Венец безбрачия белого кролика
Часть 20 из 44 Информация о книге
– Нет ответа, – хмыкнул Борис. – Кем Задирайкина работала? – спросил я. – У нее диплом визажиста, получен сразу после окончания школы. Работала гримером в театре «Живая пьеса», – ответил помощник. – Мда, – крякнул я. – Возможно, она подрабатывала на телевидении, – предположил Борис, – или еще где-либо. У Софьи не было никакой активности в соцсетях, я нигде ее не нашел. Но многие стилисты готовят невест, родственников молодых в дни свадеб. Двенадцатого числа ей театр сбрасывал тридцать тысяч. Потом она уволилась и более нигде официально не работала. – И снова вопрос: откуда деньги? – пробормотал я. Секретарь смахнул рукой со стола невидимую пыль. – Теряюсь в догадках. – Богатый любовник? Хотя в момент нашей встречи Софья не походила на даму, которая жонглирует миллионами, – возразил сам себе я. Борис опять пошел к чайнику, который успел закипеть. – Внешность обманчива. Порой человек выглядит как бомж, а у него под кроватью спрятан мешок с золотыми пиастрами. – Любовник, – повторил я, – или плата за какую-то услугу. Борис открыл банку с заваркой. – За что и кто может столько отсчитать? Я побарабанил пальцами по столу. – В России много по-настоящему богатых людей. Обычному человеку, который получает скромную зарплату, покупку трешки в Куркине не осилить. Но для того, кто нанимает за немереные тысячи евро частный самолет, чтобы слетать вечером в Париж поужинать в любимом ресторане и вернуться к полуночи в Москву в многоэтажный особняк, сумма двадцать пять миллионов не проблема. Кое-кто из очень обеспеченных людей дарит своей прислуге за прекрасную работу и умение держать язык за зубами апартаменты, дачи, таун-хаусы, машины. Боря поставил чайник с заваркой на стол. – Вы правы. У Глеба Сергеевича Николаева, чьим камердинером я имел честь состоять около года, люди работали по тридцать лет. Никогда ничего через прислугу ни в СМИ, ни еще куда-либо не протекло. Два шофера и несколько домработниц крепко держали оборону, безукоризненно вежливо отфутболивали журналистов. Глеб Сергеевич персонал ценил, всем приобрел жилье, дал денег на обучение детей. Когда вскрыли завещание Николаева, все заплакали. Хозяин, который знал, что вот-вот уйдет в мир иной, оставил каждому сотруднику по большому куску денег. Даже мне отписал, хотя я уж точно этого не заслужил, работал в доме всего одиннадцать месяцев. – Может, Софья что-то делала для подобного Глеба Сергеевича? – предположил я. Помощник наполнил мою чашку. – Мы занимаемся гаданием на кофейной гуще. – Надо прерваться, – решил я, – пойду прогуляюсь с Демьянкой. – На улице темно, холодно, лучше я сам сбегаю, – вызвался секретарь. – Морозный воздух – прекрасное средство для промывания мозга, – сказал я, – и я не красна девица, на которую нападут бравые парни, чтобы украсть ее и жениться на прелестнице. – Зато вы похожи на человека, у которого в кармане кошелек с купюрами, – возразил секретарь, – да и пальто можно отнять! – Не отдам, – рассмеялся я, – нас двое. Я и Демьянка. – На последнюю не стоит рассчитывать, – предупредил Борис, – если грабитель даст ей сосиску, псинка мигом станет его ретивой помощницей, сядет на Ивана Павловича и поможет тому, кто ее угостил. Надеюсь, у вас хватит сообразительности отдать разбойнику все ценное и драпать прочь. Меня всегда поражают люди, которые начинают сражаться за портмоне, часы, телефон. Неужели вещи дороже собственной жизни? Я встал. – Можете не сомневаться. Я тут же скину пальто, брошу наличность на землю и умчусь со скоростью ветра. Я трус. Вступать в бой с мужиком, который размахивает ножом или пистолетом, никогда не стану. – Сие не трусость, – возразил секретарь, – а разумное поведение. – А вот насчет Демьянки, – улыбнулся я, – не хочется проверять ее в деле. Но приятнее думать, что собака, презрев взятку в виде сосиски, горой станет за хозяина! Дема! Пошли одеваться! Гулять пора! Глава 23 Долго бродить с Демьянкой я не стал. Мороз живо схватил меня ледяными пальцами за нос и щеки. А собака стала поджимать лапы и подпрыгивать. Я взял ее на руки и понес в подъезд, говоря на ходу: – Отказываешься носить ботинки. Какие тебе только ни покупал, сначала стоишь в них, как вредный ишак, потом валишься набок и прикидываешься мертвой. И вот результат твоего глупейшего поведения: замерзли лапы. В обуви ты могла бы целый час носиться. Демьянка подняла голову и взглянула на меня. Я прочитал в ее глазах вопрос: «Хозяин, а тебе-то понравится гонять со мной долгое время по холоду? Ишь, вырядился в короткое итальянское пальтецо. Нет бы овчинный тулупчик натянуть». – Мда, – произнес я, – не обзавелся я тулупчиком, и ботинки у меня приспособлены для езды в машине, а по морозу шлендрать в них не ахти. Тебя упрекаю, а сам-то хорош. Продолжая беседовать с псиной, я поднялся на свой этаж, хотел открыть дверь и вдруг услышал странные звуки: – Хр… др… хозя… ин… Ив… др… др… др… Я повернул голову, увидел у дальней стены странную кучу, приблизился к ней и вздрогнул. Совсем забыл про робота, а он – вот он. Лежит на полу, похоже, совсем разрядился. Но Иннокентий Валерьянович неожиданно захрипел: – Розет… ка, иск… сл… в сте… не… нет! Хотел… войти… не… смог… ведро… пустое… приказ любимого хозяина я выполнил! Прощайте… умираю… Люблю вас… Иван Павлович… вы лучший! Робот замолчал. Зеленый огонек на его груди стал красным. Демьянка села около вредного механизма, задрала голову и тоненько завыла. – У-у-у-у! Я заметил пустое ведро рядом с Иннокентием, перед глазами мигом развернулась картина. Вот робот, сбегав к бачку, весело спешит назад и понимает: заряд в аккумуляторе заканчивается. Подарок Олега пытается попасть в квартиру, но мы с Борисом крепко заперли дверь. Иннокентий звонит. Я с помощником не слышу. Несчастный стучит. А ему не открывают. Испуганный робот мечется по лестничной клетке, ищет розетку и в конце концов падает на пол. И как я его не заметил, когда шел гулять с собакой? Как не заметил? Да очень просто. Лестничная клетка большая, что там у дальней стены, я не разглядывал. Иннокентий, наверное, потерял сознание, потом очнулся, позвал на помощь, и тут я вышел из лифта. Несчастный робот начал отчитываться хозяину о выполнении задания. Его последние слова в жизни: «Люблю вас, Иван Павлович, вы лучший». У меня перевернулось сердце. Я схватил Иннокентия в объятия и помчался в квартиру с криком: – Боря, он сейчас погибнет! Секретарь выбежал в холл. – Где розетка? – завопил я. Помощник показал пальцем на стену справа. Я положил Иннокентия на пол. – Как его подключить? Борис пошарил рукой по ноге робота, из пятки высунулись два штырька. Через секунду вредину подключили к сети. Мы с помощником безотрывно смотрели на него. – Почему он не заряжается? – всполошился я. – Совсем пустой, – почему-то шепотом объяснил секретарь, – требуется время. Надо подождать. – Ждать и догонять, хуже этого ничего нет, – протянул я. – Боря, принесите подушку и одеяло. Иннокентий лежит на полу, ему неудобно и холодно! Помощник бросился в глубь квартиры и быстро принес необходимое. Я подсунул под голову робота думку, укрыл его и встал. – Авось все обойдется, и он скоро очнется! – Может, ему чайку заварить? – задумчиво протянул Боря. – С чабрецом. Или с корицей? Второй напиток мигом его согреет. И тут ко мне вернулась способность мыслить логически. – Он железный! Не ест, не пьет, как человек. Подушка с одеялом Иннокентию не нужна. И почему я себя убийцей считаю? Борис потупился. – Мне тоже не по себе. – Вы вчера выкинули миксер? – спросил я. Секретарь махнул рукой. – Перегорел. Дешевле новый купить, чем старый чинить. Я сделал что-то не так? Спросил у вас разрешения, вы дали добро: «Выбрасывайте». – Выбрасывайте, – повторил я, – и ни малейших угрызений совести. – Мясорубку осенью поменяли, – напомнил Борис, – и тоже не мучились. Но она и миксер не разговаривали, не вредничали. Это просто кухонная утварь. А он… – Живой, – договорил я, – мы же с вами негодяи. Вернее, мерзавец только я. Иннокентий Валерьянович любил исключительно меня, а я… У меня перехватило горло. – Он просто робот, – быстро сказал Боря, – не стоит переживать. Скоро аккумулятор зарядится, пакостник начнет хамить. Демьянка шумно вздохнула и устроилась около подарка Олега. Голову собака положила на край подушки, тело уместила на свисающей части пледа. – Даже псинка его жалеет, – не выдержал я. Борис схватил меня за руку. – Демьянка просто любит устроиться помягче и потеплее. Ничего более. От того, что мы стоим над Иннокентием, процесс зарядки не ускорится. Когда он у нас только появился, то торчал в розетке более двенадцати часов. А я, кажется, нашел близкую подругу Софьи.