Влюбленный призрак

— Так я и думал. Мне показалось или ты действительно говорил через меня?

— Тебе показалось. Я бы никогда себе этого не позволил.

— Странно… Я говорил вещи, смысла которых не понимал, произносил неведомые мне слова. Как если бы ты в меня вселился!

— Не пойму, что тебя мучает. Важно то, что ты делаешь, а не то, что говоришь.

— Одним словом, больше не смей так делать. Отвратительное состояние! У меня было ощущение, что во мне пророс ты.

— Мечта любого родителя! Продолжить существование в сердце своих детей — что может быть прекраснее? — насмешливо ответил Раймон. — И вообще, зачем сгущать краски? Когда ты был мал, за тебя всегда говорила твоя мать. Я задавал вопрос тебе и получал ответ от нее.

— Ревность? Это что-то новенькое.

— Что ты болтаешь? Тебе пора отдохнуть. Нам предстоят великие дела.



Под крыльями самолета засинела бухта Сан-Франциско. Когда он завалился на одно крыло, Тома́ узнал выступающие из тумана красноватые башни моста «Золотые ворота».



Выходя из самолета, Тома́ облегченно перевел дух. Его пациент покинул лайнер до него. Стюардесса, прощавшаяся у двери с пассажирами, сердечно поблагодарила Тома́.

Тома́ ответил улыбкой на ее улыбку и гордо зашагал по рукаву.

— Почему бы тебе не попросить у нее номер телефона? Она полетит обратно в Париж только через два дня. Ты вполне мог бы пригласить ее завтра вечером в ресторан.

— Чтобы продолжить врать, корча из себя врача? Как будто в эти два дня у меня не будет других занятий!

— Я предложил это из лучших побуждений. Как рано я ушел! — вздохнул Раймон. — Мне еще столькому надо было тебя научить.

— Вот и мама недавно говорила мне то же самое.

— Вот как? Когда это было?

— Было бы хорошо, если бы ты помолчал, когда я буду проходить таможню, — сказал Тома́ отцу, вставая в очередь, казавшуюся нескончаемой.

— А ты мне прикажи!

— Уже приказал.



Пока сотрудник иммиграционной службы проверял его паспорт, Тома́ пытался побороть волнение. Попросив его открыть сумку, страж границы не удовлетворился бы нюханьем содержимого урны. На вопрос о цели визита Тома́ ответил, что прилетел на похороны. Больше вопросов не было, и уже через час после приземления Тома́ сел в такси и покатил в Сан-Франциско.



Вдали появился небоскреб-пирамида «Трансамерика».

Раймон волновался все сильнее.

— Она там, — бормотал он, — я уже ее чувствую. Уже двадцать лет я не был так близко к ней, как не переживать в такой момент?

Тома́ взглянул на отца, и ему передалось его волнение.

— Да, мы уже недалеко, — подтвердил он. — Я сделаю все, что смогу, даю тебе слово.

— Знаю, сынок, знаю. — Отец потрепал его по колену — памятный сыну жест.





8




Такси остановилось на Грин-стрит, перед типичным для района Пасифик-Хайтс домиком в викторианском стиле. Тома́ расплатился с водителем, забрал вещи и позвонил в дверь.

На пороге появилась приятная улыбчивая женщина сет сорока.

— Тома́, — представился он, протягивая ей руку.


— Лорэн Клайн. Я боялась, что ваш рейс задержится. У меня через час дежурство, скоро убегать. Пойдемте, я все вам покажу.

— Вы врач? — спросил Тома́, входя следом за ней в дом.

— Да, а что?

— Так, ничего.

— Проблемы со здоровьем? — спросила его Лорэн, спускаясь по лестнице.

— С этим никаких проблем, все в порядке.

— Ну и отлично. Смотрите! — Она открыла дверь. — Справа спальня, слева ванная и гостиная с кухонным уголком.



Тома́ оглядел гостиную. Паркетный пол из широких планок, накрытый пледом диванчик, старинный низкий столик, четыре стула «хикори», цветной ковер. Пестровато, зато жизнерадостно. Два окна выходили на улицу, еще два — на солнечную сторону, в цветущий сад.

— Мы живем над вами, — объяснила хозяйка, — но мы вас не потревожим. Муж сегодня в Кармеле, он вернется к вечеру, а я только завтра утром. У врачей часто бывает сложный рабочий график.

— Знаю, — кивнул Тома́.

— Ваша жена — врач?

— Отец был хирургом.

— Теперь он пенсионер? Какой была его специальность?

— Кардиохирургия. Операции были смыслом его жизни. Жаль, его больше нет.

— Мои соболезнования. Что привело вас в Сан-Франциско? Вы пробудете всего три ночи?

Немного помявшись, Тома́ сознался, что пересек Атлантику, чтобы присутствовать на похоронах.

— Умер кто-то из ваших близких? Наверное, это лишний вопрос, иначе вы не предприняли бы такое дальнее путешествие.

— Как ни странно, я с ней был едва знаком. Она была возлюбленной моего отца.

Лорэн сказала с чуть заметной улыбкой:

— Мы три года назад побывали во Франции. В Париже жил лучший друг моего мужа, мы гостили у него.

— И как, понравилось?

— Очень! Парижане такие откровенные, это делает их неотразимыми.

— Наверняка вы недолго там пробыли. Не хочу вас задерживать, у вас очаровательный дом, можете не беспокоиться, мне здесь будет очень хорошо.

— Если вам что-то понадобится, Артур будет вечером дома и с радостью с вами познакомится.

Убегая, Лорэн предупредила Тома́, чтобы он не пугался пальбы в гараже: ее старый автомобиль сначала возмущается попыткам его завести.

И действительно, вскоре до слуха Тома́ донеслись неблагозвучные трели. Высунувшись из окна, он увидел стремительно удаляющийся зеленый «триумф».

— Ишь, как давит на газ! — прыснул Раймон. — Она мне нравится, характер что надо!

— Докторша или ее машина? — потребовал уточнения Тома́.

— Спасибо, кстати, за изящную похвалу моему хирургическому таланту в беседе с моей коллегой. Желаешь пройтись по городу или предпочитаешь и дальше нести чушь?

Тома́ заглянул в спальню и увидел старый комод, заваленный книгами, глубокое кресло у окна, светлый джутовый ковер, широкую кровать под лоскутным покрывалом, две березовые прикроватные тумбочки. Все вместе выглядело симпатично.

— Ты какую сторону кровати займешь — правую или левую? — шутливо осведомился Раймон.

Вместо ответа Тома́ посмотрел на часы. Его сильно клонило в сон, но он знал, что сонливость лучше побороть, в противном случае разница часовых поясов грозила пробуждением среди ночи.

Он принял душ, переоделся и пошел гулять по главной торговой улице района.



Старый кинотеатр на Юнион-стрит — памятник иной эпохи — сохранил исторический фасад, однако внутри, судя по вывеске, теперь располагался спортивный зал.

Тома́ прошелся по магазинчикам, заглянул в картинную галерею, где выставлялись местные живописцы. Раймон задержался перед небольшой акварелью, на которой был изображен пляж Президио.

— Недурная работа, — похвалил он. — Мастерское владение тушью, тонкое чувство цвета. Если ищешь подарок для матери, то лучше этого не найти: он тебя не разорит, а ей наверняка доставит удовольствие.