В паутине иллюзий
Часть 28 из 29 Информация о книге
– Ну… о чем мы тут беседуем? – Он было двинулся к ней, но был остановлен взмахом пистолета. – Еще одна мужская особь подтянулась, – презрительно процедила Улицкая, не глядя на него. – Стой на месте, Карл! Ты меня знаешь, рука не дрогнет! – Ну что ты, Аркашенька… Меня-то за что? – Так уж и не за что, а, Карлуша? Всю жизнь под ногами путаешься, лекарь чертов! Предатель! Про этого, – она кивнула на Игната, – почему не сказал? А-а… думал, забудет меня, а ты тут как тут с колечком? Ну и дурак, никогда тебя за мужика не держала. Так, мальчик на побегушках. Ненадежный ты… – Зачем ты так… сколько раз помогал тебе… – Ну да! Одной рукой помогал, второй вредил. Нашим – вашим, вот так и живешь, подлая твоя натура! И сейчас нечего на меня зыркать – не подействует твой гипноз, не надейся. Иммунитет у меня против тебя… стойкий, – хохотнула она и вновь кивнула на Игната. – Не хочешь труп, уговори его уехать. Чтобы духу его в городе не было! Не получит ничего! – Аркашенька, ты уверена, что он… что ему нужно то, о чем ты думаешь? – Карл Генрихович опасливо покосился на Игната. Что тот знает? Что Аркадия успела ему рассказать? – Не важно. Если б не ты, он уже лежал бы с дырой по центру лба. Принесло тебя не вовремя! – Ты уже сказала? О Нюше? – Сам догадался. Или Марго проболталась? Виделся с Марго, как освободился, а, Игнат? Точно встречались… ну что ж, значит, решил-таки с дочерью познакомиться. – Что ты несешь?! – Игнат вскочил. – Сядь! Не знал, что девчонка твоя? – Улицкая рассмеялась. – Вот я… сама сболтнула! А зачем тогда она тебе? – Не она нужна Игнату, Аркаша, рисунок из мастерской Марго. Так, Игнат? – Эй, вы о чем это? – Улицкая непонимающе переводила взгляд с одного на другого. – Какой еще рисунок? Мазня Марго рубля не стоит! – Не нужно так о девочке, Аркаша, не нужно! Талант налицо. Ты не все знаешь, такой чудный побочный эффект от моей методики случился – Марго будущее видеть стала! Вернее, рисовать. Все у меня в папочках хранится. Ее первые работы, еще карандашные наброски. А даты-то, даты все совпадают с действительными событиями! И смерть, и рождение! День в день! Я же пытался тебе рассказать, но ты не слушала никогда! – Так это правда, шестизначные числа на ее картинах – даты смерти? Чьи? – Игнат удивленно посмотрел на Брехта. – Я подумал, так, ерунда. – Ох, сложно сказать… не только смерти, но и рождения. На ее первых рисунках, еще в карандаше, все совпало, все! Сам проверял. А на тех, что рисовала после выписки из клиники, – нет, там ничего такого нет! Просто числа. И Марго догадалась – может писать лишь после моих лечебных сеансов. Но не расстроилась, нет! Продолжала рисовать изредка. Поэтому так мало картин. Основное ее увлечение – карты. Все ходы просчитывала феноменально! Так, Игнат? Тот рисунок, что ты ищешь, Марго выиграла в карты? – Карл, прекрати говорить загадками, знаешь – не люблю! Четко доложи, о чем речь! – приказала Улицкая. – Вам, Карл Генрихович, откуда известно про выигрыш? – зло бросил Игнат. – Маргоша мне сама рассказала. Когда поняла, что Нюша – дочь Милы. – И твоя, Игнат! – Улицкая зло посмотрела на Брехта. – Не было никаких отношений у Милы с будущим мужем до свадьбы. Да и после тоже отказывала ему в близости. А вскоре он уехал на лечение в Москву, я позаботилась. Развела их. На кой мне больной зять! – И Мила знала, что девочка моя? – Игнат удивленно посмотрел на Улицкую. – Не может быть… и не сказала? – Не знала она ничего и не должна была знать! А то сразу бы к тебе побежала! Убедили мы ее с матерью парня, что в ту единственную ночь, что с ним провела, забеременела. Она поэтому и согласилась выйти за него. Что вы все от темы уходите? Что за рисунок, Карл, говори! – Ты несильна в живописи, Аркаша, уж прости. Но имя Пабло Пикассо наверняка тебе известно. Игнат стал свидетелем, как Марго выиграла в карты поставленный на кон малоизвестный набросок одной из картин Пикассо «Голубь с зеленым горошком». Как он попал к последнему владельцу, никто не знает. Сама картина написана в тысяча девятьсот двенадцатом году, а эскиз датирован тысяча девятьсот десятым. Подпись автора, черта и год под ней. Ценность его очень велика! Марго это знала. А после того как подлинник «Голубя…» был похищен из Парижского музея современного искусства восемь лет назад, цены этому наброску нет! Так, Игнат? Ты пытался у нее забрать его, Марго мне рассказывала обо всех твоих уловках и, прости, смеялась над тобой. Она мастерски играла не только в карты, но и живыми людьми. Мысль о том, что этот рисунок спрятан среди ее картин, она тебе озвучила не так давно? «Черное на черном», так она сказала, а ты понял буквально – «картина на картине», так? А картины в мастерской… И тут же Марго «подставила» тебе Лану Амелину, намекнув, что доверяет ей. На самом деле жену своего тестя она презирала, жалея его самого. Зная тебя, была уверена, что Лана, влюбившись, сделает для тебя все. Спектакль разыгрывался по ее сценарию, и я не понимаю, почему произошел этот срыв – она покончила с собой. Могу лишь предположить… Ей в последнее время стала часто сниться Мила. С одной просьбой – позаботиться о будущем дочери, то есть Нюши. И всегда добавляла, что у нее, Марго, осталось мало времени. Психика Марго дала сбой, приближалась вторая дата с картины «о своей семье», написанной ею еще во время лечения у меня в клинике, – десятое октября. Не зная, какая смерть ей уготована, она решила и здесь разыграть свой спектакль. – И ты серьезно веришь в этот бред? – Улицкая презрительно поджала губы. – Ты сам говорил, что Марго до конца не быть здоровой! Никогда! – Так, Аркашенька, и я о том же. Произошло то, чего мы с тобой всегда боялись и ждали – приступ неконтролируемой агрессии, направленный не на других, а на себя! – Надоел ты мне со своими психологическими заморочками! Что с рисунком? Где он? Карл, ты знаешь? Как он выглядит? – Его не было среди картин Марго. Ты подумал, Игнат, что она нарисовала поверх наброска Пикассо свой рисунок? – Да, а как иначе? – Она просто положила его среди набросков своих картин. Он лежал в стопке черновиков. И скорее всего, лежит сейчас там же. Но принадлежит рисунок, как и все в студии, Нюше. Об этом Марго позаботилась, написав завещание. Моя вина в том, что я не понял ее намеков на то, что она собирается уйти из жизни. – Это поняла я, прослушав записи, что ты мне оставил в прошлый раз, Карл! Она готовила свою смерть со дня смерти Милы. Скажи мне, почему ни разу в жизни ты не дал мне понять, что знаешь, кто убил Милу? – Улицкая в упор посмотрела на Брехта. – Но, зайка… мы же договорились… тебе было бы неприятно, что я знаю! Марго, конечно, все рассказала под гипнозом, а как же? Ты привезла ее ко мне в тот день в ужасном состоянии, в ужасном! А зачем сейчас-то ворошить прошлое? – Он покосился на Игната. – Не ерзай! Он знает, что я стреляла. Теперь уж все равно… – Улицкая щелкнула предохранителем. – Проваливайте оба! Устала я… Возьмите ключ от студии вон там, в верхнем ящике комода. Марго запасной туда положила. Игнат, забери картинку и уезжай из города. Девчонку не ищи! И не дай бог она все узнает – мало вам обоим не покажется. Карл, понял меня? Три трупа на мне с тех пор… пара лишних – не помеха! – Три? – Игнат оглянулся на Брехта. Тот опустил глаза. – Следователя, что дело твое вел, помнишь? Он помог тогда с протоколом осмотра. Уж очень ты неудачно упал, не в том месте! Никак не мог в Милу попасть с той позиции. Ну, и с экспертизой подчистил… А после суда над тобой вдруг скончался скоропостижно. Несвежим коньяк оказался. – Улицкая холодно посмотрела на Игната. – Убирайтесь! Пока не передумала… * * * Увидев, что бабка убирает оружие в карман домашнего халата, Нюша наконец вздохнула полной грудью. Сейчас эти двое уйдут, она поднимется к себе и дождется, пока та уберется к себе в комнату. Потом тихо слиняет. Нет, грациозность никогда не входила в список ее достоинств! Нюша, неловко развернувшись на узкой ступеньке, потеряла одну тапку, ногой попыталась поймать ее, конечности перекрестились, и она с грохотом рухнула на лестницу. Боль в затылке была такой сильной, что Нюша громко вскрикнула. Когда она, поднявшись, перегнулась через перила и посмотрела вниз, то увидела три задранных вверх головы. Эмоции на лицах были разные. Бабка смотрела зло, ее друг доктор с испугом, а красавец мужчина, который, получалось, был ее отцом, – с любопытством. Ничего не оставалось, как спуститься к ним. – Ты что здесь делаешь? – Бабка, как всегда, налетела коршуном. – Кое-что забыла, приехала забрать. – Нюша повертела перед ее носом свертком с картиной Марго. Она смотрела только на Улицкую. Принять, что та – родной ей человек, не могла. Нет! Не может эта убийца быть ба-буш-кой! Бабушка – это… в детском доме все почему-то тут же говорили о пирожках, блинчиках и сладком чае. Так рассказывали те, кто помнил еще тепло ее дома. А она, Нюша, сглатывала слюну, хотя знать не знала ничего о домашней выпечке. Образ старушки в платочке ею был взят из иллюстраций к стихам Пушкина. Такой добрый взгляд был у его няни Арины Родионовны. Эта старуха смотрела на нее всегда со злобой. Нет! Не тянет она на бабушку! Нюша покосилась на доктора – испуг сменился удивлением. – Нюша, что это? – Голос «отца» прозвучал над самым Нюшиным ухом. Он подошел слишком близко, Нюша никому не позволяла вот так вторгаться в ее личное пространство, даже если ты… отец! Она дернулась в сторону. – Это? Картина Марго. Я так понимаю, та, что вы искали? Но теперь она вам зачем? – Нюша спрятала руку с рисунком за спину. – Ты все слышала? – Да, все! Так езжайте в студию, копайтесь, разрешаю! Что найдете – будет ваше. А мне пора в школу. Внизу меня ждет машина с охраной! – Нюша обвела всех троих презрительным взглядом. – Пока, родственнички! Не бойтесь, никому рассказывать о вас не стану – лучше сиротой быть, чем родней таким… уродам! Ее никто не остановил. Она сбросила тапки, сунула ноги в кроссовки, вышла, хлопнув напоследок дверью. Когда села в машину, ее колотила крупная дрожь… * * * Гордей Прохоров, начальник охраны школы Агнессы Бауман, смотрел на девочку с жалостью. За много лет службы он так и не привык относиться к этим маленьким птахам, в их годы хлебнувшим жизни по самую макушку, равнодушно. В каждой новой воспитаннице школы он видел несчастного, чаще всего лишенного ласки и любви родителей ребенка. Ощетинившегося против всего мира, одиноко барахтающегося в самой его грязи. Эта девочка была другой. Ее не нужно было лечить от алкоголизма и дурных болезней, кодировать от наркотиков, учить русскому языку без мата. Но то, что она сейчас пережила, он знал. Еще утром они вдвоем с Анной Сергеевной пытались убедить Ядвигу в жестокости задуманного ею. Ядвига знала, что произойдет, когда Нюша поедет за этой картиной ее приемной матери. Знала о том, какие потрясения придется пережить девочке. И настаивала на поездке. Гордей и Анна Сергеевна были против. «Если не дать Нюше пережить все разом, она будет мучиться всю жизнь, постепенно узнавая подробности истории своего рождения. Это все равно что рубить кошке хвост по частям!» – убеждала их Ядвига. «Все с ней будет в порядке, Гордей Иванович, физически она не пострадает, – добавила уже ему лично. – Но вы должны ждать ее в машине!» Первой сдалась Анна Сергеевна… – Нюша, поедем? На, водички попей. Успокойся. Теперь все будет у тебя хорошо, девочка. – Вы все знали, да? Знали, что так будет – Ядвига предупредила? – Да. Так было нужно для тебя. – Ну, ладно… Жила… без родственников! Проживу и дальше. Вот, картину забрала. – Она стянула резинку, развернула лист, нахмурилась. – Что это? Гордей посмотрел на неброскую карандашную подпись внизу листа, которым была обернута картина. – Пикассо? Я правильно прочел? – Он непонимающе посмотрел на девочку. – Вот он! Тот рисунок, который так искал отец! Ну, тот мужик, кто… – Нюша засмеялась. Гордей с состраданием смотрел на хохочущую во весь голос девочку и понимал, что еще немного, и та заплачет. И он будет сидеть с ней в машине до тех пор, пока не промокнет рукав его куртки, куда она уткнулась, уже всхлипывая. И будет гладить ее по рыжим волосам, приговаривая ласковые слова. Она их не услышит, он знал по опыту, но позже, вытирая остатки слез его носовым платком, бросит на него благодарный взгляд. И тогда он улыбнется, заведет двигатель, и они поедут прочь от этого места. И привезет он в лесную школу уже спокойного улыбающегося ребенка, сбросившего с себя непосильный груз тайны своего рождения. Октябрь 2018 * * * notes 1