Влюбляться лучше всего под музыку
Часть 41 из 72 Информация о книге
— Я больше так не могу. Дай все объяснить. — Смотрит испуганно, растерянно и куда-то сквозь меня. — Мне просто нужно знать ответ. Я без тебя никто, всего лишь половина человека, половина тела и души. Половина сердца. — Притягиваю к себе, вдыхаю запах ее волос. — Мне так не надо, я не хочу. Не хочу жить без тебя. Прости меня! Анна Мне чертовски больно смотреть на него. Я все еще очень хорошо помню ласковый шепот на ушко, его крепкие объятия, наши нежности по утрам, тот самый вечер у реки… И отстраняюсь. Сдергиваю его руку и резким толчком в плечо буквально запихиваю его в туалет. Захожу следом и закрываю за нами двери. Теперь мы наедине. Паша, тяжело дыша, прижимается спиной к холодной стене, его лицо напряжено, оно молит меня о снисхождении, но я так не могу. Смотрю в упрямые серые глаза и пытаюсь отыскать там что-то плохое, отвратительное, мерзкое. Но его там нет. А я все равно не могу. Не хочу жадно целовать эти такие родные и любимые губы, потому что они уже как будто не мои. Не хочу ласкать его шею, зарываться пальцами в мягкие каштановые волосы, прижиматься к крепкой, как сталь, груди. Нет, не хочу. Он мне изменил. Или чуть не изменил. Уже не важно. Он это сделал. И я снова окунаюсь в тот день. Наша история рассыпается, она кончается на том моменте, когда моя нога делает шаг в его номер, когда глаза видят ту девушку в мятом платье. Весь мир переворачивается. И мне нужно бежать. Бежать отсюда. Потому что я могу сейчас повернуть вспять реки, осушить океаны, сорвать луну с неба и раскрутить в обратную сторону смерч, но не смогу расстаться с ним навсегда. Потому, что он прав — без него я тоже всего лишь полчеловека. Мы не чужие. Он здесь, рядом со мной, его лицо полно любви. Оно и есть любовь. — Выслушай! Выслушать? Но что это даст? — Что тебе нужно? — Шепчу я. Мне хочется кричать так, чтобы его прибило к стене. — Думаешь, что можешь вот так прийти и что-то требовать? Я поверила в тебя, в нас, а ты… ты… так позорно обосрался! — Аня, прости меня! — Паша тянет ко мне руку, но я отшатываюсь. Это действует на него убийственно. Глаза затухают, плечи опускаются. — Просто выслушай. Мне больно. Больно. Больно даже просто смотреть на него. Хочется одновременно забыть обо всем, обнять и больше никогда не отпускать этого человека и убить его самым кровавым из способов. — Выслушать что? — Взмахиваю руками. — Как ты хотел пялить эту шлюху, а потом вдруг передумал? Меня скоро вырвет от всего этого. Или теперь ты хочешь в подробностях рассказать? А? Все, что в твои эсэмэски не влезает. — Вижу, как у него глаза лезут на лоб, и меня это только сильнее подстегивает. — Как ты ее поцеловал, как нагнул? Фу, Бога ради, избавь меня от этого! Мне нужен был надежный мужчина… Твоя сестра ручалась за тебя, а ты подвел нас всех! Пашка шарит глазами по кафельному полу, затем поднимает голову, позволяя тусклой лампочке залить светом его растерянное лицо, блеснуть яркими лучиками в полных слез глазах. — Аня… У меня больше нет сил шептать. Нет сил унять грохот собственного сердца. — Я поехала за тобой за тысячи километров от дома! Как последняя дура! Его щеки горят. — Ты просто хотела проследить, — выдает на одном дыхании. Отлично. Упираю руки в бока. — Ох, вот оно что. Так и отлично, пусть так. Если бы не поехала, никогда бы не узнала, чем ты там занимался! С трудом удерживает на мне свой взгляд. — Ничего и не было. — Но голос его подводит. — Но ведь могло бы быть? А, Паш? — Мои губы дрожат. — Могло?! Скажи мне! — Нет. — Суриков тяжело вздыхает, кусает нижнюю губу. — То есть… Нет! Не могло! — Во-о-от! — Указываю пальцем в его лицо, в это жалкое сосредоточие лжи и себялюбия. — Сомневаешься. Я видела то, что я видела. И попробуй теперь разубеди меня! Пытается схватить меня за предплечья. — Ты не захотела даже поговорить со мной там, не захотела выслушать. Вырываюсь и делаю шаг назад. — А почему ты так долго не спешил объясниться, раз это для тебя так важно? Подходит ближе. — Так ты же трубки не берешь! Обхватываю себя, покрепче сжимаю ребра руками и еле сдерживаю нарастающий внутри всхлип. — Мог приехать. — Ты знаешь, что я не мог бросить группу. — Его голос серый и плотный, как свинец. Качает головой. — У меня обязательства, парни не смогли бы выступить без меня! — Парни… Внутри меня черной дырой растет разочарование. Опускаю взгляд, моргаю, чтобы отогнать слезы. — А как же твой чмошный Джон? А?! — Восклицает Паша. Его лицо пылает. — Твой фэйс в каждой газете. Мне легко? — Подходит ближе, нависая надо мной, заставляя съежиться от голоса, взрывающего стены тесного помещения. — Что я должен думать? Почему считаешь, что должен верить тебе? Где гарантии того, что ты не поступила со мной так же, как думаешь, я поступил с тобой? Мне хочется сделать ему больнее. — Паша, ты что о себе возомнил? — Выплевываю ему прямо в лицо. — Сыграл на одном выступлении, и все, талант? Звезда?! — А Джон — звезда, е*твою мать? — Его ладонь с треском ударяет по стене над моей головой. — Вот и беги, и лети к нему! — Разворачивается и начинает метаться по замкнутому пространству туалета, словно тигр в клетке. — И замуж за него выходи! — И выйду! — Тихонько отвечаю я. — Ага, и проведешь всю жизнь в таких же сраных разъездах. — Хмыкает Суриков, оборачиваясь ко мне. Смотрит на меня своими огромными глазами, излучающими свет, и будто не верит тому, что видит. Пожимаю плечами: — Все лучше, чем с тобой… Пашка сводит брови, резко взмахивает руками. Мне четко видно, как внутри него происходит опасный надлом. — Я был готов бросить группу ради тебя! А он никогда ради тебя ничего не бросит. У него таких, как ты, миллион. Нужна ты ему! — Наклоняется к моему испуганному лицу. — Я думал, ты настоящая, не такая, как все… — Взаимно! — Гордо поднимаю подбородок. Еле выдерживаю взгляд, полный боли. — Только не забывай, что ты изменил мне. Еще и пытаешься все вывернуть и сделать меня виноватой! Выдыхает, обжигая меня едва заметным запахом алкоголя и сигарет. Он теперь курит? И пьет? — Как же я ошибался в тебе. — Говорит с надрывом. — Столько времени потратил, всю душу перед тобой открыл, а ты так со мной. Задыхаюсь, пытаясь сказать хоть слово и, наконец, выдавливаю: — А ты как со мной?! — Когда уезжал, так любил тебя, только о тебе думал каждую минуту. — Он склоняется ниже, прижимает меня к стене одним взглядом. — А потом увидел тебя на этой сцене. С ним. Услышал. И понял, что просто… жопа. Ничего же не было, все — вранье. — Мне было еще хуже, когда увидела тебя. — Какая у меня должна была быть реакция?! А? Ты ушла с ним, хотя могла все предотвратить. Просто не захотела. — Ты тоже не захотел ничего предотвращать, когда ваша солистка вешалась на тебя. — Вонзаю в него эти слова, как клинки, но ранят они сильнее лишь меня саму. — Что мне нужно было сделать, когда я вас в первый раз увидела в отеле? Подойти и попытаться отскрести ее от тебя? — Да хотя бы поговорить по-человечески. Словами. А ты просто ушла и потом даже не пыталась меня найти. Пошла к этому Джону, тусовалась с ним. Мне за это уважать тебя надо до конца жизни? Съеживаюсь. — Ты сам себя-то уважаешь хоть? После того, что сделал. — Я устал обсуждать это. — Паша обессиленно опускает руки. — Мы никогда не поймем друг друга. — Нам просто не по пути. — Отхожу от него в сторону двери. — А ты еще и бухой приперся. — А что мне остается? — Усмехается он. — Вот и ступай отсюда, не отравляй атмосферу. — Хватаюсь за ручку двери. — Я-то уйду, а ты тут всю жизнь так и проработаешь? Ложки и стаканы будешь подносить? А вот это уже совсем неприятно. — Не переживай, — улыбаюсь я, пытаясь взять себя в руки, — это теперь не твои проблемы, талантище ты наше! — Все понятно, — кивает Паша, поправляя футболку. Слежу за каждым движением. Где-то там, под ней, мои любимые татуировки, тот самый пирсинг, что стал отправной точкой отношений, принесших столько радости и боли, там, под тканью, рельеф, который еще помнят мои ладони, и который им придется забыть навсегда. — Эта Леся твоя вытащила тебя из говна, а ты и рад стараться, аж трусы с нее сдираешь. — Смеюсь я. — Еще и меня обвиняешь. Недомужик! Сам в себе сначала разберись, чтобы не делать крайними других людей. — Ты сама мне повод дала… — Это был не повод, это было разочарование в тебе. И все только подтвердилось. Ты зачем, вообще, пришел сюда, а? — Убедиться, что не зря разочаровался в тебе. Паша идет к двери. Плечи ссутулены, голова опущена, во взгляде ничего, кроме горечи.