Влюбленный призрак

— То, что я влюблен в Миа. И как будто бы этого недостаточно, мы с ней еще и счастливы.

— Понимаю.

— А тем временем меня терзает издатель. В такой вечер, как этот, мне положено корпеть за рабочим столом, но всегда находится повод отлынивать. Боюсь, что допишу, и еще больше боюсь, что это прочтут! Но хватит обо мне. Вы здесь по делам?

— Не совсем… — Тома́ замялся. — Я прилетел… ради отца.

— Который жил на рю де Бретань! Он сейчас в Сан-Франциско?

— Он на том свете, но ему хотелось, чтобы его прах развеяли на пляже у опор моста «Золотые ворота».

Пол достал из кармана блокнот и стал записывать.

— Продолжайте, — попросил он, грызя ручку. — Вы подали мне хорошую идею…

— Лучше не надо. Вы об этом пожалеете. Никто вам не поверит, за исключением любителей романов про привидения.

— Вы не знаете, с кем имеете дело. Я защитил диссертацию по эктоплазме! Но при чем тут призраки? Вас что, преследует призрак отца? — со смехом осведомился Пол.

— Что-то в этом роде.

— Гениально! — воодушевился писатель. — Отец возвращается с того света, чтобы свести счеты с родней. Уверяю вас, это потрескивающе!

— Потрясающе, — бесстрастно поправил его Тома́. — Ну, я бы так не сказал. Впрочем, вы писатель, вам виднее.

Пол, глядя на него, убрал ручку и блокнот.

— Прошу извинить меня за неудачное высказывание.

— Очень даже удачное, не беспокойтесь. Как я погляжу, вы не сводите глаз с пианино. Садитесь и играйте.

— И сяду! — оживился Пол. — Миа — поклонница моего исполнительского таланта. Чего изволите: джаз, классику?

— Классика не вполне соответствовала бы атмосфере.

Заговорщически ему подмигнув, Пол встал и пошел к пианино. Он сел на табурет, поднял крышку и заиграл регтайм, то и дело оглядываясь на друзей, чтобы проверить, слушают ли они его.

Друзья примолкли, как и другие посетители, привлеченные звуками фортепьяно. В ту сторону не смотрела одна Лорэн: ее внимание было приковано к Тома́.

— Вы тоже играете? — спросила она шепотом, наклоняясь и заглядывая ему в глаза.

— Что заставляет вас так думать?

— Как только Пол заиграл, вы стали перебирать пальцами по столу, как по клавишам.

Тома́ утвердительно кивнул.

— Сыграете нам что-нибудь?

Тома́ отрицательно помотал головой.

— Почему? Вы же среди друзей.

— Именно поэтому. Сейчас выступает Пол, и у него отлично получается.

— Вы тоже одаренный пианист?

Тома́ бросил взгляд на Миа, внимательно слушавшую игру Пола.

— Если я ничего не путаю, не так давно она снялась в английской комедии, забыл название… Четыре-пять лет назад я смотрел этот фильм в Лондоне.

— Вы жили в Лондоне? — спросила его Лорэн.

— Недолго, в профессиональных целях.

— Кстати, вы кто? Чем занимаетесь?

— Как познакомились Пол и Миа?

— Вы всегда отвечаете вопросом на вопрос?

— Не всегда, но часто.

— Почему это вам интересно?


— Согласен, будем отвечать по очереди. Уверяю вас, я не отличаюсь неуместным любопытством. Актеры много гастролируют, музыканты тоже; у меня был роман со скрипачкой, но выяснилось, что отношения на расстоянии — это не мое.

— Пол и Миа познакомились благодаря этому фильму, вернее, из-за него. С ней об этом говорить не стоит, для нее это не самое приятное воспоминание. Ее партнер был верен ей только на экране. Только я ничего вам не говорила, хорошо?

— Я глухая, поэтому тайна останется тайной, — вмешалась Миа, поворачиваясь к ним. — Я сбежала на Монмартр, в ресторанчик моей лучшей подруги, а Пол оказался его постоянным клиентом. Раз уж у нас не осталось секретов, позвольте дать вам дружеский совет: если любите гастролирующую женщину — гастролируйте вместе с ней. Следуйте моему примеру: я разъезжаю вместе с Полом.

— Вы не обидитесь, если я уйду по-английски? — взмолился Тома́. — Я очень устал, а завтра у меня тяжелый день.

Он достал кошелек, но Артур показал жестом, что он его гость.



Вечер был теплый, небо усыпали звезды. Тома́ решил вернуться на Грин-стрит пешком, ему нужно было освежиться и побыть в одиночестве, для этого лучше всего годилась получасовая прогулка.



Раймон расхаживал по колумбарию со скрещенными на груди руками, замечая мельчайшие подробности, как в былые времена при подготовке к операциям.

— Должен признать, как ни мало мне этого хочется, что твой муж отлично тебя знал, — сказал он, понюхав букет шиповника на алтаре. — Вообще не пахнут, так что наплевать, что у меня теперь нет обоняния.

Он ушел вглубь помещения и сел в заднем ряду, чтобы увидеть то же, что будут видеть на следующий день близкие Камиллы.

— Я зря теряю время. Даже если Тома́ придет последним и сядет здесь, Манон его рано или поздно обнаружит. Соображай, старина, либо завтра, либо никогда!

Он перевел взгляд с алтаря на входную дверь, долго изучал кресло для Бартеля, оглядел весь первый ряд, посмотрел на электронный орган, снова на входную дверь.

— Прикинуться кюре — этот будет, пожалуй, чересчур, но решение как будто найдено, — прошептал он, чрезвычайно довольный собой.

Вставая, он разгладил брюки с мыслью, что даже после смерти не избавился от старых привычек.

Радуясь, что вечер прошел не зря, он прошел сквозь стену. Зачем утруждаться и поступать по примеру живых?



Появившись в комнате Тома́, Раймон сел в ногах кровати и уставился на него.

— Ты спишь? — спросил он шепотом.

Тома́ не шелохнулся.

— Наша завтрашняя проблема решена. Надо будет выйти чуть раньше, чем мы собирались, не позже девяти. Хочешь, чтобы я тебя разбудил? — Все еще не получая ответа, Раймон переместился к подушке и зашептал: — Когда я заходил к тебе в комнату, прежде чем идти спать, ты всегда притворялся спящим и так сильно сжимал веки, что я кусал себе губы, чтобы не засмеяться. Разоблачать тебя мне не хотелось, ты так старался! Часто ты забывал выключить под одеялом фонарик, свет был виден снаружи. Я уходил в кабинет, чтобы еще посидеть за своими книгами, а потом возвращался и забирал у тебя, уже спящего, фонарик. Знаешь, Тома́, если бы мне довелось пожить еще, если бы я имел на это право, то я бы заставил Камиллу подождать. В последние годы жизни я ужасно по тебе тосковал. Уверен, ты будешь тосковать по мне еще сильнее.



Раймон поцеловал Тома́ в лоб, потрогал его простыню и пожалел, что не может укутать сына, как в детстве.





12




— Зачем выходить так рано? — спросил Тома́, завязывая галстук.

— Затем! — отрезал отец.

— Тебя сжигает нетерпение?

— Ждать любовного свидания двадцать лет — по-твоему, это нетерпение?

— Значит, нервы.

— Ты на моем месте не волновался бы? Лучше помалкивай: я не забыл, как ты выглядел, когда к тебе заглянула Софи.

— Пусть так, но церемония начнется только через два часа, околачиваться перед входом — верный способ попасться на глаза.

— О том и речь: я как раз хочу, чтобы тебя заметили. Ты не будешь туда просачиваться, тебя пригласят!

— В каком мире ты живешь? Прости, я не это хотел сказать, просто никто не станет приглашать незнакомца на похороны своей матери, это не танцевальная вечеринка.

— Будешь судить, когда там окажешься. Ты мне доверяешь?