Вернись ради меня

— Папа сказал вчера, что между ним и Айоной ничего не было. Очень убедительно сказал. Только, понимаешь… — Я невольно вздрагиваю. — Бонни, я видела их на том самом месте, где Дэнни, по его словам, убил Айону.

— Господи! — Бонни начинает плакать. — Когда же это закончится! Хватит, Стелла! — Она роняет голову на руки, обхватив ими затылок. — Перестань об этом говорить! Лучше бы я не приезжала.

Я снова сажусь на кровать рядом с ней, и мы какое-то время молчим.

— Я долго спрашивала себя, — шепчет наконец Бонни, — правда ли то, что сказала Айона. Но потом я решила, что не желаю этого знать. Я просто не могу, не в состоянии даже думать об этом, — она умоляюще смотрит на меня. Бонни нужно, чтобы я прекратила поиски, потому что она хочет, чтобы все оставалось на своих местах.

Она не похожа на меня. Или на мою клиентку, которая призналась, что умоляла бы мужа сказать ей правду, чем бы это ни закончилось. Я ошибочно считала, что каждый поступит так же. Однако моей сестре легче принять то, что меньше всего ей навредит.

Я делаю взмах рукой.

— Вероятно, Айона ошиблась — родители никогда бы не стали похищать ребенка, — говорю я, хотя мое колотящееся сердце подсказывает мне, что я больше не знаю, кому доверять.

— Я все равно не хочу знать, Стелла, — напоминает Бонни. Она оглядывается на кровать. — Я переночую здесь, а утром мы обе вернемся в Винчестер.

— Хорошо.

— Обещай мне!

— Обязательно.

— Я хочу, чтобы ты пообещала.

— Обещаю.



— Печально, да? — говорю я, когда мы лежим в постели. Мы впервые ночевали вместе после ухода Дэнни — в тот вечер я появилась у сестры на пороге. Только сегодня мои руки обнимают Бонни. — Жаль, что мы никогда не делились друг с другом секретами, которые так долго нас мучили.

Бонни кивает, но ничего не отвечает.

— Может, будь мы честнее, все могло быть по-другому? — добавляю я.

— Если бы родители были честнее, меня бы здесь наверняка и не было, — бурчит Бонни. — Получается, для Айоны я была пустым местом?

Я крепче прижимаю ее к себе.

— Как же так получилось, что Айона осталась твоей подругой после того, что она сказала? — спрашиваю я и чувствую, как сестра напрягается в моих объятиях.

Я не надеюсь, что она ответит, однако после долгой паузы она произносит:

— У меня не было других.

Я закрываю глаза, зарывшись лицом в волосы Бонни, и еще крепче прижимаю ее к себе. Моя душа разрывается на части.

— Ты отдала ей свой браслет дружбы? — Бонни кивает. — Она все еще носила его в день смерти, Бон. Видимо, ты действительно что-то значила для нее.



Я знаю, утром Бонни снова примется убеждать меня уехать. Теперь я понимаю, почему мысль о том, что правда выйдет наружу, невыносима для нее.

Мне придется перейти эту черту, но сейчас, лежа рядом с сестрой, я спрашиваю себя, могу ли я прекратить поиски, поставив свою любовь к Бонни выше всего.

Вопрос не занимает меня слишком долго.

Теперь я уже не могу отступить.





Глава 26




Мне снова снится остров. Сон наполнен искаженными образами: люди, которых я знаю, заветная поляна и больше всего — мама, и я просыпаюсь, дрожа, но вся в поту.

Во сне мама снимала маску за маской, всякий раз открывая новое, однако не свое лицо. Проснувшись, я долго не могу выбросить сон из головы. Если и существовал в мире человек, которому я могла доверять, так это мама. Она была моим талисманом.

А теперь ты мне скажешь правду, мама?

Не так давно я бы с уверенностью ответила, что конечно скажет. А сейчас я лежу рядом с Бонни, пытаясь анализировать мамины поступки, и мне приходит в голову: вероятно, все, что она делала, — это пыталась защитить нас. Может, она считала, что правда слишком жестока для детских ушей?


Бонни тихо похрапывает. Я откидываю одеяло и свешиваю ноги с кровати. Возможно, я никогда не узнаю правды. У смерти есть свойство хранить тайны вечно.



В начале одиннадцатого Бонни уезжает, напомнив мне, чтобы я тоже возвращалась домой. Я отговариваюсь желанием осмотреть Ширли, и сестра с ворчанием смиряется. Дело в том, что я до сих пор колеблюсь.

Не исключено, что ответы находятся всего в десяти минутах езды. С другой стороны, я приехала за информацией, которая сможет помочь Дэнни, а не для того, чтобы бросать тень на репутацию моей семьи. К тому же я дала сестре слово и хорошо знала, сколько вреда ей причиню, если нарушу обещание.

Я хожу по парковке, когда приходит сообщение от Фреи. Она напоминает мне, чтобы я немедленно позвонила ей, как только что-то выясню.

Я вздыхаю, ударяя носком ботинка по колесу моей машины.

Я разрываюсь между двух огней, но не стану отрицать, что все-таки склоняюсь к одному, зная, что в будущем желание знать правду перевесит остальное.

Вот почему час спустя я снова оказываюсь перед пабом в Болсолл-Хит. Придерживая сумку, я распахиваю тяжелую дверь, и мне в нос ударяет застоявшийся пивной запах. Вчерашний бармен, протирая салфеткой пивную кружку, удивленно смотрит на меня.

— Что вам предложить?

— Колу, пожалуйста, — отвечаю я, оглядывась. — Я надеялась застать здесь одну женщину, мы вчера не договорили. Ее зовут Эндж.

Бармен кивает, но ничего не отвечает.

— Я была со спутницей, мы сидели вон в том углу, — я указываю на столик с диваном у дальней стены. — Позже в паб зашел парень, и он, похоже, знал, где ее искать. И вы также сказали, что она бывает здесь почти каждый день.

Бармен отставляет кружку в сторону, положив салфетку на стойку, и немного наклоняется ко мне.

— Не знаю, зачем ты вернулась, милая, — на ищейку ты не похожа. Но послушай моего совета и держись от них обоих подальше. — Он выпрямляется и снова принимается натирать кружку до блеска. Кожу на его лице покрывают оспины, передних зубов недостает. Я не знаю, можно ли ему доверять, однако больше мне надеяться не на кого.

— Пожалуйста, — умоляю я. — Это очень важно.

— Она ушла неожиданно? Не похоже, что она собиралась продолжать разговор. Не хотел бы я знать, во что она опять вляпалась.

— Она ни во что не вляпалась.

— А я вот думаю иначе.

— Мне нужно только спросить ее о дочери, и все, клянусь!

Он открывает рот, но тут двойная дверь с грохотом распахивается, бармен отворачивается, однако я успеваю заметить, как его лицо бледнеет. Оглянувшись, я вижу вчерашнего парня с татуировками.

— Может, мне у него спросить? — громким шепотом интересуюсь я у бармена.

— Я бы не стал, — тихо бросает он через плечо. — Держись подальше от этого. Не хватало, чтобы он решил, что ты как-то связана с ней. Помалкивай и надейся, что он тебя не узнает. Как обычно? — спрашивает он, повернувшись к татуированному. Когда тот получает свою пинту и уходит в угол, я снова интересуюсь у бармена:

— Вы можете мне сказать, где она живет?

— Снимает комнату возле Лондон-роуд, но не могу сказать, где именно.

— Большое спасибо. — Я делаю еще глоток колы и оставляю на стойке пять фунтов, добавляя, чтобы сдачу он оставил себе. Бармен снова наклоняется ко мне:

— Я серьезно. Не связывайся с ней.



До Лондон-роуд я еду около пяти минут. По обе стороны улицы тянутся трехэтажные дома в викторианском стиле, некогда красочные и выразительные, а теперь превратившиеся в захудалые полупансионы и съемное жилье. Я останавливаюсь у края дороги, осматриваясь и не зная, с чего начать. Подойдя к дому, который выглядит наиболее ухоженным, я звоню в колокольчик на его двери. Ко мне выходит пожилой человек в коричневом халате, полы которого распахиваются у него на коленях. Извинившись за беспокойство, я объясняю, кого ищу, и описываю мать Айоны.

Хозяин понятия не имеет, о ком я говорю, и я звоню в соседний дом, а затем в следующий за ним, и в следующий, пока их не остается всего несколько. Я уже начинаю терять надежду, когда наконец нахожу женщину, которая, кажется, понимает, о ком идет речь, и отправляет меня в конец улицы.

Я сомневаюсь, что действительно увижу Эндж, но, когда звоню в колокольчик на двери, она откликается, появляясь на пороге. Лицо ее вытягивается от удивления, и она, растерянно оглянувшись, спрашивает меня, что я здесь делаю.

— Мне нужно просто поговорить с вами, — заверяю я. — Можем мы для этого куда-нибудь пойти? — я указываю на зеленый сквер напротив, где перед маленькой эстрадой стоят пустые скамьи.

Эндж кивает, нашаривая ключи в кармане, и закрывает за собой дверь.

— Чего вы хотите? — спрашивает она, опускаясь на скамью. Ветер носится сквозь деревья, шелестя листьями, и женщина вздрагивает, плотнее запахнувшись в шерстяной кардиган: — Похоже, будет гроза.

— Я хочу знать, не мою ли сестру искала ваша дочь Айона, — начинаю я.

Эндж заинтересованно смотрит на меня, но молчит.

— Мне стало известно, что Айона сказала моей сестре Бонни, будто они родные сестры. У меня есть фотография Бонни, — я листаю снимки в мобильном телефоне, пока не нахожу нашу с ней совместную фотографию. Увеличивая лицо сестры, я держу телефон на коленях, чтобы Эндж не могла видеть экран. — Конечно, много воды утекло, вы можете ее не узнать… — Я протягиваю телефон собеседнице.

Она долго вглядывается в фотографию. Затаив дыхание, я слежу за ее лицом.