Война миров 2. Гибель человечества

Но тем утром сама река бурлила жизнью. Ревели гудки, звонили колокола, кричали люди. По Темзе шли военные корабли, которые я видела накануне, в том числе миноносцы и плавучие орудийные платформы. Рядом с ними толпились гражданские суда: паромы, яхты, крупные речные пароходы. Все они осторожно спускались вниз по течению, к морю, подальше от поля боя. Люди на борту с любопытством смотрели на «золотоискателей», на меня и на высокие лондонские здания. Я подумала о роскошных домах выше по течению, в Марлоу, Мейденхеде и Хенли, покинутых хозяевами. Некоторые из беженцев-богатеев щелкали фотокамерами.

А потом я увидела летательную машину.

Сперва я краем глаза заметила, как на западе что-то промелькнуло. Я обернулась и увидела над облаками диск, плоский и широкий, с плавными очертаниями. Он явно был очень большим и двигался с огромной скоростью. Это была марсианская машина вроде той, что я уже видела однажды, в небе над Эссексом, с трясущейся палубы колесного парохода, который во время Первой войны увез нас с Фрэнком и Элис во Францию. Я напрягла зрение, силясь разглядеть какие-нибудь детали – что-то, что отличало этот летательный аппарат от машины тринадцатилетней давности. Он летел плавно и бесшумно, с изяществом, которое присуще облаку или радуге, а не грубым порождениям земли. Впрочем, уже давно было отмечено, что марсианские машины обладают особой грациозностью, в отличие от наших лязгающих неуклюжих механизмов.

Довольно примечательно, что среди всех произведений марсианской техники, которые попали в наши руки после Первой войны, именно летательные машины раньше всех удалось заставить работать. При полете они не разрезают воздух лезвиями пропеллеров, подобно нашим аэропланам, – нет, эти машины втягивают воздух, разогревают его до необычайно высокой температуры, а затем он со взрывом выходит из сопел, которые можно поворачивать в разные стороны. Что до теплоносителя, то генераторы энергии, установленные в летательных машинах, явно схожи по строению с теми, что используются в тепловых лучах. По словам Рейли, Лилиенталя и других специалистов, эти машины приспособлены к марсианскому воздуху, который намного разреженнее нашего и имеет другой состав. Крылья, которыми снабжали все наши тяжелые летательные аппараты со времен опытов братьев Райт, в разреженном воздухе не помогут. В таких условиях машине нужно придавать обтекаемую форму, чтобы она скользила в воздухе, словно скат, – именно с этими рыбами сравнивали марсианские аппараты.

В 1907 году летательную машину заметили только через несколько дней после начала войны. Все предположили, что тот аппарат, который видели в Эссексе, собрали из деталей, доставленных в нескольких цилиндрах. Но эта новая машина появилась спустя каких-то несколько часов после приземления цилиндров в Миддлсексе. К тому же все летательные аппараты Первой войны производили впечатление экспериментальных, незавершенных. Этот же двигался куда более уверенно. Я с тревогой осознала, что Уолтер был прав: марсиане многому научились со времен первых столкновений с людьми и вернулись гораздо более подготовленными – и к нашему плотному воздуху, и к другим земным условиям.

Машина летела с запада, вдоль русла реки, то есть направлялась в мою сторону. Я вспомнила, что в Эссексе такой аппарат выпускал из себя черный дым, но сейчас не было видно никаких его признаков. Диск пролетел прямо над моей головой; я пригнулась, но взгляд не опустила. Корпус аппарата был сделан из меди, как колпаки у боевых машин, в нижней части были проделаны бороздки – возможно, они помогали держаться в воздухе, а острый обод диска сзади был покрыт чем-то вроде оперения.

Теперь я видела, что машина летит не одна: под ее днищем, словно мухи под брюхом у бегемота, сновали два биплана. Мне показалось, что они не британские – может быть, немецкие, а то и русские. Но если даже представить, что Красный Барон, героически проявивший себя на русском фронте, подберется к марсианской машине достаточно близко, какой вред он сможет ей причинить? И все же было отрадно видеть, что захватчики не безраздельно властвуют в небе.

Я смотрела, как марсианин в сопровождении конвоя летит вдоль Темзы, пока свет восходящего солнца не начал слепить глаза. А потом услышала крики газетчиков: первые экстренные выпуски за этот день вышли из печати.



Я поспешила с набережной обратно в город. Хотя солнце едва поднялось, Лондон уже проснулся, и мне пришлось потолкаться, прежде чем я завладела свежей копией «Дейли миррор», которую беззастенчиво продавали по шиллингу.



ВЗРЫВЫ В МИДДЛСЕКСЕ

ПРИЗЕМЛИЛИСЬ НОВЫЕ МАРСИАНЕ

РАЗВЕРНУЛОСЬ КОРОТКОЕ СРАЖЕНИЕ

ЛЮДИ БОЯТСЯ НОВОЙ КАТАСТРОФЫ



Пока газетчики сколачивали себе состояние, власть уже развернула бурную деятельность. По перекрытым улицам разъезжали фургоны с громкоговорителями, и расклейщики афиш лепили на фонарные столбы новые плакаты:



ЛОНДОНЕЦ!

СПАСИ СВОЙ ГОРОД!

ОТПРАВЛЯЙСЯ НА КОРОЛЕВСКУЮ ЛИНИЮ!



Это новое распоряжение было напечатано над портретом короля. Он выглядел слегка смущенным в тщательно подогнанной военной форме, но его фото явно задевало в народе больше патриотических струнок, чем изображение Марвина, – теперь я это знала точно.

Я прочитала, что «всех годных к службе мужчин в возрасте от шестнадцати до шестидесяти лет, еще не занятых на фронте», призывали взять кирку и лопату («инструменты не предоставляют, берите свои») и отправиться строить Королевскую линию – комплекс оборонительных сооружений, которые должны были отгородить Лондон от марсиан. Прилагалась карта, где был показан ближайший к городу край марсианского Кордона, возле Пиннера. Линия обороны должна была пройти по дуге в пяти – десяти милях от него. Она повторяла очертания магистралей, но не перекрывала их – видимо, для того, чтобы облегчить сообщение. Линия начиналась в Эшфорде, уходила на северо-восток через Туикинем и Ричмонд, потом примерно на север через Брентфорд, Илинг и Уэмбли к Хендону, а затем на северо-запад к Эджуэру. Она заканчивалась в опасной близости от Стэнмура, куда, возможно, уже вернулась моя невестка. Тракторы и экскаваторы, как военные, так и гражданские, уже стягивались к Линии; королевские инженеры изучали местность, разведчики расставляли вешки, чтобы вдоль Линии появились траншеи, валы, доты и редуты. Оборону должна была держать пехота, которую спешно перебрасывали из Олдершота, и артиллерийские батареи, усиленные корабельными орудиями. Позднее к британским солдатам должны были присоединиться немецкие подразделения – Германия отправляла их на помощь из оккупированной Франции в качестве дружеского жеста: они уже перебирались через канал.

Рядом со мной стояла суровая женщина средних лет, которая глядела на плакат сквозь пенсне.

– Знаете, мой муж сражался с бурами.

– Правда?

– Погиб на той войне. Они сопротивлялись ровно так же – рыли траншеи, вешали колючую проволоку, так что было не пройти. Похоже, мы теперь сражаемся против марсиан, как буры сражались против нас. Как повстанцы против превосходящих сил.

– Буры даже при таком раскладе могли за себя постоять.

– Это точно. Но эта оборонительная линия… – она хмыкнула. – «Мужчины, годные к службе», ну конечно.

Я улыбнулась:

– А женщин не берут – вы об этом, да?

– Они лучше позовут на помощь немца, чем британскую женщину, – она посмотрела на мой брючный костюм, рюкзак и короткую стрижку, и на ее лице не мелькнуло ни следа неодобрения. – Вы думаете, эта линия – она поможет?

– А вы как думаете?

– Если только марсиане будут так любезны и разрешат нам ее построить, – она щелкнула ногтем по плакату и ушла.

Этим утром мне на глаза попадались сплошные карты. На внутренней странице «Миррор» я нашла подробный отчет о вчерашнем «побеге из Лондона». Широкие магистрали, ведущие на юг и восток, заполонили жители, которые направлялись в Саутгемптон, Портсмут, Брайтон, Гастингс, Дувр, даже в Эссекс, куда когда-то бежали мы с Фрэнком и Элис. Полиция и военные выделили на дорогах отдельные полосы, чтобы поток беглецов не смешивался со встречным потоком солдат и техники, который тек по направлению к Лондону. А Красный Крест с одобрения правительства поспешно разворачивал лагеря беженцев в Кентербери, Льюисе, Хоршеме и подобных местах. На этот раз исход из Лондона не вызвал всеобщего хаоса – по крайней мере, пока.

Что до меня, я хотела остаться в центре Лондона, в гуще событий. Джули Эльфинстон, военный корреспондент, – как это звучало! Но во мне говорил и голос долга. Я подумала об Элис, которая, возможно, уже вернулась в Стэнмур. В каком беспомощном состоянии она сейчас находится! А главное – Королевская линия обрывается прямо возле Стэнмура, значит, там будут особенно ожесточенные бои, если марсиане пойдут по стопам немцев и решат обойти нас с фланга. Наверное, стоило все-таки отправиться к невестке.

Пока я стояла в нерешительности, на улицу выбежала другая стайка газетчиков с новыми экстренными выпусками – хотя на первых еще не просохла краска. Пришли новости с самолетов, которые отважно бороздили небо над Миддлсексом. Марсианские боевые машины были уже в пути и перебирались через Кордон.






19. Первые часы за Кордоном




Прошло несколько часов после того, как марсиане в мгновение ока разметали противостоящую им армию. Фрэнк и Верити с горсткой своих людей, а также несколько солдат из разных частей укрывались в наскоро вырытых окопах и траншеях.

Они смотрели, как боевые машины расхаживают по развороченной земле внутри Кордона и изучают то, что осталось от оборонительных сооружений. Ночь была темная, но отблески огня от горящей техники и оружия, превратившегося в бесполезную груду металла, позволяли Фрэнку наблюдать за марсианами. На фоне алого пламени он видел ноги их машин, длинные, изящные, суставчатые. Пару раз вспыхивали лучи прожекторов, выхватывая марсиан из мрака во всем их великолепии, но источники света мгновенно обнаруживали и сжигали. Фрэнк почти не слышал выстрелов, не видел почти никаких признаков сопротивления.

Через несколько часов Верити прошептала:

– Они стреляют во все, что шевелится, – во все механическое. Даже если это не пушка. Думаю, если бы у нас была санитарная машина, они бы и ее спалили. Но людей они не трогают, если только они достаточно умны, чтобы не палить по ним в упор. Все, как сказал ваш приятель Берт Кук, – и, будьте покойны, я понимаю, в чем дело: марсианам надо чем-то питаться. И нам, к слову, тоже рано или поздно нужно будет поесть. Кстати, где Кук?

– Давно ушел, – сказал Фрэнк. – Пошел поближе к марсианам. Кук всегда следовал собственным порывам, а не армейским приказам.

– Кажется, светает.

– Ох. Надеюсь, что только кажется.

Верити обвела взглядом подопечных – юных медиков и медсестер. Многие из них прижались друг к другу, чтобы согреться, и спали невинным сном младенцев.

– Вы только посмотрите на них. Завидую тем, кто может заснуть в такой час.

– Они переутомились. Нам ведь и прошлой ночью не удалось поспать.

– Да, верно, – согласилась она и вдруг, изогнувшись, выглянула из траншеи, словно что-то услышав.

Фрэнк осторожно приподнялся на локтях. В предрассветных сумерках он увидел еще одну боевую машину, которая быстро, но осторожно шагала по искореженной земле. А возле ее ног бежал будто бы паук или краб с массивным корпусом и множеством ног, размером примерно с небольшой автомобиль.

– Это еще что? – выдохнула Верити.

– Многорукая машина. Странно видеть ее не в музее… Если в дело пошли эти машины, значит, марсиане прилетели не только разрушать, но и строить.

– Может, они строят крепость?

– Что-нибудь вроде того. Может быть, частокол вокруг захваченной территории.

Верити взглянула на него:

– Значит, эту насыпь не зря назвали Кордоном.

– Похоже на то.

– А мы остались внутри.

– Ну, не только вы!

За спиной раздался звучный женский голос, особенно громкий в сравнении с их шепотом, и Фрэнк вздрогнул. Он перевернулся на спину, потянулся за револьвером и неуклюже скатился на дно траншеи.

Рядом заржала лошадь, словно потешаясь над ним.

Фрэнк увидел перед собой Милдред Триттон. Она сидела в старой обшарпанной повозке, в которую были запряжены два крепких коня.

– Доброе утро! – жизнерадостно сказала она. – А поскольку уже утро, вам должно хватить света, чтобы убедиться, что я не слишком-то похожа на пришельца с Марса.

Фрэнк, чувствуя себя форменным дураком, встал на ноги – хотя внутренний голос вопил, что не надо вылезать из укрытия.

– Прошу прощения, – смущенно сказал он, убирая револьвер в кобуру. – У нас была тяжелая ночь. Чем могу быть полезен, миссис Триттон?

– Зовите меня Милдред. Сдается мне, сейчас более важный вопрос – чем я могу быть вам полезна. Я выбираюсь сюда уже в третий раз за ночь, ну или за утро, как угодно. Не так давно в результате отчаянного эксперимента я выяснила, что марсиане не стреляют по повозкам, запряженным лошадьми, конечно, если на них не перевозят гаубицы. Они охотятся на машины. Уничтожили мою старушку Бесси. Мой трактор, – она помрачнела. – Такое я простить не готова.

– Бедные марсиане! – сказала Верити. – Они нажили себе страшного врага.

– В третий раз, говорите? – спросил Фрэнк.

– Точно так. Подбираю заблудшие души вроде вас и везу домой.

– Домой?

– К себе в дом. У меня ферма возле Эбботсдейла, это деревушка в нескольких милях отсюда, вон там, – и она указала большим пальцем через плечо. – Первую поездку я совершила по доброте душевной. Во время второй – подобрала вашего подполковника Фэрфилда. Приятный малый; кроме него, выжило еще несколько старших офицеров – в этой части Кордона, по крайней мере. И он мне рассказал, что телефон и телеграф молчат, – марсиане, похоже, потрудились обрезать провода. В полевых частях есть беспроволочный телеграф; он еще работает, и выжившие о чем-то договариваются друг с другом. Тех, кто оказался внутри Кордона, увели с передовой в места поспокойнее – подальше от марсианских воронок, ведь цилиндры попадали внутри всего кольца, а не только по краям. Я отвезла Фэрфилда в Эбботсдейл, и он попросил, чтобы я вернулась за остальными его людьми. Кажется, особенно он печется о вас, доктор Дженкинс.