Влюбляться лучше всего под музыку
Часть 31 из 72 Информация о книге
После гитарного проигрыша, во время которого Джону удается отдышаться, он поет последние слова песни, кладет микрофон на стол и звонко смеется, довольный самим собой. Вытираю слезы, воспользовавшись тем, что его взгляд направлен сейчас на экран. Запиваю эмоции ромом. То, что произошло со мной сейчас, никак не хочет укладываться в голове. Поздно, но до меня, наконец, доходит, кем является тот, кто стоит напротив. — Неплохо. — Выдавливаю я. — Есть, куда расти. Немного потренироваться, год или два, и… сможешь петь не хуже оригинала. Вижу, как сходятся на переносице его брови, как в удивлении опускаются плечи, как британец собирается что-то сказать, но резко подрываюсь и закрываю ему рот ладонью. — Тихо. — Отпускаю ладонь и прикладываю палец к губам. — Тсс… Прислушиваюсь, понимая, что за дверью что-то происходит. А за ней полная тишина сменяется сейчас оживленным людским говором. Посетители начинают обсуждать что-то громче и громче, шум нарастает. — Плохо, что двери здесь не запираются, — шепчу я, вскакивая и собирая вещи. Накидываю на голову растерянного Джона кепку, протягиваю толстовку. — Почему? — Спрашивает он, смахивая пот со лба. — Потому что песни из этих комнат транслируют на весь общий зал. — Приоткрываю дверь и вижу через щелочку стекающиеся к нашей комнате толпы людей. Как в фильмах про зомби-апокалипсис, не иначе. — Тебе стоило сразу сказать мне, кто ты. Я бы не потащила тебя сюда. Трудно не догадаться: весь город ожидает приезда известных исполнителей, а в караоке-бар приходит странный чувак в кепке и поет не хуже Майкла Джексона. И кто он? Какое твое настоящее имя? Наваливаюсь спиной на дверь. — Ох, прости. — Джон разводит руками. — Было забавно. Так, вообще, честнее, ведь ты относилась ко мне, как к обычному человеку. Мне не так часто доводится побыть простым парнем. — Я — да, относилась к тебе, как к простому парню. — Прислушиваюсь к происходящему за дверью, там публика уже жужжит, как улей. — А вот они не будут. Здесь автографом не отделаешься, — указываю на противоположную стену, — давай в окно! Британец разворачивается, быстро оценивает обстановку, наклоняется и двигает диван к стене. Его не нужно уговаривать, рост позволяет музыканту дотянуться до маленького окошка почти под потолком. Он сдвигает штору, поворачивает ручку и открывает створку. — Бегом! — Подзывает жестом меня. Боясь отпустить дверь, сначала тяну на себя столик, упираю его в дверное полотно, а затем уже хватаю бутылку и прыгаю на спинку дивана. Джон помогает мне подтянуться, поддерживает за ноги. — Что там? — Смеется он. Чувствую, как дрожат от хохота его руки. — Кусты, — успеваю сказать я прежде, чем падаю прямо на них вниз головой. Ветки больно царапают мне лицо, руки, упираются в живот. Перекатываюсь, пытаясь встать, и слышу громкий хруст ровно на том месте, где только что была сама. Спасибо хоть не раздавил! Мы барахтаемся в зелени, куда-то ползем, хрюкая от смеха. Падаем прямо в траву и лежим, хохочем, когда вдруг слышим голоса над головой. Там, в окне. — Побежали! — Джон подает мне руку и помогает встать. — Быстрей! Мы даже не отряхиваемся: бежим, продираясь сквозь кусты, куда-то в темноту. Спотыкаемся, падаем и снова бежим. Мой спутник тихо матерится на своем родном языке, от этого мне еще труднее сдерживать смех. Оторвавшись от толпы обезумевших фанатов, которые вполне возможно могли пуститься за нами в погоню, убежав на приличное расстояние, мы падаем спиной на траву. Лежим, молчим, пытаемся отдышаться. Над головой лишь звезды и ровный желтый полумесяц. Наконец, я решаю высказаться: — Что-то не то с твоим голосом. Джон поднимает голову и пристально смотрит на меня. — Что? Ты о чем? Что с ним не так? — Он действует, как оружие массового поражения. Это опасно. И для тебя, и для человечества. — Черт… — Говорит он совершенно серьезно. — Вот мама так же всегда говорит. И мы смеемся. Я сажусь, откупориваю бутылку и делаю несколько глотков. — Когда ты собирался мне сказать? — Завтра. Договорился бы встретиться на фестивале. Ты бы стояла в толпе поклонниц, ждала меня, считая себя обманутой и брошенной, и тут я появился бы на сцене. Или увидела меня еще раньше — на рекламном плакате, они здесь повсюду в городе. Ты, наверное, не обратила внимания: большими буквами «Джон Н.» и мой портрет. Хотя он больше похож на силуэт в тени, но все-таки вполне узнаваем. — Вот я дура… — Нет, — Джон садится, поправляет прядь волос, упавшую на мое лицо, — ты милая. И ты не виновата, что не интересуешься хорошей музыкой. Мне становится не по себе. Расстояние между нами оказывается опасно близким. Алкоголь в крови только подогревает ненужный интерес к этому мужчине, смущение отступает. — А ты, значит, специалист по хорошей музыке? — Выдыхаю я. — Я — ее создатель, — ничуть не стесняясь, говорит он, тянется куда-то, оказываясь совсем близко к моему лицу, достает бутылку и жадно пьет. Я падаю обратно на траву и закрываю глаза. Чувствую себя потерянной в каком-то запутанном лабиринте, и виной тому, что мне довелось в нем оказаться, являюсь только я сама. Не знаю, что мной сейчас руководит: отчаяние, эгоизм или боль. Единственное, что знаю точно — если этот мужчина захочет меня поцеловать, сопротивляться не буду. Но Джон встает, помогает мне подняться и увлекает за собой, на набережную. Там мы гуляем несколько часов, болтая обо всем на свете. Певец рассказывает мне о себе, о предстоящем выступлении, об одиночестве и о том, почему в жанре soul нужно петь душой. Он поет а-капелла свои песни, напевает что-то известное из шестидесятых, семидесятых, танцует босиком на песке, а я смеюсь и на время забываю о том, какие проблемы предстоит решать, и о том, сколько новых себе создаю прямо сейчас. Когда Джон спрашивает, на чем играет мой бойфренд, мысли возвращаются к Паше. Мне становится стыдно, что, возможно, иностранец прав, и мне стоит разобраться в происходящем между моим парнем и этой девушкой. Но мучиться от стыда долго не приходится — в это же мгновение мы видим их в двадцати метрах от себя, на пляже. Пашка с ребятами мчит к воде, а эта блондинка, недолго думая, сдирает с себя майку, шорты, бросает на песок и летит за ними. Ничего и никого не стесняясь. Вот стерва! — Это она, — объясняю Джону, прячась за кабинку для переодевания. — Подойдешь? — Спрашивает он тихо. Притягиваю его за футболку, надвигаю британцу кепку на глаза. — Стой здесь, — шепчу на ухо. — Как же это по-вашему будет? — На шухере… — Короче, просто стой и жди. — Молодец, — выдыхает он мне в лицо, — вам нужно поговорить. — Конечно. Вот только разговаривать я не планирую. Заприметив одного из их группы, стоящего возле воды с перевязанной рукой, осторожно крадусь. Чуть не по-пластунски. На корточках, перебирая руками песок. Мне плевать, что я похожа сейчас на бешеную каракатицу, плевать, если заметят. Хватаю одежду этой лохудры и, убедившись, что погони нет, бегу обратно, за кабинку. Пока Джон пытается меня образумить и отчитывает, дергая на себя чужую одежду из моих рук, замечаю, как все ребята выходят из воды. — Тихо ты, — говорю по-русски, — надоел со своим «импосибл»! — Перехожу обратно на английский. — Ничего я ей не отдам. Начинается паника, парень с перебинтованной рукой растерянно пожимает плечами, парни оглядывают пляж в поисках воришек. Блондинка не кричит, она явно скучает, лениво прикрывая грудь ладонями. Я жмусь к Джону, шепчущему, что пора выйти и вернуть даме ее наряд. Почти соглашаюсь с его доводами, когда Паша вдруг поднимает с земли и протягивает девице свою футболку. Когда она отпускает ладони и светит своими дынями, медленно облачаясь в футболку моего парня, я открываю рот, чтобы высказаться, но в этот раз меня уже прерывает Джон: — Ты все испортила. — Знаю. Это была бы не я, если бы в очередной раз не облажалась. 12 Паша Утро начинается вполне бодро и весело. Мы встаем, бежим завтракать, собираем вещи и едем на саундчек. Меня бесит мой наушник системы персонального мониторинга, у остальных ребят они изготовлены по индивидуальным слепкам, мой мне достался от Бори — постоянно выпадает из уха. Но без него было бы трудно на подобном мероприятии, даже совсем никак не обойтись: исходящая из колонок громкая музыка отражается от всех стен и мешает следить за тональностью, балансом и ритмом, превращая звуки в один общий гул. А Нику за барабанной установкой в наушник подается к основной теме еще и звук метронома — самое важное для ударника, чтобы не сбиться с ритма. Такой маленький дирижер, спрятавшийся в ухе. Так что восславляю технологии и ежеминутно поправляю наушник, придумывая, не приклеить ли его на суперклей к ушной раковине. Мы чекаемся быстро, можно сказать, второпях. За нами еще целая очередь из выступающих, и все должны свалить с площадки до обеда — хедлайнеры предпочитают проводить свою настройку без посторонних глаз и ушей. Лесю это, конечно, сильно расстраивает, ведь она хочет посмотреть на Джона Н… Вот и прошлой ночью долго не могла угомониться: перезнакомилась со всеми его охранниками чтобы попасть на третий этаж, но этого ей так и не позволили сделать. Просто не пустили. Фанатки, простоявшие под окнами артиста весь вечер, тоже удовлетворились лишь приветственным взмахом руки артиста. Зато дважды: когда он заселился днем и потом еще часа в два ночи, когда вернулся, вероятнее всего, с экскурсии по городу или со встречи с продюсерами. Слухи по отелю ходят разные. Одной из девиц даже удалось увидеть женский силуэт в его окне. Подружка? Концертный директор? Горничная? Никто не знает, но Леся выступает за второй или третий вариант потому, что раз уж ей не удалось проникнуть в покои певца, то вряд ли это удастся провернуть незаметно еще кому-то из смертных. Лично нам по барабану — но Леся упрямо трещит об этом в течение всего приема пищи, поэтому мы в курсе событий. Вообще, я согласен. С жизненной энергией этой девчонки по силе вряд ли сравнится чья-то другая. После безумного ночного купания и потери абсолютно всех вещей, Леся пыталась затащить нас в боулинг, затем на чертово колесо, умоляла меня покататься с ней на какой-то странной штуке, похожей на катамаран, а, получив отказ, терроризировала нас еще до четырех утра в нашем номере. Прыгала на кровати Майка, заставляла его подыгрывать ей на гитаре, пока сочиняла новые гениальные песни, утешала своим пением с балкона фанаток Джона Н, много курила. Вряд ли нормальный человек после такого проснется в полном здравии и хорошем настроении, но утром нас всех ждал сюрприз: наша вокалистка разбудила нас в восемь. Она была уже при полном параде: свежая, подтянутая, в идеально белом отутюженном брючном комбинезоне и такого же цвета широкополой шляпе. Из макияжа неизменно яркие, кроваво-красные губы, подчеркивающие белизну зубов и довольную улыбку. Конечно, сегодня же ее день. Разбудила, пинками отправила нас умываться, согнала, как бестолковых малолеток, в ресторан отеля, распорядилась насчет завтрака и проконтролировала, чтобы никто не остался голодным. Черт, меня даже кофе так не взбодрил, как ее навязчивое руководство каждым нашим шагом. — Пора завести специального сотрудника, ответственного за подобные важные мелочи. И агента, да. Иначе я скоро чокнусь с вами, — говорит она, дожидаясь, пока мы, сонные и ленивые, погрузимся со всеми шмотками в автобус. Ее каблуки звонко цокают по асфальту, разрывая мой не выспавшийся мозг. Туда-сюда. Туда-сюда. Цок. Цок. Цок. Цок. — Ага, — ворчит Майк, поднимаясь, падает на сидение и надвигает кепку на глаза, — только вот станем знаменитыми и сразу наймем. Прохожу, сажусь с другой от него стороны у окна. Рядом со мной садится Ярик. Сзади все забито футлярами с инструментами и сумками с вещами. — И это тоже зависит от меня, — Леся подходит, заталкивает сумку наверх и толкает Майка коленом. — Слышь, Майки, подвинься, я хочу сидеть у окна. — Эту привилегию еще нужно заслужить, — раздается из-под кепки. — Ммм, — стонет она, оглядывая салон. — Вот, значит, как. — Ага, — отвечает он. Ник и Боря дружно хлопают по сидениям, предлагая красотке присесть рядом, но акула уже заглотила наживку: ее, как это и ожидалось, притягивает недоступное. Пусть даже такая глупость, как возможность сидеть у окна, но привычка добиваться желаемого любой ценой не отпускает, и Леся, не долго думая, садится прямо рыжему на колени. Ярик хлопает в ладоши, Ник начинает присвистывать, Боря теряет дар речи, а я наслаждаюсь спектаклем. — Мне нельзя перечить, мальчик, — произносит она, поворачивая голову к Майку. — Так или иначе, но я получаю то, чего хочу. Буду наслаждаться видами города отсюда, если ты не против. Девчонка будто специально ерзает у него на коленях, устраиваясь удобнее. Я улыбаюсь, наблюдая за происходящим с сидения на противоположной стороне. Представляю, что ей предстоит сейчас почувствовать, если эти движения не прекратятся — Майк не железный, поэтому восстание в его штанах неминуемо. Отсчет пошел: три, два, один… — Тогда я тоже буду наслаждаться, — усмехается из-под козырька Майк.