Вперед, русичи!

– Нет, что вы, – смутился парень, – конечно, едем.

– Как хотите, мое дело предупредить, – обиделся хозяин.

– Государь велел тебя к утру в монастырь доставить, – закончил Семен, – значит, доставим. Его слово – закон. Так что поехали. Мы все уложили.

– Поехали, – согласился Павел. Но тревога, разбуженная словами хозяина трактира, осталась.

Он занял свое место в карете, и они тронулись в путь. Ехали медленнее, опасаясь в темноте налететь на пенек или попасть колесом в большую выбоину. И сразу меньше стала ощущаться тряска. Павел привалился головой к боковой стенке и, убаюканный мерным поскрипыванием колес, начал дремать. Рядом уже крепко спал Ботало, привыкший к походной обстановке и научившийся ценить каждую предоставленную для отдыха минуту.

Проснулись они одновременно от того, что карета остановилась. За ее окнами, прикрытыми толстыми шторами, царила непроглядная ночь. Зябко поежившись, Павел выглянул наружу, и в ту же минуту вышедшая из-за облаков луна осветила стоящие по обе стороны дороги высокие деревья.

«Вот тебе и лес», – охваченный тревожным предчувствием, констатировал он.

Спереди послышался сердитый окрик Семена и чьи-то голоса. Ботало, не говоря ни слова, положил руку на рукоятку сабли и, решительно распахнув дверцу, вышел наружу. Павел, затаив дыхание, стал прислушиваться, стараясь по доносящимся звукам определить, что происходит.

Разговор был приглушенный, неясный. Семен что-то сердито спрашивал, ему же кто-то насмешливо отвечал. После этого вдруг неожиданно раздалось бряцанье оружия, удары клинков, сопровождаемые выкриками. Затем совершенно неожиданно несколько человек дружно и громко захохотали. После этого все смолкло.

Решив разобраться, что же все-таки случилось, Павел, отодвинув подальше штору, хотел было высунуться из кареты, но чья-то грубая рука запихнула его обратно и снаружи задернула штору. В этот же самый миг распахнулась вторая дверь, и кто-то, тяжело кряхтя, забрался внутрь и уселся на место, где еще несколько минут назад сидел Ботало. Но это был явно не он.

– Сиди, барчук, не рыпайся, – сказал хриплым голосом новый пассажир, – целее будешь, – и громко зевнул: – Совсем уж думали сегодня не дождаться вас, – как-то даже добродушно добавил он.

И карета тронулась вперед.

– Так вы нас, получается, дожидались? – собравшись с духом, заговорил Павел.

– Выходит, что вас, коли других никого черт нынче ночью на дорогу не вынес, – хохотнул хрипатый.

– А вы кто?

– Много будешь знать – мало будешь жить! Запомни, барчук.

Павел вздохнул и, опасливо забившись в самый угол скамьи, придерживая на коленях магнитофон, замер, стараясь не раздражать нового неожиданного попутчика. «Это, наверно, и есть те самые разбойники, о которых предупредил трактирщик, – подумал он, – и чего теперь от них можно ждать? Куда делся Семен? Кто правит каретой? Где Ботало? И куда они вообще-то направляются?» – вопросы так и вертелись на языке, но задать их было некому.

Через несколько минут ему показалось, что хрипатый крепко заснул. Павел пошевелился, поудобнее устроился на скамье, нарочито негромко кашлянул, но равномерное громкое посапывание попутчика не нарушилось. Теперь предстояло обдумать, что делать дальше.

Можно было попытаться бежать, выскочив из кареты, пока они не отъехали далеко от дороги. Он не видел, что происходит снаружи, но ему показалось, что лошадей повернули от дороги в глубь леса. Вряд ли кто в такую темень да в лесу сможет поймать его, если решиться на побег. К утру выбраться на дорогу и, дождавшись какого-нибудь экипажа, продолжать путь с ним или вернуться назад к Петру в Пресбург. А можно было спокойно дождаться, когда привезут его разбойники в свое логово, и разузнать у них, чего они добиваются. Припугнуть их дружбой с государем и попытаться выбраться.

Павел прикинул оба варианта, но не мог остановиться ни на одном из них. Если побег не удастся, то он понапрасну разозлит разбойников, и тогда выбраться будет намного сложнее. Но в то же время, если они довезут его до своего логова, то вряд ли так просто отпустят. Ведь тогда он будет знать место, где оно расположено. Он вспомнил слова о боярине, которого больше никто не видел.

Карета двигалась все дальше в глубь леса, когда он наконец-то принял решение.

«Попытка не пытка, – подумал Павел, – хуже не будет, а раньше смерти не умрешь», – и осторожно взялся за дверцу кареты.

Еще секунда – и он готов ринуться в темноту ночи навстречу неизвестности, как совершенно неожиданно, казалось, прямо над ухом у него раздался добродушный хриплый голос:

– Я же сказал, барчук, сиди и не рыпайся. Аль не понятно? Лучше не серди меня, дороже обойдется, – и мерное посапывание продолжилось, будто и не прерывалось вовсе.

Павел убрал руку с дверцы и откинулся на спинку сиденья, признав свое поражение.

– Так-то лучше, барчук. Спокойной ночи, – сказал тот же голос.

И Павел, несмотря на все переживания последнего времени, вскоре уже похрапывал. Увидев это, сосед его весело улыбнулся и, расслабившись, также поудобнее привалился к боковой стенке. Карета, не останавливаясь, продолжала двигаться вперед.

Павлу показалось, что проспал он всего несколько минут, когда чьи-то руки растолкали его, и он, открыв глаза, увидел, что карета стоит, а дверца ее распахнута. Хрипатого попутчика рядом не было.

– Вылезай, – сказал ему незнакомый голос, – приехали. В избе доспишь.

На улице все еще была ночь, но по всему чувствовалось, что приближается рассвет. К своему удивлению, Павел увидел, что в лесу среди деревьев и правда стоит довольно большая изба. Именно к ней и подвел его неизвестный провожатый. Дверь была отворена, но свечи нигде не горели, поэтому рассмотреть внутреннее убранство ему не удалось.

– Привел? – спросили из комнаты.

– Ага, – ответил провожатый.

– Давай его в боковушку, к тому на пару. Да не громыхай больно, выспаться надо, ни днем ни ночью покоя нету.

Отворилась дверь, и Павла втолкнули в небольшую, совершенно темную комнату, лишь луч лунного света пробивался из оконца около самого потолка.

«Вот оно, логово», – подумал он и, сделав несколько шагов вперед, чуть не наступил на спящего у стены человека.

– Осторожно, – сонно сказал тот, – ложись пока. Утром разберемся, кто таков.

Павел ошарашенно стоял, не зная, что делать.


– Ложись, тебе говорят, – повторил человек, – места здесь и для двоих хватит. Поутру подумаем, что делать. А силы еще понадобятся, значит, спать надо.

Павел опустился на корточки и руками нашарил постеленную на пол кошму или ковер. Осторожно поставив в изголовье магнитофон, он улегся, стараясь не потревожить соседа.

На этот раз уснул он не сразу. Долго думал, задавал сам себе много вопросов, но ни на один из них так и не находил достаточно разумного объяснения. Про разбойников, что грабили на большой дороге, он раньше читал в книгах, но никак не мог вспомнить, что они делали со своими жертвами, и не припоминал, чтобы они попросту похищали людей. Кошелек да золото отобрать – это пожалуйста, у него их все равно не было, а зачем с собой тащить, объяснить он никак не мог.

По свету из высокого оконца стало понятно, что наступил рассвет, когда он, наконец, угомонился и уснул тревожным сном.

Проснувшись, сразу все вспомнил, оглядел слабо освещенную комнату. Его сосед уже встал, и Павел с удивлением наблюдал, как тот, выполняя различные гимнастические упражнения, занимался зарядкой. Был он коренаст, физически развит и довольно молод. Утонченные, аристократические черты лица не оставляли сомнения в благородстве происхождения.

– О, и ночной гость отпочивал, – заметив, что парень открыл глаза, улыбнулся тот. – Кто таков будешь, каким ветром сюда занесло?

– А вы кто? – вопросом на вопрос ответил Павел.

– Невежливо, юноша, в вашем возрасте учинять допрос старшему, – рассмеялся тот, – но, так уж и быть, учитывая наше обоюдное бедственное положение, представлюсь. Князь Троекуров, Алексей Борисович. А попал сюда не по своей воле, больно спешил к Москве, вот сюда еще позапрошлой ночью и завернули. Так что я здесь долгожитель и с порядками тутошними знаком. Поэтому рекомендую самого себя на предмет разъяснения обстановки и ситуации. Ежели желаете, конечно, – весело закончил он.

– А я Пашка, – представился он, поднимаясь.

На душе стало как-то теплее и легче от веселой болтовни князя. Не такой уж серой показалась комната, не таким отчаянным положение, в котором он очутился.

– Как это понимать, Пашка? – улыбаясь, переспросил Троекуров. – Павел и все? А, простите, какого роду-племени? Батюшку вашего как зовут? Может, не с вами, так с ним довелось где встречаться?

– Отца зовут Владимиром, а фамилия моя Щербачев, – не в силах погасить улыбку, ответил Пашка.

– Павел Владимирович, значит. Очень приятно. А позвольте узнать, чем занимается ваш батюшка?

– Ученый он у меня, археолог, ну… историк в общем.

– Нет, простите, не слыхивал, – подумав, сказал князь. – А не позволите ли узнать, куда вы так спешно путь держали, коли ночью в дорогу отправились? Ведь, как я разумею, вы не по своей воле на ночлег здесь остановились.

– Нет, конечно. Я к утру в монастыре собирался быть. Девушку одну ищу, Дашу, сказали, что она там, – смутившись, ответил Павел.

– А не рано ли, Павел Владимирович, девушками интересоваться? – поглядев на него, спросил Троекуров и тут же с улыбкой, заметив смущение парня, быстро добавил: – Впрочем, совсем не мой вопрос. И в какой же монастырь путь держали?

– Вот этого я не знаю, – вздохнул Павел, – куда ехали, кучер Семен да Ботало только знали. Теперь их нету, и куда делись, не знаю.

В это время загремел засов, после чего скрипучая дверь отворилась.

– Выходи мыться, кто первый, – раздался в проеме голос.

– Спасибо, братец, сейчас иду, – отозвался князь. – Вы позволите, если по праву старшего я это первым сделаю?

Павел лишь, молча, кивнул.

– Видите, как я их к порядку приучил, – говорил Алексей Борисович, собираясь, – а то ведь они поперву считали, что я грязным должен у них находиться.

Когда дверь закрылась, Павел подивился смелости и спокойствию князя, также плененного разбойниками, но сумевшего за сутки подчинить их своей воле. Пока того не было, он решил хотя бы примерно подсчитать, сколько же времени прошло с тех пор, как отправился он на поиски Даши. Окончательно запутавшись, пришел лишь к одному выводу, что трое суток уже истекло, а может, и четверо. А сколько ему здесь торчать, никто не ведает. Но ни поторопить события, ни оставить поиски Даши он не может. И если не суждено ему вернуться домой, пусть Вадька как хочет сердится. Никто его в двадцатый век не звал, сам виноват.

– Теперь ваша очередь, – сказал Троекуров, заходя, – да поспешайте, сейчас завтрак принесут.

За завтраком, принесенным, видимо, из запасов, хранившихся в карете, Алексей Борисович молчал, но время от времени бросал на сотрапезника внимательные, изучающие взгляды.

– Богато путешествуете, – наконец заметил он, – насколько я понимаю, сии запасы из той царской кареты, что стоит еще во дворе?

Павел кивнул.

– Теперь понятно, что решились вас доставить сюда, за важную птицу приняли. Не в обиду будь сказано, по вашему довольно странному наряду подобных выводов не сделаешь. А откуда, позвольте спросить, у вас такой роскошный экипаж?

– Прям уж и роскошный, – не согласился Павел, – чуть всю душу не вытряхнул, пока ехали. А дал мне карету Петр Алексеевич, который в крепости своей сейчас находится. Он и сопровождение дал, и про монастырь разузнал, и запасов в дорогу собрал.

– Так ты государя видел? – удивленно переспросил князь.

– Ага. Вчера утром он меня и отправил. Сегодня должны были уже в монастыре быть, – вздохнув, добавил он. – А чего нас тут-то держат? Чего хотят?

– Я так понимаю, – почему-то вновь повеселел от его объяснения князь, – что привезти-то нас привезли, а старшего, чтобы решить, что с нами делать, нету. Вот его и ждут.

– Атамана?

– Ну, может, и атамана.

– А чего они с нами делать будут?

– Или выкуп потребуют, или на суку вздернут, – совершенно спокойно ответил князь.

– С меня никакого выкупа не возьмут, – заметил Павел, – да и на сук вроде не за что.