкой сам Александр Михайлович не знает до сих пор! Но он никогда не сомневался, что любви в их отношениях не было.

…Он встретил вернувшегося из армии сына пьяным в стельку. Лана с ним давно не жила, перебравшись к артисту местного драмтеатра. Холостяцкий быт не требовал особой чистоты и уюта, старый холодильник был пуст, Амелин питался хлебом и дешевыми рыбными консервами, какие хозяева обычно покупают своим усатым питомцам. Федор после службы оставался еще и на сверхсрочную, поэтому для него, отца, его возвращение стало полной неожиданностью. Сын, видимо, долго пытался растолкать его, спящего хмельным сном. Амелин изредка открывал глаза, видел его лицо и, думая, что померещилось, засыпал вновь. Утром выяснилось – сын не видение, а живой, крепкий парень с хмурым взглядом.

В клинику Амелин лег вполне осознанно, но под влиянием сильно повзрослевшего Федора. Год пролетел в страданиях – так определил свое постоянное больное состояние он сам, жалуясь сыну во время редких его визитов. А Федор рассказывал о новой работе в администрации города, куда устроил его бывший сослуживец. И каждый раз добавлял – держись, мол, папа, нас ждут великие дела. И он держался. Уверенность, что выйдет из клиники вполне здоровым, росла. К алкоголю не тянуло, лишь давила закрытая система лечебного учреждения: решетки на окнах и запертые входные двери.

Забрал его Федор из клиники на съемную квартиру в новостройке. Осмотревшись, Амелин понял, что живет сын один – никаких следов женщины не наблюдалось.

Работа ему, как оказалось, уже нашлась – учителем в районной художественной школе. Федор уверенно двигался по служебной лестнице, через три года заимев собственный кабинет и личного секретаря. Тогда же они переехали в небольшую двушку в центре. Амелина немного смущало, что сын не женится, но Федор отмахивался – карьера важнее. И все же Федор однажды привел к ним в дом молодую жену. Он рассказал о ней вкратце, отделавшись парой фраз, но зато долго оправдывался, что, мол, пора, тридцать уже, не мальчик, вот и… На робкий вопрос отца «А свадьба когда?» сын небрежно бросил: «Так расписались уже…»

Поначалу он не знал, как себя вести с Марго, та обычно была погружена в себя, едва ли замечая свекра. Да и дома бывала редко, часто возвращаясь хорошо за полночь. Амелин видел, что сына это совсем не волнует, поэтому молчал, не осуждая, лишь удивляясь таким странным супружеским отношениям. Он преподавал уже в частной школе искусств, получая хорошую зарплату, и подумывал о том, чтобы купить квартиру и себе. Пусть и в кредит.

А спустя год произошла череда событий: Марго родила сына, Амелин открыл собственную художественную галерею выставкой ее работ, и к нему вернулась Лана. Он принял бывшую жену настороженно, лишь пожалев за неухоженный, даже какой-то потрепанный вид. Оказалось, драматический артист ее частенько поколачивал, вымещая злость за неудавшуюся свою карьеру.

Он сделал тогда глупость – оформил с ней отношения заново. Возможно, потому что все еще чувствовал за нее ответственность…

«Что ж, пора встречаться с Ланой. Или она мне объясняет все, или после развода я ее оставляю без жилья». Амелин достал из кармана телефон.

– Лана, нам нужно обсудить развод. – Он посмотрел на насторожившуюся Нюшу. – Подъезжай в квартиру Федора к девяти. Нет, раньше не нужно, я должен Кирилла проводить на тренировку. И захвати все, что ты унесла из мастерской и моего сейфа. Нет, дорогая, угрожать мне не стоит, это не в твоих интересах.

– Что она еще украла, дед? – Нюша презрительно фыркнула.

– Папку, в которую я собирал документы для опеки над тобой. Папка Кира в сейфе лежит, а твоя – пропала.

– А что в ней?

– Только листок, что ты мне дала. С именем и адресом бывшей медсестры роддома.





Глава 16




– Я должна с ним встретиться. Он обо всем догадался. – Лана затушила сигарету в пепельнице из оникса и достала из пачки еще одну.

– Нет проблем, поезжай. Когда? – Мужчина брезгливо поморщился.

– Будет ждать в девять у Амелиных. Картины придется отвезти.

– И не думай даже. То, что взяла их ты, доказательств никаких. Сделай глупенькое личико, ты же умеешь. – Он взял ее за подбородок и тут же отпустил. У Ланы от его прикосновения пошла кругом голова.



…Они встречались два месяца. Лана понимала, что шансов заполучить этого мужчину навсегда у нее мало – с самого первого дня инициативу проявляла лишь она, нагло навязывая свое общество. Порой было противно от своего приторного голоска, каким разговаривала с ним, снисходительно слушавшим ее бред. Показавшись красивой дурочкой при первой встрече, ей приходилось играть эту роль и далее.

Их познакомила Марго, представив его старым другом, долго жившим за границей. Познакомила вынужденно – Лана, проезжая вдоль набережной, заметила их за столиком на открытой веранде кафе. Любопытство, что за красавчик так живо повествует что-то жене Федора, наклонившись чуть не к самому уху, победило над осознанием собственного хамского поступка, какой собиралась совершить. К столику она подошла, громко цокая каблучками, как бы предупреждая о своем приближении. К ее удивлению, Марго, как ожидалось, не смутилась, ее кавалер галантно привстал, отодвинул соседний стул и предложил присесть. Через пару часов они перекочевали в ресторан при гостинице, а ближе к полуночи – в закрытый карточный клуб за городом. Лана знала, что Марго играет в казино со студенчества и Федор относится к этой слабости жены спокойно.

На вопрос о семейном статусе нового знакомого Марго небрежно ответила, что тот холост и не в поиске. «Ничего серьезного меж вами не будет, даже если тебе удастся его на пару ночей затащить в постель», – предупредила она. «А ты пробовала?» – обозлилась Лана, оценивающая себя очень высоко. «А мне зачем? – равнодушно пожала плечами Марго. – В моей жизни одна любовь!» Лана тогда подумала о Федоре и сыне, но, наблюдая за Марго, вдруг догадалась: без мужа и ребенка та проживет, но без азартной игры – нет. Новый знакомый играл вяло, особого интереса не проявлял и вскоре, проиграв небольшую сумму, заскучал. И тут Лана рискнула предложить ему… себя. Он ей безумно нравился, магнетизм его спокойного равнодушия притягивал сильнее, чем откровенное сексуальное желание, выкажи он его. В молчании они сели в ее машину, Лана вопросительно посмотрела на спутника, тот небрежно махнул рукой «вперед».

Первая из пары ночей, напророченных Марго, прошла на песчаном пляже клуба. Восхитительно легкое чувство свободы от хотя и редких, но обязательных супружеских соитий с Амелиным пришло уже тогда. Лана решила, что больше не станет унижать себя безрадостным сексом с мужем, отдавая себя всю лишь любимому. Да, она влюбилась впервые, сходя с ума от желания. Страсть, рвущаяся из нее бесстыдно, смелость ее ласк без границ дозволенного, откровенная жадность получать удовольствие снова и снова пугали ее и одновременно приводили в восторг. Она не замечала времени, в который раз застегнутых им пуговиц рубашки, опущенных устало рук и будила его вновь, целуя исступленно и требовательно. Если б не начавшийся внезапно дождь…

Они купались нагишом, смывая налипший на влажные тела песок и мелкие ракушки. Затем долго обсыхали в теплом салоне машины. Он спал, откинув сиденье, Лана же смотрела на его расслабленное лицо, отмечая каждую морщинку и родинку. Черные волосы мокрыми завитками спускались на лоб, прикрывая чуть заметный шрам от виска до внешнего угла глаза. Правая ладонь была сжата в кулак, левую руку он закинул за голову. Лана млела от нежности и желания прикоснуться к нему хоть бы кончиками пальцев, но, жалея его сон, сдерживалась как могла.

Они уехали с пляжа лишь на рассвете. Он не спросил ни номера ее мобильного, ни адреса, ни места работы, ничего… Лана, высадив его у гостиницы, в ресторане которой они накануне были, растерялась – он ушел молча, немного прихрамывая, небрежно махнув на прощание рукой. А она смотрела из окна машины на его великолепно вылепленную природой фигуру, пока он не скрылся за дверями старинного особняка. Расстроенная, Лана вынуждена была уехать домой.