Венец безбрачия белого кролика
Часть 21 из 44 Информация о книге
– Да? – обрадовался я. – Кто она? – Елена Филиппова. – Как вам удалось ее найти? – спросил я. – Обычно вам соцсети помогают. Но Задирайкиной в Интернете нет. Борис пошел по коридору, объясняя на ходу: – Просто я подумал: если кто-то, мне дорогой, не явится вовремя домой или не позвонит мне, я начну волноваться. А женщины тревожнее мужчин, как они поступят, если о ком-то беспокоятся? – Примутся обзванивать морги, – воскликнул я, – больницы… – Начинают почти всегда с морга, – заметил Боря, – есть у меня один приятель, патологоанатом с большим стажем. Вот я его и попросил разузнать: не искала ли какая-то дама Софью Задирайкину… – И он выяснил, что звонила Елена Филиппова, – перебил его я. Боря сел к столу и открыл ноутбук. – Нет. Никто Задирайкиной не интересовался. – Как же вы узнали про Филиппову? – удивился я. – Илья начал по своим каналам узнавать и услышал про тело самоубийцы. На шее обнаружили цепочку с медальоном, размером с пол-ладони. Он открывался. Внутри была записка: «Я – Софья Задирайкина. О моей смерти прошу сообщить Елене Георгиевне Филипповой». И указаны два номера. Один – мобильный, а вот второй… Когда Илья мне его продиктовал, я сразу подумал: где-то уже видел этот набор цифр. И тут же сообразил: это домашний номер Софьи. Я сделал сам собой напросившийся вывод: – Они жили вместе. – Вероятно, – кивнул Боря, – но не точно. Я с женщиной не беседовал. – «Лена, прости», – вспомнил я фразу из предсмертной записки Задирайкиной. – Можно подумать, что эти слова адресованы Филипповой, – подчеркнул Боря, – но «Лена» – весьма распространенное имя. – Завтра необходимо поговорить и с ней, и с Майоровым… – начал я. И тут раздался звонок в дверь. Борис направился в прихожую, оттуда спустя пару мгновений раздался голос Ирэн, матери Олега. – Что это у вас на полу валяется? – Не обращайте внимания, – сказал Боря, – просто механизм заряжается. – Мужчины не умеют поддерживать порядок, – запричитала Ирэн. – А где Ванечка? – Здесь! – крикнул я. Соседка вошла в комнату. – Как дела? – Спасибо, хорошо, а у вас? – машинально ответил я. – Нашли Марго? – В процессе, – сказал я, – есть некоторый успех, но докладывать пока рано. Ваша невестка упоминала когда-нибудь Софью Задирайкину? – Не припомню, – ответила Ирэн. – Может, говорила о Максиме с той же фамилией? – продолжил я. Лицо соседки сморщилось так, словно она хлебнула лимонного сока. – Со мной нахалка не беседовала. Только не вздумайте спрашивать Олега. Он не должен знать, что я, желая ему помочь, ищу подлую тварь. – Не беспокойтесь. Я всегда блюду интересы клиента, – твердо пообещал я. – Работайте побыстрее, – распорядилась клиентка, – но я, Ванечка, пришла по другому вопросу. Николетта Адилье пригласила меня на карнавал. Я постарался изобразить радость. – Отлично. Надеюсь, вам там понравится. – Я тоже устраиваю сейшены, – кокетливо прочирикала Ирэн. Я, навесив на лицо самую любезную мину, кивнул. Сейшены! А у Николетты – суаре. Госпожа Адилье пошла по французскому пути, а матушка Олега – по английскому. – У меня обычно на концерт, – вещала далее Ирэн, – собираются ценители настоящей музыки, не дынц-брынц-тынц. Сначала мы наслаждаемся игрой пианиста, скрипача, виолончелиста, слушаем орган. Я вздрогнул. Орган? Неужели Котин установил его в своих апартаментах? Хотя, как говорит Таисия, верная домработница маменьки: «У денег ума нет». – Далее лекция, – частила Ирэн, – по искусству, литературе, истории. Потом чай, обсуждение того умного и прекрасного, что мы узнали. Простонародные забавы вроде костюмированного бала я никогда не устраивала. Мой отец, академик, отличался консервативными взглядами, говорил: «Ленин считал, что искусство принадлежит народу. Отлично. Не могу спорить с Владимиром Ильичем. Пусть искусство принадлежит пролетариату и крестьянству, но я не принадлежу к сим сословиям. Мне их искусства не надо». Поэтому мы никогда не смотрели советское кино, не ходили в театр, если там давали пьесу под названием «Коммунизм шагает по планете», не слушали песни вроде «Комсомол – моя судьба». Чайковский, Моцарт, Бах, Чехов, Бунин, Куприн – вот интересы моих родителей. У нас не отмечали Новый год. Только Рождество. И Первое мая батенька и матушка игнорировали, они любили Пасху. А седьмого ноября мы все одевались в черное. Поэтому я сейчас в растерянности. Карнавал? Для меня это новый опыт, не хочется попасть впросак. Мамочка моя говорила: «Если тебя пригласила в гости коровница, нельзя одеться так, словно ты идешь к князю Оболенскому. Хорошее воспитание требует облачиться в платье чуть дешевле, чем у бабы. Гостье нельзя выглядеть шикарнее хозяйки и всем своим видом давать ей понять: я – аристократка, а вы – чернь. Ни в коем случае. Идешь к жабам? Сама стань лягушкой. Все едят в гостях ложками? Не проси вилку с ножом, пользуйся тем же столовым прибором, что и остальные!» Ирэн заулыбалась еще слаще. – Ванечка, ангел мой, расскажите, в чем Николетта будет встречать гостей? Понимаю, нынче хорошее воспитание не в моде, но меня уже не переделать! – Давайте пройдем в гостиную, – предложил я. Ирэн пошла в комнату, я последовал за ней и, глядя на ее стройную фигуру с идеально прямой спиной в элегантном дорогом платье, подумал: «У Николетты появилась новая заклятая подружка. Похоже, она переплюнет Зюку, Коку, Моку, Люку и всех иже с ними. Умением возвысить себя и опустить другого человека матушка Олега владеет в полном объеме». Глава 24 В восемь утра меня разбудил телефонный звонок. Я похлопал ладонью по тумбочке, нашел трубку, но номер того, кто решил побеспокоить меня, оказался скрыт: – Слушаю. – Можно Ивана? – воскликнул мужской голос. – Слушаю вас, – повторил я, – Иван на проводе. – Господин Горелов? Главный редактор журнала «Ваш и наш театр»? Остатки сна мигом покинули меня, я сообразил, кому сейчас понадобился. – Верно. – Я нашел вас! Слава Богу, жена запомнила название журнала. А на сайте издания есть ваш номер. Я вступил в игру. – Простите, с кем имею честь общаться? Прозвучал ожидаемый ответ: Семен Глаголев. – Мы знакомы? – продолжал я ломать комедию. – Вы – автор пьесы? Режиссер? Хотите заказать рецензию? – Нет, нет, мы с вами виделись мельком. На улице. Я – муж Артемоны! – Артемоны? – повторил я. – Ах, Артемоны! Моей соседки по партеру. Уж простите, мне достался не лучший билет, поэтому я пересел на свободное место, оно оказалось вашим. Артемона – красавица, но я не имел намерений приставать к ней. Если оскорбил вас, извините. – Господи! Что такое вы говорите, – закричал гробовщик, – да я вам до конца своих дней обязан! Вы спасли мою жену. – Право, ничего особенного я не совершил, – заскромничал я. – Всего-то уберегли женщину от душа из кислоты! Мне в голову мигом пришла фраза из моего советского детства: – На моем месте так поступил бы каждый. – Да никогда! – возразил Глаголев. – Девяносто девять граждан из ста улепетнут уже на стадии тараканов! Мразь! Это я про психопатку. – Увы, встреча с больным человеком возможна и в театре, и на улице, – вздохнул я. – Не могу передать словами мою благодарность. Хочу подарить вам место на кладбище! Поверьте, я ожидал всего, чего угодно, но это предложение выбило меня из колеи. – Что?