Венец безбрачия белого кролика

– И зачем сообщать в ней о кладе? – изумился я. – Прославиться таким образом невозможно.

Борис чем-то зашуршал.

– Есть предположение, но о нем чуть позднее. Теперь кофе вам к торту. Когда я открыл список тех, кто любит наслаждаться новостями от господина Бойко, то наткнулся там на фамилию Иванова.

– Вот это поворот, – воскликнул я, – наш режиссер интересуется тем, что происходит в Полоскине?

– Нет, фанатом Бойко является Антонина Константиновна.

Я мигом сложил два и два.

– Если учесть, что отца Марго и Артемоны зовут Юрий Константинович, и принимая во внимание фамилию Иванова, можно предположить, что дама – сестра режиссера. Ведь он был Иванов, Буратинов – творческий псевдоним.

– Именно так, – согласился Борис, – только у них разные матери. Константин Сергеевич Иванов коренной житель Полоскина, он родился в селе, учился там, в восемнадцать лет женился на Анне Золотовой. Через год после свадьбы парня призвали на службу. Небось он в отпуск приезжал, потому что супруга незадолго до его демобилизации забеременела. Константину же повезло служить в Москве шофером у генерала. Похоже, тому скромный деревенский парубок по душе пришелся. Военачальник пригрел водителя, организовал ему комнату в общежитии и оставил своим водителем после того, как Костя должен был в родную деревеньку отбыть. Домой он так и не вернулся. Но с Анной развод долго не оформлял. Лишь через десять лет расторгнул первый брак и женился на Елене, племяннице генерала.

– Я знаю семьи, где вторая жена дружит с первой, они не ругаются, не льют грязь друг на друга, их дети прекрасно общаются, считают себя близкими родственниками, – протянул я.

Борис кашлянул.

– По мне так это вполне нормально. Удивление вызывает, когда прежде любившие друг друга люди устраивают скандальный раздел имущества и лай. Но давайте пофантазируем, представим, что родственники нашего режиссера сосуществовали вполне мирно. У Юрия двое детей. Теперь задам вопрос: куда их лучше всего на лето отправлять?

– В Полоскино, – пробормотал я, – к родне. Дешево и сердито. Денег Антонина с брата не возьмет. Ребятам там раздолье: бегают на свежем воздухе, едят овощи с огорода, молоко-творог от козы-коровы. В советские времена иметь бабушку в деревне считалось большой удачей. Родители старались вывезти отпрысков на море, выпрашивали профсоюзные путевки. Но отпуск у взрослых всего двадцать четыре рабочих дня. А у школьников каникулы длятся с конца мая по тридцать первое августа. Куда деть чадо, чтобы оно не натворило чего плохого без присмотра? Мальвина и Артемона могли жить летом в Полоскине. Там же жила Варвара. Девочки примерно одного возраста. Варя потом перебралась с матерью в Москву, но в Полоскине-то у них остались близкие люди. Они могли быть знакомы.

– Теперь почему, на мой взгляд, Варя затеяла публикацию в никому не нужной газетенке, – продолжил Борис. – Зачем люди в соцсетях выкладывают фото со взятыми напрокат машинами? Произвести впечатление богатого человека хотят. А Варе хотелось показать приятелям в Полоскине: жизнь удалась. Она при золоте. Можно уехать из деревни, но деревня из тебя не уедет.

– Глупее истории про сундук не слышал ничего и никогда! – воскликнул я. – Как раз подъехал к дому, где приобрела квартиру вдова. Сейчас поднимусь и поговорю с ней.





Глава 29




– Молодой человек, вы куда? – строго спросила консьержка.

– Добрый день, в двенадцатую квартиру, – ответил я.

Женщина поджала губы.

– Зря.

– Госпожи Крапивиной нет дома? – осведомился я.

– Вдова космонавта отсутствует, – ехидно уточнила лифтерша.

– Вдова космонавта? – повторил я.

– Здрассти, Елена Ивановна, – звонко прокричла девочка лет двенадцати, выбегая из лифта.

– Стоять! – скомандовала дежурная. – Куда собралась?

– Погулять, – уже тише ответила девочка.

– Уроки сделала?

– Частично.

– А именно?

– Чего?

– Какая часть заданий готова?

– Ну… э…

– Ступай назад.

– Меня Катька ждет.

– Не советую с ней дружить.


Девочка насупилась.

– Почему?

– Ее семья не чета вашей, – отрубила Елена Ивановна, – они профессиональные алкоголики, воры. Если ты ее собралась к себе привести, то я Екатерину в вашу квартиру не пущу. Непременно украдет что-нибудь. На нее многие наши жалуются.

– Вы мне не мама, – разозлилась школьница, – не имеете права запрещать или разрешать гостей приглашать. Ваше дело – подъезд сторожить, пол мыть. Сама разберусь, какая мне подруга нужна!

Консьержка вынула из кармана мобильный, нацепила на нос очки, которые висели на цепочке у нее на шее, и забормотала:

– Где она записана…

– Эй, что вы делать собрались? – занервничала девочка.

– Совершенно правильно мыслишь, – спокойно заговорила консьержка, – не мать я тебе, Маргарита. Кабы я тебя родила, у Риты по-другому жизнь пошла бы. Мои дети с малолетства знали: сначала работа, потом пляски, ума у них хватало сообразить: не с каждым дружить можно. С кем поведешься, от того и наберешься. Результат: сыновья мои на престижной работе, при деньгах. Они меня балуют, в подъезде я сижу, потому что не могу дома тухнуть. Не мать я тебе, и слава Богу. Знаешь, где я служила?

– Не-а, – ответила Рита.

– В милиции, в нашем районном отделении, – сообщила Елена Ивановна, – начальником отдела, который малолетними преступниками занимался. Отлично знаю: одна паршивая овца все стадо портит. Начнешь с Екатериной шататься, сама в непотребство превратишься. Не мать я тебе. Ох, не мать я тебе!

– И че вы все повторяете? – возмутилась Маргарита. – Ну, я пошла!

– Не мать я тебе, – снова произнесла консьержка, – но твоя родная мать слезно просила сразу ей звонить, если дочь чего отчебучить задумает.

– Не надо! – закричала Маргарита.

– Алло? Нина Егоровна? Квасникова беспокоит, – торжественно произнесла лифтерша. – Исполняя ваше указание, докладываю: Маргарита, не сделав уроков, решила разгуливать по улице с Екатериной. Именно так, с Водопьяновой. Мало того что ваша дочь общается с особой, чье поведение вызывает большие вопросы, так она еще нацепила тонкую куртку, осенние сапоги, и не свои, а ваши. Сумка в руках Маргариты материнская. Не уверена, но полагаю, что и серьги ваши. Конечно! Работайте спокойно, я при исполнении.

Через пару секунд в кармане у Риты зазвонил сотовый.

– Да, мамочка, – залебезила девочка, – нет, ну что ты! Елена Ивановна меня неправильно поняла. Я спустилась вниз проверить, не пришла ли квитанция на посылку, поэтому легко оделась. Уже поднимаюсь.

Безобразница нажала на кнопку, лифт услужливо раздвинул двери, Рита вошла в кабинку. В тот момент, когда створки стали медленно съезжаться, девочка заорала:

– Вы старая мерзкая!..

Подъемник начал движение вверх.

– Ну и ну! – возмутился я. – Слов нет! Надо ее матери о том, как дочь выражается, сообщить.

Елена Ивановна махнула рукой.

– А! Я и не такое слышала. В этом доме полно ребят, которые меня подростками ненавидели. Спуску им не давала. Никогда я не вредничаю. Увижу первый раз с сигаретой, тихо скажу: «Выкинь. Еще раз с дымной соской поймаю, отцу доложу». Одни сразу бросали. Другие отмахивались и продолжали попыхивать. И тогда я их родным звонила или заходила. Сама-то на восьмом этаже живу. И начиналось! Недоросль меня кроет матом и гадничать начинает, дверь испишет. Я-то понимаю, чьих рук дело, – и за шкирку хулигана.

Елена Ивановна засмеялась.

– Ну прямо война с татаро-монголами. Наподдаст отец пакостнику ремнем по заднице, тот прекратит свои фортели, на меня волком глядит. И что? Годы проходят, взрослеет безобразник, ум в голове зажигается. Своя семья у него появляется, дети. И однажды раздается звонок в дверь. Входит, значит, мужчина молодой и говорит:

– Тетя Лена! Простите меня, дурака. Давно понял, от каких бед вы меня уберегли. Петька-то, с которым вы мне дружить запрещали, на зоне погиб.

Я его обниму.

– Павлуша, ты хороший мальчик, ну шатнуло тебя не к тем друзьям, бывает.

А он продолжает:

– Мы с женой день-деньской на работе. Уж приглядите за нашим Колькой, леща ему вмажьте, если хулиганить начнет. Бабушек у нас нет. Уж убабушьте нашего пацана.

Елена Ивановна расплылась в улыбке.

– Вот и убабушливаю кое-кого, да и за остальными слежу. Местное ФСБ я. Вот, говорят, на пенсии отдыхать надо. Но настоящий полицейский всегда на работе. Вот так.

– Если бы все консьержки такими были, – вздохнул я. – Наверное, про жильцов много чего знаете?

Елена Ивановна прищурилась.

– И что?

Я вынул рабочее удостоверение и показал ей.

– Эге! – воскликнула женщина. – Из наших? Ушел по здоровью, открыл агентство? Или поймали вас на чем-то, шум не затеяли, не стали честь отделения марать?

– Никогда не состоял в штате полиции, – ответил я.

– Фамилия знаменитая, – неожиданно сказала собеседница, – Подушкин.