Война миров 2. Гибель человечества

Гул нарастал. Фрэнку казалось, что он доносится с севера и востока.

– Боже мой! – сказал кто-то. – Как будто там пускают фейерверки.

– Кажется, это со стороны Амершема, – послышался другой голос. – И только посмотрите! Видите, там движется огромная тень, словно человек идет на ходулях? Это марсианин!

На плечо Фрэнку легла чья-то рука. Он оглянулся и увидел Верити Блисс. Она была в полной экипировке, с каской на голове.

– Начинается, – сказала она. – Подполковник Фэрфилд послал меня за вами.

Фрэнк натянул сапоги.

– Ну что ж, пошли, – откликнулся он.

Они протиснулись наружу. В воздухе стоял легкий запах гари. Мужчины и женщины высыпали на улицу и взволнованно показывали на небо. Там, над марсианскими ямами в центральном Амершеме, ярко сияли оранжевые сигнальные ракеты. Среди одетых в хаки солдат Фрэнк увидел и местных жителей, мальчишек и девчонок, перепуганных, но исполненных любопытства: они не привыкли выходить из дома посреди ночи.

И да, теперь и он видел боевые машины. Высокие, величественные, они отбрасывали длинные тени в свете ракет. Марсиане, выстроившись в ряд, уходили вдаль, на восток.

– Наверное, надо их сосчитать, – предложила Верити. – Раз, два, три… Из-за теней не разобрать.

– Не переживайте, – раздался голос. К ним подошел подполковник Фэрфилд. Фуражка с козырьком и пальто придавали ему щеголеватый вид, но на ногах у него Фрэнк заметил домашние туфли, которые явно были ему велики. – Мы отправили разведчиков и пытаемся послать сигнал командирам за Кордон.

Фрэнк показал туда, где вспыхивали тепловые лучи.

– Кажется, тем парням, которые посылают ракеты, сейчас туго.

– Да. Храбрые ребята, все как один добровольцы. Но мы решили, что надо как следует рассмотреть, что происходит, чего бы нам это ни стоило. Потому что сейчас на марше не только наши марсиане. Похоже, что они стекаются со всего Кордона: их видели и на юге, в Слау, и на севере, в Хемел-Хемпстеде. Их целые толпы, и все они стягиваются туда, к Аксбриджу, – он указал на восток. – Боюсь, нет особых сомнений в том, какую цель они хотят поразить этим утром.

– Лондон, – задохнулась Верити.

Звук пропеллеров перерос в гулкий рев, и приходилось кричать, чтобы слышать друг друга.

– А вон там, наверху, – еще одна причина, по которой мы подсвечиваем марсианские воронки, – сказал Фэрфилд.

Фрэнк улыбнулся, почувствовав неожиданный прилив радости:

– Чтобы навести на них бомбардировщики!

Они летели с севера, низко над землей, подсвеченные снизу оранжевым сиянием ракет. Фрэнк предположил, что они вылетели из Норхолта, где находилась база Королевского летного корпуса. Это были огромные, тяжелые, массивные бипланы. У британских военных не было таких самолетов – это были немецкие бомбардировщики, «готы» и «гиганты», закаленные в жестоких боях на русском фронте. У некоторых на широких крыльях было сразу по несколько двигателей. Еще десять – двадцать лет назад о таком зрелище нельзя было и мечтать.

Они начали сбрасывать бомбы – в воздухе заскользили крупные тяжелые капли. Бам! Бам! Даже здесь, в Эбботсдейле, явственно чувствовались удары, и Фрэнк живо представил себе разгром, который творится сейчас в марсианских ямах, представил, как в воздух взлетают обломки искореженных механизмов. Он ведь своими глазами видел, как из добротных корабельных орудий сбивали боевую машину, и знал, что это возможно.

Но марсиане не остались в долгу. Фрэнк увидел, как вверх выстрелили бледные тепловые лучи, а боевые машины повернули свои бронированные головы – даже те, что направлялись сейчас за Кордон. Тяжелые, неповоротливые немецкие бомбардировщики один за другим вспыхивали, пораженные тепловым лучом; некоторые зрелищно взрывались, когда их бомбы детонировали прямо в воздухе.

– Словно летучие мыши в струе огнемета, – пробормотал Фэрфилд.

– И все-таки они летят! – сказала Верити. – Немцы летят! Подумать только: если бы я не вступила в добровольческий отряд, я бы все это пропустила!

Фэрфилд кивнул.

– Что ж, у вас будет полно работы, учитывая, как рьяно марсиане палят тепловыми лучами. Приготовьтесь, капитан Дженкинс. И разузнайте, не говорит ли кто-нибудь из ваших людей по-немецки: может быть, нам попадутся сбитые летчики.

Он взглянул на восток, где уже светало.

– Лондону мы уже никак не поможем.





23. Наше бегство из Стэнмура




В среду на рассвете марсиане выстроились перед атакой.

Во время Первой войны, двигаясь из Суррея на Лондон, они, согласно свидетельствам очевидцев, шли полукругом, стальной аркой, которую было практически невозможно обойти с флангов, как впоследствии заключили военные эксперты. Похожим образом прусские солдаты наступали на Париж в 1870 году.

Теперь, выйдя из-за Кордона, они вновь встали полукругом. Те, кто занял место в середине, шли по развалинам Аксбриджа, вдоль бывшей Вестерн-авеню; фланги на юге заходили за Вест-Дрейтон, а на севере приближались к Буши. И на сей раз это была не маленькая горстка машин – наблюдатели насчитали их как минимум пятьдесят, что, вероятно, составляло пятую часть армады, приземлившейся в сердце Англии.

Они продвигались вперед. В западных пригородах Лондона завыли сигналы тревоги; техника и бойцы заняли позиции.

А мы с невесткой в это время были в Стэнмуре, к западу от наскоро возведенных баррикад, которые именовались Королевской линией. Пока все было спокойно, но мое воображение живо рисовало неутешительные картины: на западе – марсиане, на востоке – британская линия обороны, а между ними – мы двое, запертые в ловушке.


Элис действительно вернулась из Бакстона. Если бы она осталась там, то сейчас была бы в безопасности, но внутренний голос побудил ее отправиться домой. Я приехала к ней во вторник и сделала все возможные приготовления для эвакуации. Я твердо решила, что нужно поехать на велосипеде – так будет быстрее всего, – но это накладывало ограничения на количество вещей, которые мы могли взять с собой. У меня уже был собран рюкзак, и, применив все средства убеждения, за вычетом разве что физического насилия, я все-таки уговорила Элис упаковать все необходимое в единственный чемодан: фамильные драгоценности и фотографии Джорджа заняли в нем больше места, чем белье, что красноречиво обозначило ее приоритеты. И она без конца болтала о своем отдыхе на курорте – о том, кто кому что сказал. Сборы заняли у нас весь вечер, так что уехать во вторник мы уже не успели, и я со смесью зависти и стыда наблюдала, как соседи один за другим покидают дома: некоторые в автомобилях, не попавших под реквизицию, но большинство пешком.

И в течение всего дня я по мере возможности следила за новостями о марсианских атаках: быстрых, точных, спланированных с холодной безжалостностью.

В среду наш беспокойный сон был прерван колокольным звоном и воем сирен. По улицам разъезжали полицейские фургоны с громкоговорителями – оставшихся жителей призывали бежать либо укрываться в подвалах. Когда я узнала, что сегодня марсиане двинулись на Лондон, я ощутила глубокое сожаление из-за того, что не смогла убедить невестку выехать пораньше, – и растущий страх при мысли, что сейчас уже поздно что-либо предпринимать.

И все же я вытащила Элис из постели.

– Джордж не хотел бы, чтобы мы бежали вот так, сломя голову, – заметила она, когда я попыталась донести до нее, что сейчас необязательно расчесывать волосы.

– Надо отправиться на север, – сказала я, лихорадочно соображая. – Если мы доберемся до городов в центральных графствах, там могут ходить поезда – в Озерный край, даже в Шотландию…

– Это наш с Джорджем дом. Тут его библиотека, его хирургические инструменты…

– Джордж умер тринадцать лет назад! Остались только мы, Элис. Нам надо спастись, раз Джордж не сумел.

– Во Францию.

– Что?

– Не в Шотландию. Во Францию. У Джорджа был там пациент – он приехал лечиться в Англию из Нанта. Он писал мне после той войны и сказал, что, если марсиане вернутся в Англию, нам надо снова бежать во Францию – к нему.

– Опять во Францию… – уже тогда я подумала, что нет никаких причин рассчитывать, будто марсиане оставят Францию в покое. Не в этот раз. Где же искать укрытие? Даже для того, чтобы попасть во Францию, надо было добраться до южного побережья. И пересечь Лондон! – Элис, город сегодня превратится в кипящий муравейник. Мы не можем…

Но я не могла ее переубедить, как ни билась. Да, мы готовы были бежать – но бежать в город, охваченный хаосом.



Когда мы наконец покинули дом, вставало солнце. День, как назло, был ясный и теплый – последний день марта. Наш дом находился недалеко от станции, и я помню, как мы проезжали мимо прекрасных вилл, давно брошенных хозяевами, помню слепые прямоугольники их завешенных окон, в которых отражалось утреннее солнце. Элис рассказала, что некоторые местные жители хвалились, будто зарыли неподалеку целые клады с монетами и украшениями, как саксы перед приходом викингов.

Так начался наш путь. По моему настоянию, мы сперва свернули на север: я знала, что конечный участок Королевской линии пролегает к северу от Эджуэра, и надеялась, что нас пропустят и мы сможем повернуть на юг.

А тем временем к юго-западу от нас к Королевской линии шли марсиане.





24. На Королевской линии




Когда в Миддлсексе и Бакингемшире был воздвигнут марсианский Кордон, Эрик Иден, ввиду обстоятельств временно восстановленный в чине майора, оказался снаружи, и их с товарищами немедленно отозвали назад.

Но теперь Эрик снова был на линии фронта в марсианской войне.

На сей раз он укрывался в траншее, наскоро прорытой поперек Вестерн-авеню, недалеко от перекрестка с Хэнгер-лейн, к северу от Илинга, – траншея была частью Королевской линии. Он стоял на стрелковой ступени и, выглядывая из-за бруствера, сложенного из мешков с песком, смотрел на запад, туда, откуда должны были прийти марсиане. На нем был тяжелый противогаз, мешающий обзору; в руках Эрик сжимал винтовку со штыком. Глаза ему закрывали защитные очки, где-то за спиной уже открыли огонь пушки, и поэтому Эрик почти ничего не видел и не слышал.

И все же он чувствовал уверенность: он знал, что здесь, на этом рубеже, который с самой высадки марсиан был обречен встретить их натиск, сопротивление было организовано лучше всего.

Сам Уинстон Черчилль, военный министр, накануне провел смотр войск, пока на линии вовсю кипела работа. Говорили, что он самое высокопоставленное лицо из всех, кто остался в городе, и что он многое сделал для организации обороны. Для такого человека, как Черчилль, война была родной стихией. Я всегда гадала, что было бы, если бы он остался в тот день в Лондоне и отважился поставить все на карту, как и поступал всю свою жизнь. Если бы Черчилль выжил, то вне зависимости от того, пал бы город или уцелел, он бы остался в веках как герой. Этот мужчина сорока пяти лет, высокий, мощный, больше похожий на вояку, чем на министра, стоял на бруствере в грязных сапогах, упершись руками в бока, и призывал:

– Разбейте их здесь, на этой линии, проломите их тонкую броню, и тогда мы будем бить их везде, где только увидим. Ведь их не так много. А если кому-то из вас суждено уйти в мир иной – прихватите с собой одного из них. Их сотни – но нас миллионы: нам ничего не остается, кроме как победить!

Наградой ему стали бурные аплодисменты. Черчилль был человеком, способным вести за собой – к триумфу ли, к катастрофе, – но вести.

И Эрик знал, что эти воодушевляющие речи кое-чем подкреплены. Его уникальный опыт обеспечил ему доступ к сведениям, которые оставались достоянием избранного меньшинства. Он знал, что, если линию прорвут, марсиан встретят не только пулеметчики, артиллеристы и пехота, но и особое оружие, которое пока держалось в секрете.

Наконец пришло время претворить в жизнь все поспешно составленные планы.



Было еще раннее утро, когда послышались первые выстрелы.

Все началось с артиллерийского огня. Палили пушки, которые стояли далеко за линией обороны. Самые тяжелые орудия находились в нескольких милях оттуда – в том числе корабельные, доставленные из портов на машинах и в грузовых вагонах. Снаряды летели над Королевской линией, над траншеями, где укрывались солдаты, и с глухими ударами обрушивались где-то впереди, на западе, словно великан тяжело ступал по земле.

Эрик осторожно высунул голову за бруствер и увидел, как падают снаряды, поднимая фонтаны грязи, как брошенные дома охватывает огонь, как над лесами, полями и парками взмывают языки пламени. Ему был известен план – создать огневой вал: пушки методично зачищали местность, посылая снаряды все ближе к линии обороны. Марсиане, как было хорошо известно со времен Первой войны, не могли выстоять перед артиллерийским огнем. По задумке, именно обстрел должен был нанести противнику наибольший урон: огромные боевые машины пали бы под градом снарядов, и тогда настал бы черед пехоты – солдаты атаковали бы марсиан, разя их из винтовок, пока те выбирались из своих вдребезги разбитых механизмов.

Пока падали снаряды, Эрик огляделся. Траншеи шли зигзагами, и край линии был скрыт; такая форма была выбрана намеренно, чтобы случайный пожар, вызванный взрывом, не поразил всю линию обороны – этот урок британцы усвоили, сражаясь с бурскими повстанцами в Южной Африке. Солдаты выстроились на стрелковых ступенях и на дощатых настилах за ними, готовые перейти через бруствер. Наблюдатели смотрели в бинокли, силясь что-то разглядеть сквозь стену из огня и дыма. Это была настоящая военная машина, единая система, которая объединяла людей, технику и укрепления и подчинялась одной цели – система, продуманная и налаженная за каких-нибудь несколько дней.

И вот наконец послышались крики.

– Там!