Вернись ради меня
Часть 53 из 56 Информация о книге
Сославшись на срочные процедуры, я обещаю Фрее перезвонить, потому что есть еще кое-кто, кого я должна немедленно поблагодарить. Как только я нажимаю отбой, в комнату врывается Мэг и едва не прыгает на меня сверху с объятьями. — Боже, я так за вас волновалась! Как ваше самочувствие? — Как будто меня переехал автомобиль, — слабо улыбаюсь я. — Мэг, даже не знаю, как тебя и благодарить! — Я представить не могу, что случилось бы, если бы я не зашла… — Мэг передергивает плечами. — Да, — мне тоже совсем не хочется развивать эту мысль. — Как же ты там оказалась? — Я хотела с вами поговорить, — просто говорит девушка. — И уже в третий раз заходила к Энни. Это долгая история: одним словом, к нам пришла Сьюзен Карлтон, а вскоре явился Грэм. — Мэг морщит носик. — Произошел ужасный скандал, и я просто сбежала из дому. Рэйчел сказала, что вас у нее нет, и я подумала — наверняка вы у Энни Уэбб. В первый раз, когда я к ней зашла, было всего полдесятого вечера, но Энни уже спала, и я ее разбудила. — Ох, мы с тобой разминулись! — соображаю я. — В это время я потихоньку ушла к Тейлорам. Так вот почему Энни поджидала меня в коридоре. — Энни отрицала, что вы у нее, однако я заметила на диване подушку и одеяло. Она всегда приглашает меня на чай, а тут выставила прямо под дождь, торопясь поскорее избавиться от меня. Мама была вся в слезах, когда я вернулась домой, и все повторяла слова Грэма, что если бы не ваше возвращение, полиция бы в него не вцепилась. Тогда Сьюзен ни о чем бы не узнала и не появилась бы на нашем пороге, а значит, интрижка с Грэмом тянулась бы и дальше. — Серьезно? — Представьте себе. Она совсем потеряла разум! Но она так злилась на вас, что я, не сомневаясь, что Энни соврала, пошла к ней снова. На этот раз она заявила, что вы принимаете ванну! — фыркает Мэг. — Как ни забавно, но так оно и было, — слабо улыбаюсь я. — Но беспокоилась ты совершенно не напрасно. — Энни выглядела просто взбешенной, когда я снова посмела прийти, а тут еще Грэм, и мать, и… Я очень нервничала. — Мэг машет рукой. — Я, конечно, волновалась за вас, но разыскивала и потому, что мне нужно было с кем-то поговорить. — Мне не важно, зачем ты пришла к Энни. Я просто счастлива, что ты там появилась. Спасибо тебе, — я беру Мэг за руку. — Какова же эта Энни Уэбб! — говорит в заключение Мэг, когда в палату заходит медсестра и громко кашляет, обращая на себя внимание. — Время визита вышло, — строго сообщает она. — Леди нужно отдыхать, если она хочет потом вернуться домой. — Стелла, я очень рада нашему знакомству, — Мэг наклоняется и целует меня в лоб. — Обещайте, что вы еще приедете на Эвергрин! — Знаешь, не думаю, что приеду, — грустно улыбаюсь я. — Но я буду счастлива, если ты навестишь меня в Винчестере. Восемь часов спустя я, завернувшись в холодное одеяло в своей собственной постели, зарываюсь носом в подушку, и слезы быстро увлажняют ее под моими щеками. С фотографий на меня смотрят наши юные улыбающиеся лица, и я подавляю желание содрать снимки со стен. Я солгала полицейскому. Не слишком ли много я на себя беру, пытаясь обезопасить свою семью? Как маме удавалось это делать столько лет? Держалась ли она из последних сил или у нее это получалось легко, в отсутствие альтернативы? У меня нет выбора. Рано или поздно Энни или Боб заговорят, но если они будут молчать, я не сумею, подобно им, похоронить правду на годы. Я думаю о двух людях, которым будет больнее всего. Из-за формальностей отец, скорее всего, избежит суда, однако это все равно будет для него ударом. И вместе с тем меня мучает вопрос: разве он не заслуживает того, чтобы понести наказание? Но куда больше меня тревожит Бонни с ее неустойчивой, надломленной психикой. Она не различает полутонов, для нее существуют лишь черное и белое. Бонни укрепится в своей уверенности, что всегда была нам чужой. Глава 36 Я не отвечала на звонки Бонни и папы и не могла заставить себя прослушать сообщения, копившиеся на автоответчике. Я лишь отправила обоим короткую эсэмэску, уведомив, что я в полном порядке и, как только я смогу выспаться, мы сможем утром поговорить. Только сейчас наступило утро, и в моем животе поселяется тревожный холодок. От Харвуда больше нет вестей. Я не знаю, что ему сказала Энни, но в первую очередь мне нужно объясниться со своими родственниками. Я лежу в постели, все еще обдумывая, с чего мне начать разговор, когда звонит мой мобильный, высвечивая папин домашний номер. К невидимым тревожным узлам внутри меня добавляется учащенный стук сердца, когда я поднимаю трубку. — Привет, Стелла. — раздается в трубке голос Оливии. — Как твои дела? — Все хорошо. Спасибо. — Отлично, — она делает паузу. — Твой отец даже заболел от беспокойства. Я надеюсь, ему больше не придется волноваться? — Вероятно. Он рядом? — коротко отвечаю я, не желая больше слушать монолог папиной жены. — Да. — Несколько секунд Оливия продолжает сопеть в трубку, и я жду, когда она скажет, что отец не сможет подойти, или все же позволит нам поговорить, предупредив меня, чтобы я не заводила речь об Эвергрине. Удивительно, но она не делает ни того, ни другого. — Стелла, дорогая, — слышится в трубке папин голос. — Я так переживал! — Не стоило, папочка, со мной все хорошо. — Что произошло? Что они с тобой сделали? — Это долгая история, — говорю я ему. — Давай я расскажу тебе в другой раз. Главное, что я дома и Дэнни отпустили. Ведь это хорошая новость, правда, пап? — Да, — соглашается отец, но, как мне кажется, через силу. — Дэнни этого не делал, — повторяю я. — У полиции больше нет сомнений. — Да, Дэнни не делал, — тихо отзывается отец. — Папа, у тебя все нормально? — Я не могу понять, отчего отец не радуется. — Мне казалось, ты будешь доволен. — Знаю, моя дорогая, только… — Он мнется и добавляет шепотом: — Я всегда надеялся, что это Дэнни. — В его словах слышится горечь. — Ваша мама настаивала, что это сделала она, но я ей не верил. Я думал, что она его защищает. — Ты действительно считал Дэнни способным на убийство? — поражаюсь я. — Нет, нет, все не так. Я понимал, что это несчастный случай и что он не хотел ее толкать. Ты же знаешь Дэнни, он и мухи не обидит! — Значит, вы с мамой так и не поговорили о том, что произошло? И ты никогда не знал наверняка, кто это сделал? — Я думал, что она его выгораживает. Выходит, я ошибался, — произносит отец, овладев собой. — Значит, полицейские знают, что это сделала твоя мама? — Не мама, — сообщаю я ему, — а Энни. — Энни?! — вопит папа так, что я отвожу руку с телефоном от уха. — Энни Уэбб?! Я слышу, как суетится Оливия, спрашивая мужа, что не так, и требуя передать ей трубку. Отец, не выпуская телефона из рук, рявкает: — Оставь меня в покое! Отстань, к чертовой матери! Я замираю. Впервые в жизни на моей памяти папа повышает голос, не говоря уже о том, чтобы ругаться. Отец прокашливается, а потом молчит так долго, что я наконец решаюсь спросить, что случилось. — Все нормально, — отмахивается он. — Но Энни Уэбб? — рычит папа. — Она убила Айону и заставила нас поверить, что это вина Дэнни? — Папа, это, конечно, существенная новость, но мне нужно еще кое-что обсудить с тобой. Ты не мог бы перейти туда, где тебя не услышат? — Оливия на кухне. — Отлично. — Я вздыхаю, задерживаю воздух в груди и медленно выдыхаю. Отец, должно быть, угадывает мое волнение. — Речь идет о Бонни, — начинаю я, с трудом выталкивая слова через сдавленное горло. — Я знаю, что вы с мамой сделали. С языка готовы сорваться десятки вопросов, и я лихорадочно подбираю самый подходящий. О чем вы, черт возьми, думали? Кто дал вам право лгать нам всю жизнь? Вам никогда не приходило в голову, что вы сделали что-то неправильно? В конце концов я говорю: — Энни узнала, что мама рассказала Айоне о вашей тайне. Думаю, именно это взбесило ее, и она не стала разубеждать маму, будто она виновата в гибели Айоны. — О нет, Стелла! — стонет папа. — Господи, нет. — Он начинает плакать. Я представляю, как он сворачивается в клубок где-то в углу комнаты, крепко прижимая телефон к уху, но, признаюсь, в кои-то веки я не испытываю к нему сочувствия. Не слишком ли поздно для сожалений, папа? Спустя сорок лет. От меня не укрылось, как здраво и логично он рассуждает. Разговор вернул его к значительным, важным событиям, и папа собрался почти до нормы. — Нам не следовало этого делать, — всхлипывает папа. — Зря мы на это решились! — Что? — кричу я. — Ты не можешь так говорить! Разве можно жалеть, что у нас есть Бонни! — Напряжение внутри меня нарастает. Я думала, что ждала от него раскаяния, но только теперь я понимаю: это не то, что я хочу услышать. — Ты же не собираешься сказать, что хотел бы, чтобы Бонни не было? — Нет… Я не знаю! — кричит отец. — Мы поступили неправильно. Неправильно! А ваша мама никогда этого не видела. — Но вы же вместе приняли решение! — завожусь я. — Почему ты винишь во всем одну маму? Я хочу, чтобы он искал оправданий того, что они сделали, а не сожалел об этом. Я хочу слышать, что у них не было выбора, потому что они полюбили Бонни и хотели дать ей нормальную жизнь. Мне неприятно слушать, как отец хнычет в трубку о том, что они не должны были забирать Бонни. — Конечно, вместе. Конечно, — повторяет он уже спокойнее. — Но почему? — умоляю я. — Пап, зачем вы это сделали? — Мы были молоды и очень хотели семью, а твоя мать потеряла двоих детей, и мы испугались… — он замолкает, — …что своих у нас больше не будет. Видит Бог, я люблю Бонни. Но мы совершили ошибку. Бонни уже знает? — Пока нет, — огрызаюсь я. И я буду тем, кто ей скажет об этом, да, папочка? Это должен был быть ты, однако ни один из вас так и не набрался смелости. Я стискиваю свой мобильный до боли в пальцах. Кровь кипит в жилах, обжигая кожу. Меня злит, что отец так и не сказал мне тех слов, которые я так жаждала услышать. Я хотела от него того, что я увидела в Руфи, — глубокой веры в правильность ее решения. Убежденности, которую я, должно быть, увидела бы в маме.