Владимир Высоцкий - Суперагент КГБ

25 декабря 1979 года грянули “афганские события”. Именно в тот день ограниченный контингент советских войск вошел в Афганистан, чтобы поддержать просоветское правительство Бабрака Кармаля. До сих пор существуют разные точки зрения на это событие: кто-то считает его вынужденной мерой советского руководства, опасавшегося потерять этот регион в пользу американцев, кто-то — хитроумной операцией ЦРУ, кто-то — происками агентов влияния Запада в высшем советском руководстве, которые тем самым заводили свою страну в капкан, подыгрывая своим заокеанским единомышленникам и ссоря СССР с мусульманским миром (эта ссора в итоге приведет к тому, что в 85-м Саудовская Аравия легко уступит уговорам США и обрушит цены на нефть, лишив советскую экономику огромных доходов — порядка 10 миллиардов долларов).

Ввод войск в Афганистан настроил против СССР не только часть мусульманского мира, но и значительную часть советской либеральной интеллигенции. Например, известно, что Высоцкий отнесся к этому событию крайне отрицательно, причем этого своего отношения ни от кого не скрывал, кляня в разговорах со своими друзьями бездарное брежневское руководство (“запутавшееся наше государство”). А ведь совсем недавно он вел себя совершенно иначе. Шабтай Калманович в одном из своих интервью, описывая пребывание Высоцкого в Нью-Йорке в январе 1979 года, рассказывал следующее:

«У Володи был удивительный патриотизм: когда вдвоем шли по магазинам — мог критиковать Советскую власть. Но стоило оказаться в компании — доказывал, что СССР лучше всех…».

После «афганских» событий Высоцкий преимущества СССР уже никому не доказывал, хотя это могла быть и ловкая игра на публику. Ведь глупо было рассчитывать на натурализацию в США, будучи публичным апологетом ввода советских войск в Афганистан. Здесь как раз требовалась обратная реакция, что, собственно, Высоцкий и демонстрировал, кляня «запутавшееся брежневское руководство».

Однако путь к натурализации преградила проблема наркотиков, о которой мы уже говорили. И нервная система Высоцкого все сильнее становилась ни к черту. Отсюда и тот случай в первый день Нового 1980 года — вечером 1 января. Высоцкий гнал в Москву на своем «Мерседесе» с подмосковной дачи Э. Володарского и чуть не угробил своих друзей — Всеволода Абдулова и Валерия Янкловича, врезавшись прямо напротив Первой Градской больницы в троллейбус. В результате друзья оказались в больнице: у Абдулова сломана рука, у Янкловича сотрясение мозга.

Исключенный из агентурного аппарата, Высоцкий на какое-то время остается один на один с теми, кто вел «ижевское» дело. В Москву из Ижевска прилетел полковник Кравец, который вел дело о прошлогодних незаконных концертах Высоцкого. Первым делом он едет в больницу к Янкловичу для обстоятельного допроса, хотя не имеет на руках никакой законной санкции на это. Из-за этого между ним и приехавшим в больницу Высоцким происходит серьезная словесная перепалка. Кравец тут же составляет бумагу на артиста с обвинениями его в том, что он сознательно устроил аварию, чтобы укрыть в больнице свидетеля по делу — Янкловича. Высоцкий предпринимает ответные шаги: жалуется на Кравца генералу МВД В. Илларионову, который был консультантом на фильме “Место встречи изменить нельзя”. Тот звонит следователю и требует объяснений. На что Кравец отвечает: мол, вас ввели в заблуждение, и вообще Высоцкий все время козырял вашим именем и говорил, что сгноит нас в тюрьме. Генерал этим объяснениям поверил и приказал своим помощникам Высоцкого к себе больше не пускать.

7 января Высоцкий кладет на стол Любимову заявление с просьбой дать ему годичный отпуск в театре, объясняя это тем, что он хочет заняться кинорежиссурой. Причем речь идет вовсе не о фильме «Каникулы после войны» («Венские каникулы») — международном проекте, с которым Высоцкий хотел покорить Запад и Голливуд. Этот проект заглох еще во второй половине прошлого года по независящим от Высоцкого причинам — из-за ухудшения советско-американских отношений. После того как администрация Д. Картера дала «добро» на создание новой самой мощной американской ракеты «МХ» (конец июня 1979 года), советская сторона выступила с резким заявлением (ведь теперь надо было тратить миллионы рублей на идентичный ответ) и хрупкое равновесие было нарушено. И все кинопроекты, начатые в начале 79-го (фильмы Ф. Копполы, С. Герасимова, В. Высоцкого), были заморожены. А когда в декабре того же 79-го грянули афганские события, про них и вовсе благополучно забыли.

Поэтому Высоцкий задумал новый кинопроект — уже у себя на родине: решил снять на телевидении (в объединении «Экран») фильм «Зеленый фургон» по одноименной книге Е. Казачинского. Еще в 1971 году он участвовал в радиопостановке по этой книге — озвучивал роль Красавчика — и с тех пор загорелся желанием сыграть эту же роль в собственной экранизации.

9 января из Москвы во Францию улетает Марина Влади. Заметим — улетает одна, без Высоцкого. Хотя до этого на протяжении последних нескольких лет он почти ежегодно в начале года выезжал вместе с ней. Так было в 1975 году (отъезд 24 января), в 1977-м (отъезд в конце февраля), в 1978-м (отъезд 12 января), в 1979-м (отъезд 10 января). Но в 1980 году все уже было иначе. Обнаружилось, что Высоцкий употребляет наркотики, и КГБ в его услугах больше не нуждается. Правда, по приказу Андропова, расстаются с ним тактично. Во-первых, его уважают как ценного агента (пусть и бывшего), сделавшего много полезного как для КГБ, так и для Родины. Во-вторых, ему сочувствуют как больному человеку, угодившему в омут наркомании не без косвенного участия КГБ. Поэтому ему сообщают, что международные операции откладываются и что он должен пока находиться на родине. Но Высоцкий слишком умен, чтобы не заподозрить подвоха. Однако виду не подает — все еще надеется справиться с наркотиками собственными силами и вернуться себе расположение бывших работодателей.

В отличие от чекистов, коллеги Высоцкого по творческой богеме относятся к нему все хуже и хуже. Мы уже говорили о том, что эстрадники сделали на него несколько злых пародий (А. Дольский, А. Хайт — Г. Хазанов), коллеги «таганковцы» мстят молчаливым презрением, а в начале 1980 года к этому сонму добавились еще и столичные литераторы. У последних к Высоцкому те же претензии, что и у остальных: слишком много благ перепадает «гонимому» Высоцкому от власть предержащих. Причем в глаза Высоцкому эти претензии стараются не высказывать (опасаясь не только его гневной реакции, но и тех, кто его «крышует»), а делают ему больно исподтишка.

Например, 20 января Высоцкий должен был присутствовать в Центральном доме литераторов на творческом вечере братьев-детективщиков — писателей Аркадия и Георгия Вайнеров. Наш герой решает ехать туда не один, а со своими друзьями: Вадимом Тумановым и его сыном. Однако последних в зал не пустили под предлогом того, что в пригласительном билете значится только одна фамилия — Высоцкого. Наш герой пытался добиться разрешения ситуации мирным путем, но билетеры были непреклонны. Тогда Высоцкого прорвало: он разразился такой руганью, что задрожали стены старинного особняка. В итоге, исполнив со сцены всего одну песню (сделать это его заставило чувство уважение к Вайнерам), Высоцкий развернулся и покинул высокое собрание, возмущенный происшедшим до глубины души.

Два дня спустя (22 января) Высоцкий впервые в своей жизни записывается с собственными песнями на Центральном телевидении, в передаче «Кинопанорама» (отметим, что до этого Высоцкий на ТВ уже записывался, но это происходило на периферии: в Эстонии в 72-м, в Пятигорске в 79-м). Так что запись на ЦТ была фактом знаменательным, имеющим прямое отношение к разным граням взаимоотношений властей с Высоцким.

Грань первая — политическая, имеющая отношение к афганской проблеме. Как мы помним, ввод советских войск в Афганистан в конце декабря прошлого года активизировал радикальные настроения как в диссидентском движении в СССР, так и в среде либеральной интеллигенции. В итоге советские власти в середине января 80-го приняли решение отправить в ссылку в город Горький главного “смутьяна” среди советских дисидентов — академика Андрея Сахарова. Об этом решении весьма оперативно стало известно всем диссидентам и либералам, что еще больше наэлектризовало эту среду. Чтобы сбить этот накал и умаслить наиболее активных инакомыслящих из среды творческой интеллигенции определенные силы во власти (не все конечно) и приняли решение сделать поблажки тому же Высоцкому.

Грань вторая — психологическая. Она была вызвана желанием КГБ умаслить Высоцкого после его отстранения от агентурной деятельности. Ему было разрешено записать студийный концерт для показа по ЦТ (эта запись совпадет с днем высылки Сахарова), а также в ускоренном темпе начала решаться проблема с присвоением ему звания Заслуженного артиста РСФСР. Однако оба проекта сорвутся по вине самого Высоцкого. Начнем с «Кинопанорамы». Ее съемка происходила ночью, когда все высокое начальство давно уже разъехалось по домам и кроме съемочной бригады в студии никого не было. И хотя Высоцкий чувствовал себя неважно — в кадре это прекрасно видно — однако желание оставить свои записи для потомков пересилило все сомнения. Запись продолжалась в течение нескольких часов. Могли бы уложиться и раньше, но Высоцкий ближе к концу записи стал забывать текст (кончилось действие наркотика, ему надо было вколоть новую дозу, но сделать это в студии, сами понимаете, было невозможно). В ту ночь были исполнены следующие песни: “Мы вращаем Землю”, “Парус”, “Жираф”, “Песня о Земле”, “Утренняя гимнастика”, “Дорогая передача”, “Про Кука”, “Баллада о любви” и др.

После съемки Высоцкий пришел в аппаратную и попросил показать всю запись. Отказать ему, естественно, не посмели. Увиденным он остался доволен: “Как я рад, что мы это сняли и что это теперь останется на пленке”. Однако уже на следующий день его мнение изменилось. Тот же И. Шевцов вспоминает слова Высоцкого: «Ну, сделали запись. Я час с лишним, как полный… выкладывался. А потом она (ведуща я “Кинопанорамы” Ксения Маринина. — Ф. Р.) подходит и говорит: «Владимир Семенович, вы не могли бы организовать звонок к Михаилу Андреевичу Суслову?» Я аж взвился: Да идите вы!.. Стану я звонить! Вы же сказали, что все разрешено?» — «Нет, но…».

На следующий день (23 января) Высоцкий должен был вновь появиться в Останкино, чтобы принять участие в съемках сюжета для той же “Кинопанорамы”, где речь должна была идти о сериале “Место встречи изменить нельзя” (вместе с ним в кадре должны были также выступать режиссер Станислав Говорухин и его партнер по фильму Владимир Конкин). Однако Высоцкий на этой съемке так и не объявился, по сути обманув Маринину: пообещал ей приехать чуть позже (дескать, одену другой костюм), но так в студии и не объявился. Спрашивается, почему? Судя по всему, дело было все в той же политике. В тот день стало известно, что накануне власти выслали в Горький Андрея Сахарова и Высоцкий был настолько возмущен этим событием, что даже собирался ехать к академику, чтобы выразить ему публичную поддержку. Присутствовавшему здесь же Вадиму Туманову с трудом удалось отговорить друга от этого рискованного шага. Тогда Высоцкий “кинул” телевизионщиков, поскольку догадывался, что нынешний его допуск на ЦТ был хитрым ходом властей по выпусканию пара из диссидентского котла. Кстати, именно этим отказом Высоцкого можно объяснить тот факт, что его часовой концерт для “Кинопанорамы” был в итоге положен на полку.

Что касается присвоения звания заслуженного артиста РСФСР, то Высоцкий сам откажется оформлять на него документы. Так и заявит заведующей отдела кадров «Таганки»: мол, я еще не заработал. Лукавил, конечно — просто понимал откуда «дует ветер» и расценил это как подачку. Будучи человеком гордым, он решил доказать ИМ, что способен справиться со своей проблемой и без подачек. А тут еще некоторые друзья начали от него уходить. Например, Всеволод Абдулов так и сказал: «Володя, смотреть на то, как ты умираешь, я не могу. И не буду. Поэтому я ухожу. Если понадобится — звони, я появлюсь и все сделаю. Но просто присутствовать при твоем умирании — не буду».

В итоге Высоцкий делает отчаянный шаг побороть болезнь и вернуть себе доверие не только близких друзей, но и своих недавних работодателей из КГБ. Он надеется, что там еще не все потеряно, что Андропов зачтет его прошлые заслуги. И сразу после своего дня рождения (25 января ему исполнилось 42 года) вместе с врачом Анатолием Федотовым закрывается на несколько дней у себя на квартире. А. Федотов рассказывает: «В январе 1980 года мы с Высоцким закрылись на неделю в квартире на Малой Грузинской. Я поставил капельницу — абстинентный синдром мы сняли. Но от алкоголя и наркотиков развивается физиологическая и психологическая зависимость. Физиологическую мы могли снять, а вот психологическую… Это сейчас есть более эффективные препараты. Да, сила воли у него была, но ее не всегда хватало…».

Об этом же слова В. Янкловича: «Высоцкий запирается вместе с врачом. Врач пытается что-то сделать. День, два… На третий день — срыв. Ничего не помогает — так делать нельзя. Даже врачи уже не верили в успех…».

Высоцкий продолжает концертировать, однако дальше Москвы и области власти (КГБ) его не выпускают — как говорится, на всякий случай. Вот он и курсирует между столицей и ближайшими городами, вроде Жуковского, Долгопрудного, Троицка.

Между тем на Высоцкого продолжают сыпаться дары от власть предержащих. В начале февраля 1980 года состоялся суд по факту автоаварии от 1 января с участием Высоцкого. Он отнесся к артисту весьма снисходительно и вынес ему наказание мягче не бывает — общественное порицание плюс обязал его… быть особо внимательным за рулем. В середине марта ставится финальная точка и в «ижевском деле». В столице Удмуртии проходит суд, который заканчивается для Высоцкого благополучным исходом: к нему никаких претензий нет, зато нескольких администраторов, проводивших его концерты в Ижевске в апреле 1979 года, приговаривают к различным срокам заключения. Один из осужденных в сердцах даже обещает приехать в Москву и… взорвать Высоцкого вместе с его «Мерседесом».

Благополучные приговоры двух судов в отношении Высоцкого было актом благодарности со стороны КГБ по адресу своего бывшего агента за его прошлые заслуги. Задача сделать из Высоцкого гонимого (а в этом случае тот же ижевский суд мог бы вынести более суровый приговор — например, назначить ему большой денежный штраф, а пресса могла бы вынести это дело на суд широкой общественности) перед КГБ уже не стоит, поскольку агента «Виктора», который должен был натурализоваться в США, уже не существует.

Однако в разгар ижевского суда Высоцкий наконец-то выезжает за границу. Почему же его все-таки выпустили? За этим событием стояли два человека: Юрий Андропов и Марина Влади. Как мы уже говорили, шеф КГБ уважал Высоцкого и хотел отблагодарить его за долгие годы агентурной работы — помочь ему справиться с наркоманией. Поскольку в СССР таких специалистов не было, надо было обратиться к помощи зарубежных. Тут и пригодилась Марина Влади, которая под свое честное слово и добилась выезда Высоцкого для того, чтобы уговорить его попробовать вылечиться во Франции (сама она вылетить к нему не может — связана съемочным контрактом). К Влади у КГБ не было никаких претензий, поскольку все условия своего контракта с «конторой» она выполняла неукоснительно все эти годы, поэтому заслужила к себе только одного чувства — уважения.

М. Крыжановский: «Высоцкого выпустили в Венецию, но дали ясно понять, что он уже не та неприкосновенная звезда, могущая позволить себе такое, чего не могли позволить все остальные смертные. Перед вылетом с родины он должен был ясно увидеть, в какое положение он сам себя загнал. Ему устроили показательный спектакль, после которого он должен был понять «кто в доме ХОЗЯИН», И ЧТО ШУТИТЬ с КГБ лучше не стоит…».

В качестве провожающих с Высоцким были двое: Иван Бортник и Валерий Янклович. Поначалу все было, как обычно и не предвещало никаких неприятностей. Таможенники, хорошо знавшие Высоцкого, уже собирались пропустить его без тщательного досмотра, хотя прекрасно знали, что он везет с собой запрещенные вещи — шкурки соболя, предназначенные для продажи (фактически контрабанда). Как вдруг к месту проверки подошли трое мужчин в штатском и, предъявив таможенникам свои «корочки», начали личный досмотр вещей Высоцкого. Как признается Янклович, ничего подобного ранее в отношении Высоцкого никогда не делалось. А ведь год назад Высоцкий провозил в ФРГ целую партию телевизоров «Шилялис», чтобы там продать их втридорога. То есть, фактически это была контрабанда. Но таможенники его пропустили, поскольку он вылетал без досмотра. Но в марте 1980 года ситуация была уже совершенно иной. Если год назад Высоцкий вылетал под прикрытием КГБ, то теперь та же «контора» поставила своей целью его конкретно прижать, напутав до смерти.

Если бы люди в штатском нашли контрабандные шкурки, разразился бы скандал. Понимая это, один из таможенников (а он в тот момент думал не столько о Высоцком, сколько о себе) не растерялся и сунул шкурку соболя, которая была в чемодане у Высоцкого, за пазуху Бортнику. Сам Высоцкий тоже перепугался и руками раздавил в кармане куртки пузырек с наркотиком. Пошла кровь. Проверяющие, конечно же, видели все эти манипуляции, но сделали вид, что не заметили. Но спектакль продолжили.

Досмотр продолжался больше получаса с тем, чтобы Высоцкий на свой рейс не успел. У него конфисковали золотое кольцо, картину и еще что-то. Возмущенный артист позвонил одному из своих “крышевателей” — высокому чиновнику из министерства внешней торговли (заместителем министра там был родной брат генсека Юрий Брежнев, с которым наш герой тоже был знаком, но шапочно). Тот посоветовал написать объяснительную на имя министра Патоличева. Высоцкий так и сделал. Вещи ему вернули, что было естественно: целью было поприжать Высоцкого, сбить с него спесь, но отнюдь не препятствовать его вылету к Влади, которой было дано слово, что супруга к ней выпустят.





Глава четырнадцатая

Агент сделал свое дело, агент должен умереть




В Венеции между Высоцким и Влади состоялся серьезный разговор. Влади в своих мемуарах пишет, что именно тогда впервые узнала о наркотиках в жизни мужа. На самом деле это всего лишь легенда, как и то, например, что Влади не знала о женщинах Высоцкого. Все она прекрасно знала, но делала вид, что остается в неведении. Так от нее требовала агентурная работа. А вот шоу-бизнес диктует иные законы: чтобы красивая сказка бальзамом проливалась на души доверчивых поклонников. Именно следуя законам шоу-бизнеса, Влади и написала потом свои мемуары о покойном муже. Однако правда в этой книге, конечно же, тоже присутствует. Взять, например, концовку той венецианской истории. Влади пишет:

«… Ты говоришь мне, что обязательно поправишься, и чувствуешь сам, что это — конец.

— Я возьму себя в руки. Как только приеду в Париж, мы начнем соблюдать режим, мы будем делать гимнастику, вся жизнь еще впереди. В конце концов нам всего по сорок два года! Ты обещаешь, что к моему дню рождения в мае “все будет в порядке”…».

Высоцкий и в самом деле надеется, что сумеет взять себя в руки, поскольку от этого зависит его благополучие в дальнейшем. Он еще не догадывается, что наркотики превратили его в безвольного человека: он мог дать слово и через день уже об этом обещании забыть. Поэтому, вернувшись в Москву 21 марта, он уже очень скоро снова начинает «колоться». Колет не в вены, а в мышцы, чтобы не было особо заметно. Причем никого уже не стесняется. Так, будучи в Ленинграде у Кирилла Ласкари, попросил у его жены шприц. К. Ласкари пишет: «Такового в доме не было. На ее вопрос “зачем?” — сослался на горло: плохо со связками. Пошли с Ирой на бульвар Профсоюзов, в косметическую поликлинику. Одна из сестер его узнала и дала шприц. Дома ушел в ванную комнату и плотно закрыл дверь. Оттуда до Иры доносился его хрип. Потом поцеловал ее и умчался обратно в Москву…».

Причем умчался, оставив на столе записку со своими стихами, в конце которых значилось:


А я теперь на выручку

К Мариночке лечу…»





Какая там Мариночка, когда шприцы опять идут в дело? Хотя остатки воли еще остаются. Как и надежда на то, что бывшие работодатели вернут его в свои ряды, поскольку без любимой работы, связанной с постоянным риском, жизнь ему кажется никчемной и постылой. Как говорил Володя Шарапов из «Места встречи…», имея в виду бандита Фокса: мол, жизнь для него, что еда без соли. Вот и Высоцкий по-настоящему страдал без риска и приключений. И вовсе не друзья заставили его лечиться, а отсутствие смысла в жизни. Настоящих друзей у него и не было вовсе — секретный агент всегда одинок. Вот и В. Янклович говорит о том же: «Практически ни с кем из нас Володя не чувствовал себя свободным, даже с нами — ближним кругом…».

Действительно, какая может быть свобода, когда надо все время таиться и скрывать свои мысли даже от ближнего круга людей!

В конце апреля Высоцкий предпринимает еще одну попытку вылечиться. Рассказывает врач Института скорой помощи имени Склифосовского Леонид Сульповар: «И я начал искать, что можно еще сделать. Единственный человек, который этим тогда занимался, был профессор Лужников. К нему я и обратился… У меня была надежда большая — и я Володю в этом убедил, что мы его из этого состояния выведем. Лужников разрабатывал новый метод — гемосорбцию (очистка крови). Я договорился…”.

Вспоминает В. Янклович: «В Москве Володе впервые в Союзе делают гемосорбцию. Сульповар договорился с профессором, который занимался этим. Профессор попросил Володю обо всем рассказать откровенно, иначе не имеет смысла пробовать… Володя рассказал все: когда, сколько и как… Когда он может бороться, а когда нет… Решили попробовать. Володя остался в больнице — гемосорбцию сделали…» (Это произошло 23–24 апреля. — Авт.).

Свидетель тех событий врач А. Федотов продолжает рассказ: «Кровь несколько раз «прогнали» через активированный уголь». Это мучительная операция, но он пошел на это. Но гемосорбция не улучшила, а ухудшила его состояние. Мы зашли к нему в больницу на следующий день. Он был весь синий.

— Немедленно увезите меня отсюда!»

После этой неудачи руки у Высоцкого опустились окончательно. И ситуация стремительно покатилась к своей трагической развязке. У безвольного и больного человека и дом превращается в проходной двор. В «неродящий пустырь» по Высоцкому (новых произведений он уже давно не пишет, а если и берется за ручку, то урывками). В этом доме двери (а они были снабжены множеством сложных замков) уже открыты настежь, там куролесят гулящие девки, а шприцы разбросаны по полу. Вспоминает О. Афанасьева: «2 мая Володя должен был приехать за мной. Жду его дома на Яблочкова. Нет. Звоню, подходит Янклович. “Не волнуйся, все нормально, мы тебе позвоним”. — “А где Володя?” — “Он не может подойти”. — “Я сейчас приеду”. — “Нет-нет, не вздумай”. Беру такси, через 10 минут вхожу в квартиру, там — е-мое: столы грязные, посуда, бутылки — настоящее гулялово. Захожу в спальню. Там Даль спит с какой-то бабой. Кошмар, вертеп, воронья слободка. Я хочу войти в кабинет, и вдруг оттуда выходит девка, мне знакомая, — в рубашке, босая. Я зову ее на кухню: “Ира, значит так: я сейчас уезжаю. Я приеду в половине третьего. В половине третьего в квартире должна быть идеальная чистота, и помойка вынесена, и вас, блядей, не должно быть здесь даже духу”. И уезжаю. Пошла на рынок. Через полтора часа звоню: “Все убрали?” — “Да”. — “Хорошо. Можете спускаться”.

Я приехала — девственная чистота в квартире, девственно на кровати спит Володя, в другой комнате спит одинокий Даль. Он проснулся, вышел, и я первый раз в жизни видела, как у человека трясутся руки и он пьет, держа стакан водки через шею на полотенце (в спектакле БДТ “Энергичные люди” по В. Шукшину это с блеском показывал актер Евгений Лебедев. — Авт.). У Володи такого не было. Я Володе потом ни слова не сказала, он извинялся. Еще потом был такой же неприятный эпизод — вот и все за два наших года…».

10 мая Высоцкий вылетает в Париж, хотя уже почти не верит в удачу. КГБ отпускает его в эту поездку, поскольку Влади надеется на последнее средство, чтобы вытянуть мужа из наркотического омута: хочет уложить его в парижскую клинику «Шарантон». Там несколько лет назад лежал ее старший сын Игорь и пребывание там благотворно сказалось на его самочувствии. То же самое теперь предполагалось проделать и с Высоцким. Но поскольку воли у него уже не осталось, он опять «начудил».

Позвонил Влади и сказал, что встречать его не надо, мол, доеду сам. И не доехал — прямо из аэропорта Орли завис в ресторане «Распутин» со случайными знакомыми. Влади, которая безуспешно прождала его несколько часов дома, взяла с собой своего среднего сына Петю и отправилась на поиски мужа. Нашли они его в «разобранном» состоянии и на следующий день отвезли в «Шарантон».

Тем временем Театр на Таганке готовился к майским выступлениям в Варшаве на смотре театров мира (фестиваль “Варшавские встречи”). На нем должен был быть представлен спектакль «Гамлет». И в это самое время из Парижа звонит Марина Влади и сообщает, что Высоцкий лег в клинику и приехать в Варшаву не сможет. По словам Валерия Янкловича после этого звонка в театре поднялся невообразимый шум. “Из-за какого-то Высоцкого нас не пустят в Польшу!” — возмущенно говорили многие. Однако из страны их выпустили. Иначе и быть не могло: Польша тогда стояла на пороге больших социальных волнений и в Кремле не хотели лишний раз злить тамошних либералов.

17 мая начались гастроли в Польше. Два дня спустя пришлось отменить “Гамлета” — нет Высоцкого. Однако дальнейшие отмены означали бы срыв всех гастролей, поэтому Любимов связывается с Влади. И та разрешает Высоцкому лететь в Польшу. На календаре 22 мая. В аэропорт Высоцкого провожает Михаил Шемякин.

Приехав в Польшу, Высоцкий благополучно отыграл в своих спектаклях. После одного из представлений в варшавском Театре оперетты с ним встретился журналист польской газеты «Штандарт млодых» В. Сверч. Он попросил у Высоцкого интервью, но тот отказался из-за плохого самочувствия. А в конце беседы сказал фразу, которая станет для него роковой: «Приезжай в Москву! Сделаем такое интервью, что и Польша, и весь мир вздрогнут…». У этого разговора оказались свидетели, которые немедленно донесли о словах Высоцкого в КГБ. После этого любая спецслужба просто обязана «убрать концы в воду». А тут дело касалось большой политики: журналист-то был польский, а Польша в те дни была самым взрывоопасным местом в социалистической системе. Если бы Высоцкий «запел», польские оппозиционеры (и стоявшее за ними американское ЦРУ) не применули бы воспользоваться этой удачей — извлекли бы из нее максимум выгоды.

М. Крыжановский: «Высоцкий решил рассказать мировой общественности историю, которую мы сегодня рассказываем в своей книге. Не все люди, знающие большие государственные секреты, а тем более участвовавшие в спецоперациях разведки, могут молчать до последних минут жизни. Почему? Показателен случай Рудольфа Гесса, заместителя Гитлера по НСДАП, который симулировал сумасшествие и потерю памяти на Нюрнбергском процессе в 1946 году. Советский психиатр профессор Краснушкин обследовал его и сказал: «Господин Гесс, вы сейчас молчите и симулируете ретроградную амнезию. Но ведь вы не больны. Молчать длительное время здоровый человек не может. Наступит момент, и вы обязательно заговорите. Тогда вас понесет так, что вы не сможете остановиться. В результате наговорите такого, что может вам очень навредить и о чем будете жалеть. Как специалист советую прекратить эти маневры». После этого Гесс стал давать показания…».

30 мая Высоцкий возвращается в Париж, где он (при поддержке все той же Влади) предпринимает еще одну попытку «соскочить с иглы» — только на этот раз без помощи врачей, а полагаясь исключительно на собственную силу воли. Супруги уезжают на юг Франции, в маленький дом сестры Марины Одиль Версуа на берегу моря (сама сестра тоже смертельно больна, но только раком, и жить ей остается чуть больше трех недель. — Ф. Р.). Все спиртное из дома вынесено и спрятано в саду, Высоцкий сидит на пилюлях. Но сил его хватает не надолго — как уже отмечалось, силы воли уже практически не осталось. В итоге — очередное поражение. Как пишет М. Влади: «И моя сила воли изнашивается как тряпка, меня охватывает усталость, и отчаяние заставляет меня отступить. Мы уезжаем…».

11 июня Высоцкий покидает Париж. Фактически Влади выставила супруга, поскольку он не оправдал ее ожиданий. Однако она находит в себе силы обнять мужа и произносит напутственные слова: «Береги себя. Будь осторожен. Не делай глупостей». Только они вдвоем понимают истинный смысл этого напутствия: их агентурная суперпара развалилась, но Влади совсем не хочется, чтобы один из них в результате этого расстался с жизнью. Увы, но Высоцкий уже потерял осторожность — еще в Польше. И вообще он наделал слишком много глупостей на почве своей болезни. Теперь его уже ничто не могло спасти, даже останься он на Западе.

Помня напутствие жены, Высоцкий становится подозрителен. 13 июня он вдрызг разругался с одним из друзей — врачом Анатолием Федотовым. Что-то в поведении последнего ему показалось неуместным и он выгнал его из дома. Однако спустя несколько дней Федотов был возвращен, поскольку он безропотно доставал Высоцкому наркотики и другого такого безотказного человека надо было еще поискать. Высоцкий сам позвонил Федотову и извинился за грубость. Врач вновь стал вхож в его дом, что ускорило приближение трагической развязки. Устранение Высоцкого должно было произойти таким образом, чтобы эта смерть выглядела как естественная.

18-22 июня Высоцкий дает серию концертов в подмосковном Калининграде. Выступает по четыре-пять раз в день, как в добрые старые времена. В один из тех дней он пытается дозвониться до Парижа, ему это удается, но Влади быстро прерывает разговор — у нее тяжело больна сестра Одиль, поэтому ей не до сантиментов.

Во время тех гастролей произошел случай, который вновь заставил друзей Высоцкого предпринять серьезные меры по его спасению из наркотического омута. На те концерты пришла женщина, у которой муж был врачом. Она каким-то образом знала о проблемах Высоцкого с наркотиками и предложила ему пройти обследование у ее мужа. И тот вынес убийственный вердикт: “Он живой мертвец. Ему жить осталось максимум два месяца”. Вот почему 22 июня, когда Высоцкий был еще в Калининграде, Янклович отправился в Москву, где встретился с отцом Высоцкого Семеном Владимировичем. И уговорил его дать свое согласие на помещение Высоцкого в специальную больницу, где лечили наркоманов. Однако едва наш герой узнал об этом предприятии, он немедленно пресек его буквально на корню. Янкловичу так и сказал: “Валера, если ты когда-нибудь подумаешь сдать меня в больницу, считай, что я твой враг на всю жизнь. Сева попытался однажды это сделать. Я его простил, потому что — по незнанию”.

23 июня Высоцкий вернулся в Москву, заработав на концертах около 6 тысяч рублей. В тот же день из Франции пришло горестное сообщение — умерла сестра Марины Влади Одиль Версуа. Влади попросила мужа приехать на похороны. Он пообещал, но так и не вылетел.

М. Крыжановский: «Согласно официальной версии, Высоцкий якобы передумал лететь во Францию, поскольку испугался новых выяснений отношений с женой. Но это неправда. Его попросту не выпустили из страны, поскольку была вероятность того, что он может не вернуться или «наделать глупостей». После того заявления в Польше КГБ не успел перекрыть Высоцкому дорогу и он улетел в Париж. Теперь такой нерасторопности КГБ себе позволить не мог. На Лубянке уже определились с тем, что Высоцкий — свидетель нежелательный. И тот разговор в Польше с журналистом «Штандарт млодых» был последней каплей в этом процессе…».

1-3 июля по ЦТ состоялась премьера фильма Михаила Швейцера “Маленькие трагедии”. Высоцкий играл в нем Дон Гуана, который погибал после рукопожатия каменного Командора. Для Высоцкого это была символическая премьера, поскольку и в реальной жизни он уже был приговорен к смерти Командором, сидящим на Лубянке. И хотя Командор не имел личных претензий к Высоцкому, однако здесь уже было не до сантиментов — на кону была репутация «конторы».





ИНФОРМАЦИЯ К РАЗМЫШЛЕНИЮ


В 1977 году в Москве был разоблачен советский дипломат Александр Огородник, работавший на ЦРУ под агентурным псевдонимом «Агроном» (в фильме «ТАСС уполномолчен заявить», он выведен под именем Трионона). Во время ареста Огородника сотрудниками КГБ, он, согласно официальной версии, покончил с собой: извлек из авторучки ампулу с цианистым калием и отравился. Однако есть и другая версия этой смерти.

Согласно нее, в смерти Огородника был сильно заинтересован Юрий Андропов. Огородник сумел завязать романтические отношения с дочерью бывшего помощника Л. Брежнева, а с 1977 года заведующего Отделом ЦК КПСС по связям с социалистическими странами Константина Русакова Тамарой и они даже собирались пожениться. Если бы после его ареста состоялся суд над ним, то тогда эта связь стала бы достоянием гласности. А это могло стать весомым козырем для недоброжелателей Андропова в Политбюро, которые потребовали бы у Брежнева отставки шефа КГБ на почве того, что госбезопасность допустила связь американского шпиона с дочерью столь высокопоставленного деятеля. В итоге Огородник погиб при задержании. Эту акцию осуществил сотрудник 8-го отдела ПГУ, представившийся следователем. Он заставил всех коллег, участвовавших в задержании Огородника (в том числе и генерала «наружки»!), выйти из комнаты, после чего остался с задержанным один на один. Спустя несколько минут Огородник погиб. Его связь с дочерью Русакова тогда так и не вышла наружу и Андропов усидел в своем кресле.

Последние три недели жизни Высоцкого прошли для него как в угаре. Он уже мало был похож на того подтянутого, жесткого и волевого человека, каким был совсем недавно: например, когда проходил обследование на американском томографе в январе 1979 года. Теперь это был уже полутруп: безвольный, истеричный. В начале июля он должен был улететь к Вадиму Туманову, чтобы предпринять еще одну попытку “соскочить”, но вместо этого, ночью перед отлетом, стал требовать у друзей наркотики, а когда те отказались, отправился за ними сам. Вернулся уже с пустой ампулой. А утром устроил в доме новый скандал, требуя очередную дозу. Вел себя безобразно: швырял книги, перевернул вещи вверх дном в поисках наркотика. И лететь к Туманову отказался.

11 июля В. Золотухин оставляет в своем дневнике следующие строчки: «… Высоцкий мечется в горячке, 24 часа в сутки орет диким голосом, за квартал слыхать. Так страшно, говорят очевидцы, не было еще не у него. Врачи отказываются брать, а если брать — в психиатрическую; переругались между собой…».

18 июля Федотов достал Высоцкому очередную дозу наркотика. Отметим — в последний раз. Перед этим Федотов провел беседу с Высоцким и объяснил ему, что можно выйти из зависимости, перейдя на алкоголь, а про наркотики надо забыть. Высоцкий с этим согласился и на следующий день (досмотрев торжественное открытие в Москве 22-х летних Олимпийских игр), сорвался в запой. По словам А. Федотова: «19 июля Володя ушел в такое “пике”! Таким я его никогда не видел. Что-то хотел заглушить? От чего-то уйти? Или ему надоело быть в лекарственной зависимости? Хотели положить его в больницу, уговаривали. Бесполезно! Теперь-то понятно, что надо было силой увезти…».

Здесь врач явно лукавил, поскольку есть масса свидетельств того, что именно он в первую очередь и не хотел, чтобы Высоцкого забрали в больницу. И мы эти свидетельства чуть ниже приведем.

20 июля Высоцкого навестил его сын Аркадий. Он в те дни поступал на физтех, у него неудачно складывались экзамены (две четверки) и он хотел попросить помощи у отца. Но та встреча оставила у парня не самые приятные впечатления. Вот его собственный рассказ:

«В середине дня отец проснулся. Он вышел из кабинета, увидел меня — очень удивился. Я сразу понял, что он, действительно, сейчас не в состоянии разговаривать…