Верь мне

Я качаю головой:

– Но я помню, что горничная, которая ее нашла, сказала, что это было очень жестоко.

– Полиция скрывает все подробности от СМИ, чтобы отсеять ложные признания. – Доктор Лэтэм делает паузу. – И честно говоря, потому что они не хотят вызвать панику.

Она тянется за томиком «Цветов зла» и протягивает мне.

– Страница восемьдесят вторая.

Стихотворение на этой странице озаглавлено «Той, что слишком весела».

– Вслух, если не возражаете, только последние три четверостишия.

Хотя в этом нет необходимости, я стараюсь читать правильно, отдавая должное ритму, но, когда смысл того, что я читаю, доходит до меня, я не могу продолжать точно так же. К концу чтения мой голос становится сухим и ровным.



Я

Когда утехам тьма предастся,

О, я б хотел, как вор ночной,

К сокровищам твоим прокрасться

И плоть твою обвить змеей.



Я б не простил тебе сиянья,

Я б грудь ушибами покрыл

И тело, чуждое страданья,

Я б раной страшной наградил.



И – головокруженье страсти! —

Твои смешливые уста,

Приникнув к ним змеиной пастью,

Я б ядом напоил, сестра![15]





– Удар лампы убил Стеллу, – говорит доктор Лэтэм как ни в чем не бывало.

Она снова показывает фотографии. Я узнаю номер Стеллы. На кровати лежит тело. Синяки расцветают на голых ногах. Затем внезапно одна из фотографий приближается, и появляется лицо Стеллы, окруженное темным ореолом крови, пропитавшей простыню под ней. Я инстинктивно отшатываюсь.

– Обломки на полу свидетельствуют о борьбе, – добавляет доктор Лэтэм. – Этого, наряду с пропавшими деньгами, было достаточно, чтобы полиция Нью-Йорка сначала отнеслась к произошедшему как к ограблению. Но с самого начала были некоторые детали, которые не подходили к этой версии. Во-первых, тело было накрыто простыней. Грабители, которые только что кого-то убили, не делают этого. Они убираются с места преступления как можно быстрее.

– Кто знает? – говорю я. – Я имею в виду – так ли это? И зачем?

– Это может быть жест почтения, даже уважения – последнее прощание. Или это мог быть кто-то, кому не нравилось видеть безжизненные глаза Стеллы, смотрящие на него с упреком.

Она щелкает пультом, и на экране крупным планом появляется нога Стеллы с кровавой раной длиной в несколько дюймов.

– Что еще важно – на правом бедре был глубокий порез, вероятно, нанесенный посмертно разбитым бокалом – точно так же, как и рана, нанесенная в стихотворении Бодлера, хотя полицейские в то время об этом не знали.

Доктор Лэтэм снова щелкает пультом.

– Во всяком случае, мне показалось достаточно необычным, что полицейские заказали тампоны. К счастью, они это сделали – это дало нам самое важное доказательство. Анализ показал, что во внутренней ране есть следы ноноксинола‑9 – смазки, найденной на обычных марках презервативов. – Она делает паузу. – В мужском туалете бара, где вы познакомились с Патриком, был автомат с презервативами. Вы сказали нам, и ваше видео подтвердило, что Патрик попросил у бармена сдачу как раз перед тем, как вы попытались его обольстить.

Ее слова – жуткие, ужасные, тошнотворные – льются на меня потоком. Я смотрю на книгу в руке. Стихотворение с ядовитыми словами, изложенными безобидно, будто в стихотворении на какой-нибудь дурацкой поздравительной открытке. Фотографии на экране, ужасный подтекст в объяснении доктора Лэтэма… Ужасное осквернение трупа Стеллы, совершенное убийцей.

Это не мог быть Патрик. Этого просто не могло быть. «Он не был таким, – настаивает внутренний голос. – Он мне нравился. Патрик был милым, черт возьми».

Актеров учат доверять своим инстинктам. Часто это все, что у нас есть, но потом я понимаю, в чем смысл небольшого урока доктора Лэтэма. Как и многие серийные убийцы, Патрик был внешне очаровательным… С такими людьми, говорит она мне, инстинкты могут подвести.


– Но зачем? – удалось произнести мне. – Стелла не была проституткой, как другие. Зачем вообще ее убивать?

– Этого мы не знаем. Возможно, Стелла узнала о других женщинах. Возможно, Патрик понял, что она уходит от него, и не был готов позволить этому случиться, а может, он просто не мог больше сдерживаться.

Я снова думаю о словах, которые Стелла адресовала мне.



Стелла

Я подумала – вдруг я все-таки смогу найти какие-то свидетельства его неверности. Что-то, способное помешать ему прийти за мной…



Если миссис Фогнер подозревала, что ее муж – убийца, неудивительно, что она была в ужасе. Неужели она ожидала, что Патрик будет жесток со мной? Может, она надеялась, что скрытая камера зафиксирует именно это? Я думала, Стелла просто проверяла мужа на верность, но не было ли это мрачной, отчаянной игрой, которую она вела той ночью?

– Тот факт, что смерть Стеллы нарушает эту закономерность, делает ее особенно интересной, – говорит доктор Лэтэм. – В то время как другие убийства имеют признаки тщательного планирования, это кажется поспешным и даже спонтанным. Подобное поведение может быть признаком самоуверенности или напротив – результатом некоего давления на него.

Она щелкает пультом, и экран гаснет.

– В любом случае, это хорошая новость: значит, он начинает ошибаться.





21


Патрик Фоглер стучит в дверь номера на террасе.

– Кто это? – осторожно спрашивает Стелла Фоглер.

– Обслуживание номеров.

– Я ничего не заказывала.

Ответа нет. Стелла нетерпеливо подходит к двери и распахивает ее.

– Вы ошиблись… – Но Патрик уже ворвался в комнату.

– Привет, дорогая. Ждешь кого-то?

– Патрик, пожалуйста. Это не то, что ты думаешь.

Фоглер бросает сумку на пол. Она издает зловещий, тяжелый звук. Он смотрит на доктора Лэтэма.

– Теперь я ударю ее?

– Возможно. Вы хотите установить контроль над ситуацией.

Фрэнк Дурбан кивает. Вернувшись в образ, он высыпает содержимое сумки на пол. Оттуда вываливаются спутанные металлические цепи, наручники и полоски ткани для кляпов.

– Я бы закричала, – возражаю я.

– Вовсе не обязательно. Сколько бы люди ни говорили себе, что будут сопротивляться в подобных ситуациях, реальность такова, что жертвы часто парализованы сочетанием нерешительности и неверия. Кроме того, если Патрик тебя ударил, то ты будешь находиться в состоянии шока. За это время он закрепит ремни.

Фрэнк изображает, как бьет меня по лицу, потом разворачивает и защелкивает наручники на моем запястье. Рука Фрэнка на моей тяжела и безжалостна. Я чувствую его силу и вскрикиваю.

– Извини, – говорит Дурбан, ослабляя хватку.

– Без наручников, – говорит доктор Лэтэм. – Следы бы проявились на вскрытии. Давайте еще раз прокрутим сцену, но на этот раз без наручников.



В соседнем ресторане мы обсуждаем сексуальные убийства за блюдом дня.

– Пойми меня правильно, Клэр. Наш убийца не садомазохист в современном смысле этого слова. Скорее всего, он предпочитает прятаться среди практикующих БДСМ, потому что разделяет ряд их интересов. Там, где любители извращений используют рабство как кратчайший путь к сексуальному удовлетворению, он использует его как кратчайший путь к вещам, которые интересуют лично Патрика Фоглера: унижение, деградация, контроль. Власть над жизнью и смертью другого человека.

Официант подходит, чтобы снова налить нам воды. Он улыбается мне.

Доктор Лэтэм, не обращая на это внимания, продолжает говорить:

– БДСМ – на самом деле очень интересное явление. Почему оно вдруг стало таким популярным? Раньше считалось, что фетиш, связанный с розгами, был результатом телесных наказаний в детстве – как и гомосексуальность, но, как ни странно, поколение, чьи родители вдохновлялись теорией доктора Спока, те, кого в детстве никогда не били, выросло и пожелало все так же экспериментировать с подчинением и доминированием.