Вперед, русичи!

«Бежать», – мелькнула у Павла мысль, и он тут же стал быстро натягивать на себя костюм. Когда вновь поднял глаза и посмотрел на приближающийся отряд, то никакого агрессивного или воинственного настроения среди аборигенов не заметил. И все же решил на всякий случай принять меры предосторожности, чтобы быть готовым к любым неожиданностям.

Он развернул кресло спинкой к морю, быстро настроил рычаги на следующий век и, поставив магнитофон на колени, положил руку на кнопку. Темнокожие воины приблизились, и Павел получше их рассмотрел. Узоры на теле были выполнены красной и белой красками, причем у большинства левая половина тела была разрисована красной, а правая – белой. На запястьях были надеты какие-то браслеты, шеи также закрыли обручи.

Выделялся среди всех один, шедший впереди, видимо начальник. В волосы у него было воткнуто большое разноцветное перо, в проткнутую переносицу вставлена деревяшка, в оттянутых мочках ушей висели кольца, на нижней губе закреплен какой-то зеленоватый камень.

«Красавец», – подумал Павел, еле сдерживая смех.

Не подходя близко, туземцы, одетые лишь в небольшие волосяные юбки или набедренные повязки, остановились. Повинуясь знаку наряженного вождя, положили в одну кучку копья и, согнувшись в поклоне, выставив вперед зеленые ветки, почтительно стали приближаться к Павлу.

Все это нельзя было понять иначе, как демонстрацию мирных намерений. Именно так он и понял. Аборигены подошли к креслу, и каждый положил ветку у ног Павла. Пока он раздумывал, что ему нужно сделать в ответ, вперед вышел тот абориген, которого он принял за главного.

– Арроман, – сказал тот, приложив руку к груди.

– Арроман, Арроман… – согласно закивали остальные туземцы, указывая на него руками.

«Наверное, так его зовут», – решил Павел и тоже, приложив руку к груди, представился:

– Павел.

Совершенно неожиданно по знаку Арромана туземцы пали ниц перед креслом, лишь четверо торжественно подошли, встали по двое по бокам кресла и почтительно склонили голову. Рука на кнопке дрогнула, но Павел удержался и не нажал ее. С интересом ждал он продолжения происходящего. Страха не было, так как при малейшей опасности он мог покинуть это место. И это придавало уверенности. Тем более его здесь ничто не держало. Обнаружить Дашу в восемнадцатом веке на каком-то далеком африканском или южноамериканском берегу было совершенно невероятно.

Стоять перед креслом остался один Арроман. Он приложил руку к груди, затем поднял и начал говорить. Из всех его слов Павел понял только одно, что речь идет о нем и его неожиданном появлении. Говоривший несколько раз показывал руками на небо, потом на кресло и почтительно склонял голову. Видимо, туземцы наблюдали из зарослей за берегом и кораблем, когда раздался свист, а после перед их изумленным взором оказался и он.

Закончив речь, Арроман отдал какой-то гортанный приказ, и стоявшие по бокам воины одновременно неожиданно наклонились и подняли Павла вместе с креслом на плечи. Если бы это произошло не столь неожиданно, он обязательно бы нажал кнопку. Но, не успев ничего сообразить, он уже был поднят над землей и, опустив кнопку, сидел, вцепившись в подлокотники.

Странная процессия двинулась к джунглям. Впереди шел Арроман, за ним четверо воинов, над которыми в кресле возвышался Павел, а позади – остальной отряд туземцев. Причем они вновь подняли копья и, потрясая ими, пели какую-то песню, на ходу пританцовывая. И если Павел оборачивался и бросал на них взгляд, глаза их начинали радостно сверкать, пение становилось громче, и каждый сразу старался выказать усердие в танце.

«Очень интересно получается, – подумал Павел, – то я все на царей нарывался, а теперь, похоже, сам царем заделался. Или же они меня за какое-то божество приняли. Во всяком случае, надо подождать, что будет дальше. Необходимо выяснить, что здесь делает русский корабль, может быть, пробраться на него, на всякий случай узнать про Дашу. А вдруг машина меня специально сюда привезла, потому что уже однажды доставила девушку на корабль», – приняв такое решение, он терпеливо сносил все неудобства «поездки» в кресле.

Сильно захотелось пить. Но отряд, войдя в джунгли, продолжал двигаться вглубь материка или острова. Наконец в просвете между деревьев показался дым костров. Похоже, это была деревня аборигенов. Когда отряд вошел в нее, Павел утвердился в этом мнении. Жалкие шалаши – жилища туземцев – стояли здесь не один день. И пепелища костров около них показывали на оседлость существования. Об этом же говорили и замеченные Павлом изгороди из жердей, которыми были обнесены целые рощи бананов и фиговых деревьев.

Немного позднее он обратил внимание, что в этом поселке не было видно ни женщин, ни детей. Лишь мужчины встречали появившуюся процессию. Причину этого Пашка узнал не сразу. А пока с любопытством рассматривал деревню туземцев и увидел, что она населена больше, чем можно было предположить с первого взгляда. Процессию встречало более трехсот разрисованных воинов, приветствовавших ее дружными криками.

Когда кресло с Павлом осторожно поставили на землю около самого большого шалаша, воины пали ниц. Арроман опять произнес речь, обращаясь на этот раз к чернокожим соплеменникам. И вновь он то показывал вверх, то указывал на сидящего в кресле Павла. Слова его вызывали гул удивления и восхищения. Наконец он закончил и, подойдя к Павлу, жестом пригласил его пройти с собой.

Тому не хотелось покидать кресло, и не только по причинам безопасности: он боялся, что, воспользовавшись его отсутствием, любопытные туземцы, с восхищением глядевшие не только на его чудесный, увешанный металлическими побрякушками костюм, но и на сверкающие на солнце детали машины времени, повредят ее. А уж если ему не хотелось оставаться в далеком веке в России, то жить среди туземцев и вовсе не входило в его планы.

Но коли уж пытаться что-то выяснить, то отказываться от приглашения не имело смысла. Тогда Павел решил подстраховаться. Он поднялся с кресла. Все внимательно смотрели на него.

– Приветствую вас от жителей двадцатого века, – начал он говорить первое, что пришло на ум. Он знал, что все равно его никто не понимает. – Я приехал к вам с миром и надеюсь, что мы станем друзьями.

Решив, что подобного торжественного обращения достаточно, ибо божество не должно быть многословным, он снял со своей руки металлический браслет, оторвал с костюма цепочку и величественно протянул эти дары туземному вождю. Арроман восхищенно принял дары, гордо взглянул на соплеменников и встал рядом с Павлом. Насладившись радостными и восхищенным криками подданных, он вновь повторил приглашение пройти с ним в шалаш.

Павел согласно склонил голову, но, прежде чем идти, привлек внимание Арромана и показал ему на кресло. Затем показал на воинов, стоящих кругом, и жестом пояснил, чтобы они не приближались к креслу.

– Табу, – строго сказал Арроман, обращаясь к подданным, указывая на кресло. И Павел понял, что туземцы правильно растолковали его жесты.

После этого он, немного успокоившись, пошел вслед за вождем в шалаш. Но внутрь они не вошли. Недалеко от входа была расстелена искусно сплетенная циновка, на нее и пригласил сесть хозяин, а сам, пригнувшись, прошел в шалаш и вскоре вынес оттуда угощение.

Павел с удовольствием попробовал печеный плод хлебного дерева, какой-то вкусный корень и пирог из бананов и кокосовых орехов. Угощаясь, он внимательно рассматривал украшения Арромана. Его браслеты и обручи, похоже, были выполнены из скорлупы кокосовых орехов с нанесенными на них узорами. В носу, как и казалось издали, была воткнута деревяшка, а уши оттягивали кольца, сделанные из панциря черепахи.

Закончив трапезу и запив угощение молоком кокосового ореха и соком какого-то незнакомого растения, Павел почувствовал себя значительно уютнее. Донимала только жара и духота тропического леса, но снять костюм он не решался, понимая, что во многом благодаря ему он удостаивается такого уважения и восхищенных взглядов аборигенов.

Заметив, что гость закончил есть, Арроман поднялся и пригласил Павла следовать за ним. Они вышли на небольшую поляну, и вождь отдал какой-то гортанный приказ. Тут же из толпы воинов вышли несколько человек, держа в руках копья. Один за другим они принялись метать свое оружие в довольно тонкий ствол одинокого дерева, стоящего на значительном расстоянии. С удивлением Пашка увидел, что метали аборигены копья с помощью небольшой плетеной веревочки, на одном конце которой была сделана петля, на другой – узел. Все копья попали в дерево и впились в ствол с такой силой, что свободные их концы еще долго подрагивали.

– Отлично, – сказал восхищенно Павел на заданный Арроманом непонятный вопрос.

Тот гордо приосанился.

После этого показали свое искусство лучники, стрелявшие в скорлупу кокосового ореха, укрепленную на ветвях дерева. К удовольствию и гордости Арромана, не было допущено ни одного промаха.

Больше всего поразило Павла бросание камней из пращи. Сплетена она была из войлока кокосовых орехов. Камни же, пущенные с их помощью, со скоростью пули скрывались за листвой отдаленно стоящих деревьев. Причем с оружием аборигены обращались очень умело, это доказал бросок одного юноши, заметившего парящую довольно высоко в небе птицу. Пущенный камень попал в цель, и птица упала на другом конце поляны. Арроману в самом деле было чем гордиться.

Выразив свое восхищение боевым искусством воинов, Павел решил, что пришло время выяснить интересовавший его вопрос. Показывая рукой в сторону берега, он попытался изобразить корабль, который он видел на волнах. Не сразу, но Арроман его понял. Лицо у него помрачнело, и он начал что-то презрительно говорить, показывая то в сторону берега, то в сторону деревни. Павел ничего не понял из его речи, но почувствовал в голосе презрение, ненависть и скрываемый страх, с которым говорил вождь о корабле.

Видя непонимание на лице Павла, Арроман повел его за собой на другой конец поселения. Там, в парящей тени тропических деревьев, под охраной стояла какая-то клетка. Сделана она была из нетолстых, но, по-видимому, прочных стволов деревьев высотой в два человеческих роста. Выбраться из нее было практически невозможно из-за укрепленных наверху рогатин, оплетенных каким-то растением с множеством больших острых шипов.

«Это почище колючей проволоки», – подумал Павел и вздрогнул, увидев за прутьями клетки лицо белого человека. Подойдя ближе, он разглядел еще несколько сидящих и лежащих на земле, все они были в изрядно помятой и грязной матросской одежде. Лишь стоящий у самой решетки человек выглядел более опрятным и одет был в отличную от других форму.

«Офицер, – с волнением решил Павел, – скорее всего, с того самого русского корабля, бросившего якорь у этих негостеприимных берегов. Так они здесь в плену?»

Арроман продолжал что-то зло говорить, то показывая на клетку, то махая рукой в сторону берега. С особой ненавистью он изобразил стреляющего человека, а потом, указав в ту сторону, где находился корабль, изобразил руками, по-видимому, пушку и, громко крикнув «Буух!», показал в сторону деревни, обведя ее рукой, и упал на землю, изображая мертвого. Затем вскочил и выжидательно уставился на Павла.

Тот, сделав успокаивающий жест, повернулся к клетке. Офицер с недоумением, удивлением и надеждой смотрел на разыгрывающуюся перед ним сцену, на рыжеволосого белокожего паренька в странной одежде, к которому туземцы относились с таким почтением.


– Вы русские? – спросил Павел, подойдя ближе.

– Боже мой, – лишь прошептал офицер, неожиданно услышав родную речь, и на глаза его навернулись слезы. Но он тут же взял себя в руки. – Капитан российского военного корабля, Мамонтов Георгий Тихонович, – представился он. – А вы кто?

– Я гражданский человек, – ответил он, – зовут меня Павел, оказался здесь совершенно случайно.

– Вы видели наш шлюп? – с надеждой спросил капитан. – Были на нем?

– Я видел его только с берега, потом меня принесли сюда в поселение.

– Но ваш-то корабль цел? Чей он? Велика ли команда? – продолжал сыпать вопросами капитан.

– Говорю вам, я оказался здесь совершенно один, никакого корабля у меня нет, тем более команды…

– Ведь это остров, – удивленно перебил его капитан, – как же вы могли попасть сюда?

Услышав разговор своего капитана, матросы поднялись и подошли ближе.

– Обо мне успеем поговорить после, – прервал Павел капитана, – неизвестно, сколько нам позволят беседовать и чего можно от них ждать. – И он показал глазами в сторону Арромана, внимательно и настороженно прислушивавшегося к разговору.

– Но вы-то вроде не пленник, – с подозрением поглядев на него, заметил капитан.

– Вы правы, – ответил Павел, – они меня, похоже, за какое-то божество принимают. Возможно, это и есть тот шанс, которым необходимо воспользоваться для вашего освобождения. Поэтому и не следует терять времени на пустые разговоры. Расскажите, что произошло, и попробуем вместе придумать выход.

Но ответить капитану не дал Арроман, настойчиво и даже требовательно потянувший Павла за рукав. В глазах его тоже загорелся огонек подозрительности. О чем это белый бог мог говорить с белыми же бродягами?

– Я ухожу, – бросил капитану Павел, – не следует их с самого начала попусту сердить. При первой возможности я попытаюсь еще раз подойти к вам.

Капитан лишь молча кивнул.

Арроман же, отведя Павла подальше от клетки, отдал какой-то приказ страже и оставил его одного. Воспользовавшись предоставленной ему свободой, парень стал бродить по поселку, внимательно запоминая на всякий случай расположение шалашей, постов, мест, где аборигены складывали оружие. У каждого из них с собой всегда было либо копье, либо дубинка, все остальное было сложено в одном месте под охраной воинов.

Так прошло больше двух часов. День начал клониться к вечеру. Арроман вновь пригласил Павла на знакомую уже циновку и угостил экзотическим обильным ужином. Затем знаками показал на шалаш и изобразил спящего. Павел понял, что это место отводится ему для ночлега. Он хотел уже удивиться, куда же ляжет сам Арроман, как заметил, что тот собирается по-походному.

Укрепил на поясе дубинку, взял копье, закинул за плечи лук. В мешочек, привязанный к поясу, уложил печеные плоды хлебного дерева. Стараясь не выказывать заинтересованности, Павел незаметно наблюдал за сборами. Арроман еще раз пригласил его отдыхать в шалаше, и он, поблагодарив его кивком, залез внутрь на приготовленную из травяных циновок постель.

Закрыв глаза, он внимательно продолжал прислушиваться к тому, что происходит в поселке. Отовсюду раздавались голоса воинов, потом раздалась команда Арромана, и Павел, осторожно выглянув из шалаша, увидел, как на поляне собралась снаряженная в поход большая группа воинов.

Павел увидел, как Арроман, сказав что-то, побежал в сторону шалаша. Откинувшись на циновки, он едва успел принять безмятежный спящий вид, как тот заглянул внутрь и, затаив дыхание, прислушался к мирному посапыванию гостя. Удовлетворенный увиденным, он осторожно поднялся и вернулся к своему отряду.

Заняв наблюдательную позицию, Павел отметил, как отряд двинулся вперед и исчез в джунглях, которые уже начали окутывать сумерки.

«На охоту, наверное, – подумал он, – надолго ли?»

Он выждал еще некоторое время, пока оставшиеся в лагере воины не угомонились и почти все не разбрелись по своим шалашам. Затем осторожно вылез на улицу и поднялся. Никто его не окликнул и не обратил внимания. Стоявший у кресла воин даже не посмотрел в его сторону.

Стараясь не спешить, Павел принял беспечный вид и пошел между шалашей к тому краю поселения, где стояла клетка с пленными русскими моряками. Около нее горел костер, рядом сидели два воина, стерегущие пленников. Заметив его появление, один из них поднялся и, взяв копье, с опаской перегородил путь.

– Арроман! Табу! – как бы оправдываясь, повторил он.

Смысл этих слов был понятен без перевода. По-видимому, Арроман распорядился, чтобы к клетке никого не подпускали, даже его, белое божество, появившееся с небес. Видно, сильно встревожил вождя дневной разговор с капитаном. Но это как раз и заставило Павла действовать более решительно. Ведь если вернется отряд, поговорить с моряками будет еще сложнее.

Поэтому он решительно шагнул вперед и, сорвав с костюма цепочку, протянул ее стражнику. Глаза у того восторженно заблестели. Он оглянулся на своего напарника, но тот уже сам поднялся и шел к ним. Тогда Павел оторвал еще две блестящие пуговицы и другой рукой протянул их второму стражнику.

Не сговариваясь, те молча взяли предложенные им вещи и вернулись к костру, восхищенно разглядывая полученные подарки и время от времени бросая завистливые взгляды друг на друга. Каждый из них размышлял, не лучший ли подарок достался напарнику. На Павла они больше не обращали внимания. И он беспрепятственно прошел к клетке.

За ее прутьями было тихо. Матросы, по-видимому, спали.

– Георгий Тихонович! – громким шепотом позвал Павел.

– Вы здесь? – отозвался тот.

– Как видите. Арроман с отрядом куда-то ушел. Его, видимо, встревожил наш разговор, и он приказал не допускать меня к вам.

– Как же вы прошли?

– Вот пропуск, – улыбнувшись, Павел показал на костюм, – пока пуговиц хватит, дорога мне, видно, везде открыта.

– Такой пропуск здесь лучше всякой царской грамоты, – согласился капитан, – у нас для них немало подобного менового товара приготовлено. Только вот торг никак не состоится.

– Вы расскажите лучше, что случилось? Как оказались здесь? Давно ли? Почему попали в клетку? И что, в конце концов, это за земля? – вопросы так и посыпались.

Но капитан, кажется, даже рад был выговориться.