Влюбленный призрак

Тома́ повернулся к отцу:

— Немедленно уймись!

— Опять я что-то натворил?

— Ты говоришь за меня, читаешь мои мысли. Вот тут, — он указал на свой лоб, — пролегает граница, которую я тебе запрещаю переступать!

— Ты что, параноик? За кого ты меня принимаешь? За ангела со сверхъестественными способностями? Очень лестно, конечно, я весьма тебе благодарен, но ты попал пальцем в небо. Я всего-навсего твой отец.

— А твои проказы в самолете? Это что, нормально?

— Я говорил твоим голосом, но, поверь, я понятия не имею, как это происходит. Наверное, неотложность ситуации придала мне крылья. Если бы пришлось повторить, я бы не сумел. Взгляни, какая роскошная погода, а ты вместо того, чтобы ей воспользоваться, шатаешься по магазинам. Немудрено, что я решил, что ты хочешь что-то купить. Ты холост, значит, кому будет предназначен подарок, если не твоей матери? Необязательно быть привидением, чтобы догадаться. Вот я и реабилитирован. Ну что, покупаешь эту акварель?



Тома́ покинул магазин с картиной под мышкой. Пройдя еще несколько шагов, он уселся на террасе Perry’s, одного из старейших ресторанов Сан-Франциско, и заказал себе пиво.

— Твоя мать будет довольна, — сказал Раймон, глядя на пакет у ног Тома́. — Хотя я бы, конечно, предпочел, чтобы это был подарок для твоей возлюбленной.

— У тебя замшелая терминология.

— Ничего подобного, очаровательное словечко! Ну что за удовольствие в одиночестве? Тоска смертная!

— Не тебе об этом говорить. Тебе никогда не приходило в голову, что развод родителей мог повлиять на мое отношение к супружеству?

— Я тебя умоляю, не изображай передо мной жертву. Если ты боишься серьезных отношений, то только потому, что для тебя приоритетна карьера, музыка, гастроли… Не заставляй обвинять тебя в эгоизме! Закажи еды, нехорошо ложиться спать на пустой желудок.

— Ммм…

— Как мне надоело твое мычание!

— Ты сам спишь ночами? — поинтересовался Тома́.

— Для меня ночь мало отличается от дня, но само понятие вечного покоя — это, конечно, гигантское жульничество.

— Я думал, тебе нельзя так со мной откровенничать.

— Я не выдаю секретов, ты же сам сделал этот вывод. Никто не станет упрекать меня за общение с сыном. Ну а если я оступлюсь, останется одно — уповать на твою сдержанность.

— Кому я могу рассказать о происходящем со мной, не выставляя себя по меньшей мере фантазером или психом?

— Не скажи, рано или поздно ты кого-то повстречаешь, и вместе вы изобретете замечательную историю, вот увидишь; ты сможешь всем с ней делиться, даже самыми безумными своими мыслями.

— Прямо как ты с Камиллой?

— С твоей матерью.

Изучив меню, Раймон посоветовал остановиться на гамбургере: по его мнению, в путешествии следовало отдавать предпочтение местной кухне.

Тома́ тем не менее заказал салат.

— Я понял, в чем твоя проблема, сынок: ты мало смеешься.

— Заранее знаю продолжение: мы живем только раз.

— А вот и нет, это еще одно гигантское жульничество. Правда в другом: это умираем мы только раз, а живем каждый день. Так что советую тебе сменить похоронный вид на жизнерадостный.

— Я репетировал свою послезавтрашнюю роль, мне не хочется тебя разочаровать, — объяснил Тома́, кладя руку отцу на плечо.



На взгляд официантки, этот посетитель вел себя странно: он обнимал пустой стул.





9




У жителей Кармела, прибрежного городка в полутора сотнях километров южнее Сан-Франциско, принято собираться вечером на пляже для проводов солнца, погружающегося в океан. В самом Сан-Франциско очень зрелищные зори. Ранним утром мост «Золотые ворота» исчезает в тумане, затягивающем залив и город до самой марины — стоянки для яхт, объяснял Артур, хозяин дома на Грин-стрит.


Солнце медленно просачивается сквозь эту пелену, заливая тихоокеанские пляжи медовым светом. Когда его лучи пробиваются к кварталу Кастро, туман начинает отступать вместе с отливом.

Артур посоветовал Тома́ встать пораньше и полюбоваться видами с холмов-близнецов Твин Пикс. Он даже предложил воспользоваться его машиной. Проснувшись при первых проблесках рассвета, Тома́ решил последовать доброму совету.

Он вышел в сад, вдохнул полной грудью сильный запах вспаханной земли. «Сааб» ждал его перед домом. Тома́ достал из кармана полученный накануне от Артура ключ зажигания. Отец расположился на заднем сиденье, заявив, что всегда мечтал иметь личного водителя.

— На свою зарплату врача я не мог позволить себе этой роскоши. А главное, когда тебя везет сын, это радует.

— Если хочешь, можешь разлечься на капоте, мне все равно.

— Сдавай назад медленно, здесь очень чувствительная коробка передач.

— С каких пор ты разбираешься в автомобилях? — удивленно спросил Тома́.

— Представь, у меня был в точности такой же «сааб», ты тогда еще не родился. На нем я возил твою мать в Тоскану. Она была оливковая — машина, а не твоя мать. Жанна терпеть не могла этот цвет, но ценила удобство сидений.

— Если бы ты не повстречал Камиллу, то вы бы не перестали друг друга любить?

— Будь у нас умение так долго любить друг друга, то в моей жизни вряд ли появилась бы Камилла. Не отрицаю, я любил нравиться, кто меня за это осудит, но бабником я не был — слишком уважал женщин.

— Ты говорил, что ваши отношения испортились после моего рождения. Вы расстались из-за меня?

— Нет, из-за себя. Человек ко всему привыкает, в том числе к другому человеку, в этом его роковая ошибка. В твоем теперешнем возрасте я дал себе слово, что никогда не уподоблюсь людям, забывающим страсть первых дней, первых месяцев, первых лет романа. И все же мы с твоей матерью совершили этот грех: мы забыли. Мы понемногу друг от друга отдалялись, не замечая растущей дистанции. Исчезла нежность, а вместе с ней маленькие повседневные жесты, значащие больше, чем люди готовы признать. Иногда, когда ты прощался с матерью на сон грядущий, я замечал, как ты ее целуешь. Какой взрослый может соревноваться с детской способностью любить? Ты совершенно не виноват в том, что с нами произошло. Как ни странно, ты доказал мне мою неправоту. Наша любовь к своим детям вечна, она свидетельствует о нашей способности к безоговорочной любви, я понял это благодаря тебе, без этого у меня не было бы надежды на второй шанс. А это уже подводит нас к Камилле, — заключил Раймон, чей силуэт переместился на переднее сиденье.

— Мотор барахлит? — спросил он.

— Нет, я не слышу никаких сбоев, а что?

— Ничего, странно, почему мы так тащимся.

Тома́ покосился на отца.

— Смотри на дорогу, на такой скорости надо сохранять бдительность.

— Какой была та поездка с мамой в Италию?

— Оставь маму в покое, давай сосредоточимся на том, что нас ждет. Важно разработать метод и следовать ему. Для начала во время церемонии мы проводим рекогносцировку, она понадобится для того, чтобы незаметно сделать фотографии. Надо будет купить дешевый одноразовый фотоаппарат. Или нет… лаборатория, которая будет проявлять пленку, может увеличить кадры, во всяком случае, этим может заняться какой-нибудь ее сотрудник, читавший газетный некролог. Заплати за проявку наличными. Кстати, не забудь поменять деньги. Потом мы нарисуем точный план: двери, окна, форточки, вентиляционные отверстия. И — опля! — вечером мы совершаем кражу со взломом.

— Опля?

— Так говорят.

— Ты возомнил себя Арсеном Люпеном?

— Что в этом плохого? Он был симпатичный и всегда безупречно элегантный.

— Одноразовых камер больше не существует. И никаких краж со взломом! Позволь тебе напомнить, что, когда ты говоришь «мы», подразумеваюсь я. Это я произведу рекогносцировку, о которой ты толкуешь. Я посмотрю, смогу ли вернуться с похорон с твоей урной, чтобы, улучив момент, смешать твой прах с прахом Камиллы.

— Можно действовать и так, в этом меньше романтики, зато…

— Зато больше прагматизма, это ты хотел сказать?

— А как насчет развеивания?

— Напоминаю тебе условия нашего гротескного договора: я только смешиваю и встряхиваю, точка.

Раймон умолк — но совсем ненадолго.

— Представь, что ее муж вздумает держать нас, скажем, у себя на ночном столике… Ты же догадываешься, насколько это неудобная ситуация?

— Много ты знаешь людей, которые спят, водрузив своих жен на ночной столик?

— Нет, но учти, что он был инженером.

— Ну и что?

— Мало ли что взбредет ему в голову? Этот человек во всем идет до конца, утащить ее за девять тысяч километров от меня — если это не перебор, то я не знаю, что это!

— Другой пример перебора — кража урны с еще не остывшим пеплом.

— Не забывай о минимальном уважении, Тома́, я все-таки твой отец.

— Забавно, что ты говорил это каждый раз, когда оказывался неправ.