Вперед, русичи!

Когда шаги смолкли и в зале никого не осталось, Павел расслабился, но нерешительно продолжал топтаться за портьерой, не зная, что делать дальше. Или попробовать все же поискать кресло. Авось кто-то и проговорится, где машина времени. Он уже не сомневался, что бегство их вскоре будет раскрыто, но и в надежности своего убежища за портьерой убедился. Так что он решил подождать.

Делом это оказалось совсем нелегким. Во-первых, он устал стоять. Начали затекать ноги, а зал недолго оставался пустым, и размять как следует их ему не удавалось. А во-вторых, время тянулось очень медленно, и он начал сомневаться в правильности выбранной тактики.

Прошло часа полтора, показавшиеся Павлу сутками, когда появился Никита Романович. Не обращая внимания на прохаживающихся в зале бояр, он сразу прошел к государю, плотно затворив за собой дверь. Павел, прильнув к небольшой щели между косяком и дверью, весь обратился в слух.

– Убегли они, – устало и обреченно доложил царю боярин.

– Как?! – удивленно воскликнул Грозный.

– Секрет, видать, разглядели и створ отворили.

– А дальше?

– Факел мы нашли перед запертой дверью, а над ней, на самом верху, заприметили лаз, тот, что вода проточила. Через него, видать, и утекли.

– А куда он ведет?

– Да кто ж его знает, взрослому мужику туда не пролезть. А мальца какого я без вашего позволения пущать не решился. Уж больно сомнительно, чтобы через него наружу можно выбраться было. Кабы не застрял да не задохнулся где.

– Вот оно, значит, как повернулось, – задумался Грозный. – Не задохнулись… Не задохнулись, не сумлевайся, Никита Романович. Иначе откеле тому смерду взяться? А смерд этот, как ни на есть, наш старый знакомец. Не помнишь, как того каменщика-то звали?

– Ероха вроде, – подумав, ответил боярин, – а вот дале запамятовал.

– Слаб, слаб боярин памятью стал, а ведь не больно стар еще. Ероха, правильно. Ероха Посадский. Сказывал, с братом и отцом в подземелье работал, кладку делал. Ты давай-ка пошли кого-либо из верных людишек в поселок каменщиков. Коли вылез, непременно дома объявится. Да и дружка свово, скомороха, с собой притащить может. Так что пусть разнюхают все да, коли улыбнется удача, волокут всех сюда. И не только двоих, все семейство. Коли нет их еще, пусть сторожей оставят и поджидают.

Никита Романович, поклонившись, направился к двери.

– Постой, – остановил его государь, – кого послать думаешь?

– Малюту в палатах видел.

– Нет, – Грозный досадливо поморщился, – говорю тебе – надежного. Малюта хоть пес и верный, да головой слабоват, дров наломать может.

– Гришку бы послать, но… – Боярин развел руками. – Он с отрядом к озеру ускакал, часа через два будет, не ране.

– Вот и ладно, – решил Грозный, – его и пошлешь. Через два так через два, здесь горячку пороть нечего. Если птички в клетке, днем не выпорхнут. А нам уже и трапезничать пора.

Открыв дверь, Никита Романович хлопнул несколько раз в ладоши, из соседних выскочили трое царедворцев, чтобы проводить государя в трапезную. Через несколько минут в зале никого не осталось. Наступило время обеда.

Павел облегченно вздохнул, потоптался на месте, разминая затекшие ноги, сделал несколько приседаний и осторожно вышел из-за портьеры. Стараясь ничем себя не обнаружить, он медленно начал открывать дверь.

По-видимому, это был рабочий кабинет первого русского царя. Во всяком случае, вся обстановка говорила об этом. Озираясь, он вошел внутрь, прикрыл за собой дверь и огляделся. К своему большому разочарованию, кресла нигде не увидел. Зато приметил еще одну дверь. Осторожно приоткрыл ее. Похоже, эта вторая, небольшая комната служила стареющему государю для короткого отдыха во время работы. Павел робко вошел и тут же, не сдержавшись, радостно вскрикнул. У небольшого столика стояла его машина времени, а перед ней лежал магнитофон.

Отбросив всякую осторожность, он подбежал к столу и внимательно осмотрел кресло. С облегчением он понял, что все доставлено было в целости и сохранности. Никто и не помышлял, похоже, даже притронуться к непонятным рычагам и кнопкам. Робость предков перед странным предметом была ему на руку.

Положив узелок с костюмом и лепешками на кресло, он включил его. Настроил на 1680 год, уселся и взял узелок на колени. Он спешил, как бы кто не вернулся в кабинет, от того и суетился. Уже был готов нажать кнопку, но вспомнил о магнитофоне. Вскочил, взял его и снова уселся. Одной рукой придерживая на коленях узелок и магнитофон, другую положил на кнопку и уже вновь был готов нажать ее, как вдруг…

Его словно током ударило, так быстро рука отскочила от кнопки и осталась поднятой. Павла поразила одна мысль. Вот сейчас он нажмет кнопку и очутится в новом, совсем незнакомом веке. Возможно, опасностей там будет не меньше, но, может быть, ему и повезет. А Ероха? А Марфа? А трое еще маленьких ребятишек? Они уже к вечеру будут в подземелье или на дыбе. И пытать их будут про него, «скомороха». Представив это, ему стало страшно. Не за себя, за них. Марфа всю ночь собиралась в дорогу, и, если бы не он, скорее всего, ушли бы из поселка до рассвета. А теперь же до вечера носа из дома не высунут. Вечером же будет поздно.

«Два часа, два часа, – лихорадочно вспоминал Павел слова Никиты Романовича. – Да ведь до них за полчаса добежать можно».

И уже не думая о том, сможет ли он вернуться в эту комнату, он поставил магнитофон на место, схватил свой узелок и быстро, но осторожно вышел из комнаты, а затем и из кабинета. А в комнате осталось кресло, которое очень негромко, но ощутимо гудело в тишине. Павел забыл его выключить.

Он спешил и даже не удивился тому, что выйти из палат оказалось еще проще, чем войти. Удача пока сопутствовала ему. Ни в зале, ни в верхних коридорах он никого не встретил. В нижних же помещениях он не отличался от большинства работающих там людей и ни у кого не вызвал подозрения. Выйдя из Кремля, он сориентировался, нашел знакомую дорогу и припустил по ней к поселку каменщиков.

В полчаса он, конечно, не уложился, несмотря на то что почти всю дорогу бежал. Но минут через сорок, изрядно запыхавшийся, был на месте. Знакомая ему дверь на стук распахнулась не сразу.

«Наверное, Ероху прячут», – подумал он.

И, как оказалось, не ошибся. В ожидании вечера Марфа уже вся извелась, боясь любой неожиданности, каждого стука в дверь. И когда она увидела запыхавшегося Павла, кровь отлила от ее лица, и, побледнев как мел, она опустилась на лавку.

– Стража? – лишь одно слово выдавила она из себя.

Тот согласно кивнул. Но, увидев, как тут же бессильно опустились натруженные руки женщины, как поникла и сжалась ее фигура, быстро добавил:

– Да вы не волнуйтесь, вы успеете, – и торопливо вкратце пересказал разговор царя с боярином.

Марфу как подменили. Куда подевалась растерянная поникшая женщина? К уходу было все готово. И хотя рискованно было отправляться в путь днем, иного выхода не было.

– Ерошка, – торопливо наказывала она, успевая отшлепать захныкавшего малыша, – ты давай задами на реку и пробирайся к дороге на Новгород. Туда пойдем, пусть под Володимиром ищут, коли уж докопаются до Матрены. А мы выходим и пойдем дорогой, пока из поселка не скроемся. Потом тоже к реке. Все поняли?

Она обратилась не только к старшему, но и ко всем детям. И те, стоя с котомками за плечами, казалось, осознавали всю опасность момента и, широко открыв глаза, серьезно смотрели на мать.


– А ты уж прости, сынок, – обняла она Павла. – Недосуг нам долго прощаться, да и проводить тебя на сей раз не смогу. Не обессудь уж. Да хранит тебя Господь в твоем нелегком пути. Так и не узнала, кто ты и откуда. Да и не все ли равно, просто добрый ты человек. Каждый вечер за тебя Бога молить буду, чтобы послал он тебе удачу. Прощай!

Она перекрестила его, поцеловала и, повернувшись, шагнула в дверь. Младшие гуськом потянулись за ней. Ероха выходил последним. Он остановился на пороге, повернулся к Павлу, и они крепко пожали друг другу руки на прощание. Через мгновение, пряча навернувшиеся слезы, Ероха исчез за дверью. А растерявшийся Павел, так и не успевший сказать ни слова пожелания уходящим, остался один в пустом, осиротевшем доме.

Правда, растерянность эта длилась недолго. Вскоре он со своим узелком вновь шагал по дороге в сторону Кремля, но уже не так быстро.

– Садись, подвезу, – раздалось сзади.

Павел оглянулся, его догнала телега, загруженная кулями с мукой, управлял которой один мужик.

– Спасибо, – ответил он, усаживаясь на свободное место.

– В Москву?

– Ага.

– Сам-то кто таков?

– Да племянник Марфы.

– Посадской, что ль?

– Ага.

– Чегой-то не слыхал я про тебя.

– А я намедни только пришел, из-под Володимира.

– Верно, родом-то она оттуда. Я их тут всех хорошо знаю. А в Кремль чего?

– Ко двору, может, пристроюсь, – отвечал Павел, повторяя легенду, придуманную Марфой.

– Сама-то чего с тобой не пошла?

– Да с ребятишками пока, недосуг. Сам решил попробовать.

– Про мужика-то ее с сыновьями ничего не слыхать? – доверительно спросил возница, наклонившись к нему поближе.

– Нет, – помотал головой Павел. – Не спит, плачет ночами.

– Да-а, – горестно протянул мужик, – плохо ноне бабам. Мужикам не сладко, а им и вовсе…

Некоторое время ехали молча.

– Слушай, – вдруг пришла вознице в голову мысль, – а ты муку стаскать подмогнешь? Мой-то старшой, твоих годков будет, убег куда-то, одному пришлось ехать.

– Помогу, конечно.

– Вот и ладненько. Стаскаем, и я тебя на кухне с Петром познакомлю, глядишь, куда и пристроит.

– На какую кухню, в палаты? – с вдруг возникшей надеждой спросил Павел.

– А то куда ж, – гордо ответил мужик, – муку-то туда везем.

Больше за весь оставшийся путь не было сказано ни слова. Возница что-то тихонечко напевал себе под нос. Павел был занят своими мыслями, да и побаивался он, что мужик начнет расспрашивать про жизнь во Владимирщине, о которой он ничего не знал. Уже на подъезде к Кремлю им навстречу проскакал отряд стражников. Мужик только плюнул им вслед, а паренек, вздрогнув, с радостью подумал, что он вовремя успел. Марфа с детьми теперь далеко и от дороги должна уже уйти. Да и вряд ли стражники сразу надумают отправить погоню. А пока разнюхивать да выпытывать будут, вечер настанет.

По суете стражников в Кремле, по настороженным взглядам Павел понял, что произошло какое-то событие. Но какое, предположить не мог. Отряд только что уехал, значит, с ним-то эта суета никак не связана. Знал бы он, как ошибался! Но, может, и лучше, что не знал, а, спокойно подъехав на телеге к уже знакомому полуподвалу, собрался помогать мужику.

– А это кто с тобой, Митрофан? – подозрительно спросил один из вышедших работников.

– Да мой-то пострел удрал куда-то, племянника Марфы вот с собой прихватил. А чего у вас-то случилось?

– Шут его знает: то ли ищут кого, то ли нашли чего. Только велено было всех подозрительных хватать.

– Ну и пусть их. – Митрофан пренебрежительно махнул рукой. – Господа перебесятся да успокоются и жрать попросят. Значит, муку-то таскать надо. Так?

Он вопросительно посмотрел на Павла, подмигнул ему весело и, поплевав на ладони, взвалил куль на плечи. Примостил его поудобнее и остановился, ожидая, когда это же сделает паренек. С трудом взвалив на себя мешок, Павел на подгибающихся ногах пошел вслед за возницей.

– Не отставай! – весело прикрикнул тот и, глядя на пошатывающуюся фигуру, со смехом добавил: – Хлипковат немного, да ничего, привыкай. Как-никак не боярского роду.

Еще сидя в телеге, Павел перекусил лепешками, а узел с костюмом прикрепил к поясу. Сейчас это могло пригодиться. В любой момент можно будет сбежать от мужика и пробраться к креслу, не возвращаясь к телеге за костюмом.

И такая возможность представилась почти сразу. Еле дотащив куль и сбросив его с плеч, он повалился тут же, тяжело дыша.

– Лиха беда начало, – балагурил Митрофан, – скоро с кулем как рысак носиться будешь. А пока давай через раз. Сейчас отдохнешь, я еще один притащу, после снова пойдем вместе. Годится? – и, не дожидаясь ответа, пошел к выходу.