Врата Войны. Трилогия
Часть 15 из 44 Информация о книге
— Такой шаг украинского правительства, — серьезно заметил главком НАТО, — может побудить русского президента раз и навсегда ликвидировать Украину как государство, ведь вторжение ее войск на российскую территорию по всем правилам будет считаться объявлением войны. Войны, после которой Украина в своем нынешнем виде просто исчезнет. — Пусть исчезнет, — ответил Бен Ходжес, — самое главное заключается в том, что мы не будем ответственны, за все то, что бы они ни натворили. Заявим, что это была чисто украинская инициатива, что мы сожалеем и очень сочувствуем. Одновременно можно будет поднять шум в прессе, назвав действия русских нелегитимными, превышающими необходимую оборону и нарушающими договор ДОВСЕ… — Русские уже лет пять как вышли из этого договора, да и мы тоже не стремимся его соблюдать, — ответил главком НАТО, — но самое главное, что мне нравится ваш подход. Лишь бы не вмешался большой Дон и не погнал бы наших парней на верную смерть во имя бытующей в нашем Конгрессе дурацкой идеи «остановить русских любой ценой», и неважно, куда они при этом идут. Выгнать бы этих конгрессменов в чистое поле, дать в руки по винтовке и послать в атаку на пулеметы. Дышать бы в Америке точно стало бы легче. 23 апреля 2018 года 18:05. Белоруссия, г. Минск, Резиденция президента Республики Беларусь. Президент РБ Александр Григорьевич Лукашенко. Три дня президент независимой Белоруссии Александр Лукашенко ждал, когда его, наконец, официально или не очень пригласят к общему столу делить шкуру убитого русскими солдатами немецкого медведя. Тогда ему еще и в голову не приходило, что охота на немецкого медведя-людоеда только началась — и он, живой и почти здоровый, пока еще бегает по лесу, активно отбиваясь от охотников. Кроме того, в последнее десятилетие (чем дальше, тем больше), Александр Григорьевич своей многовекторной политикой и некоторыми экстравагантными поступками (вроде объятий с «кровавым пастором» Турчиновым) изрядно подпортил свое реноме среди московских набольших людей и Самого Владимира Владимировича. Следует понимать, что таких многовекторных «партнеров», как он, обычно не зовут поучаствовать в общем деле с процентом от прибыли, а посылают подальше по схеме «иди отсюда, мальчик», а если «мальчик» проявляет настойчивость, то ему даже указывают точный адрес, куда следует идти. Итак, прождав три дня и ничего не дождавшись, потому что на обычные намеки и «зондирование» Минска Москва отвечала глухим молчанием, утром 23-го числа белорусский президент сел в самолет и полетел в Москву — решать вопрос лично. Но в Москве в Администрации президента России с Александром Григорьевичем встретился только товарищ Иванов, и широко улыбаясь, как он это умеет, сообщил, что президент России в связи с чрезвычайной ситуацией в настоящий момент никого не принимает и работает над документами. Как только вы нам понадобитесь — мы вам обязательно сообщим*. На самом деле как раз в тот момент на приеме у президента находился маршал Шапошников и сопровождавшие его лица, и обговаривались последние политические детали предстоящего соглашения. Примечание авторов: * Еще за год до описываемых событий, в самой что ни на есть реальной реальности, белорусский президент побывал на Украине, где встречался с тамошним политическим бомондом, включая «кровавого пастора» и «президент-кондитера» и в ходе этого визита заявил, что «братская Украина воюет за свою независимость». Реакция официальных властей РФ на это заявление была тогда следующей: “Слова Лукашенко вызывают недоумение и возмущение. Прежде всего хотелось бы узнать, с кем именно братская ему Украина воюет? Тем более за независимость?.. Раз уж Лукашенко солидаризируется с позицией украинского руководства, то тогда он вслед за ними тоже должен признать, что Россия является “агрессором”. В этом случае встанет закономерный вопрос — а что Беларусь делает в составе Союзного государства, в составе ОДКБ и ЕАЭС? Соответственно, на каком основании она получает те льготы, преференции и экономическую помощь со стороны России, которой она пользуется на протяжении последних 22 лет? Вместе с тем всем ответственным лицам в Минске необходимо понимать, что не может быть независимости только на словах. Независимость — это весь комплекс жизнедеятельности государства, начиная от политики и идеологии и заканчивая финансами и экономикой.” Несмотря на то, что Лукашенко тогда скромно промолчал и ниоткуда никуда не вышел, в Москве его окончательно прекратили воспринимать как союзника, переведя в разряд попутчиков-попрошаек. После отказа в личной встрече с президентом России Лукашенко решил, что в Москве его вместе с его многовекторной политикой и извечным попрошайничеством — то у Запада, то у России — просто не желают знать. В величайшем раздражении белорусский президент вернулся обратно и в Минском аэропорту разразился пространной антироссийской речью — вроде той, после которой «отношения оказались испорчены газом». После этого, прибыв в свою резиденцию, Лукашенко собрал заседание правительства, на котором сначала подверг уничтожающей критике тех своих министров, которые были авторами и идеологами приведшей к такому печальному результату многовекторной политики, а потом еще раз потребовал «блюсти интересу республики Беларусь», несмотря ни на какие заключенные прежде договора. Весьма скользкий, надо сказать, путь, потому что тогда эти самые договора утратят свою силу, и тогда подсчитывать политические и экономические убытки придется уже белорусскому президенту. Впрочем, об этом человеке пока все, до особого, так сказать, распоряжения. 23 августа 1941 года 07:45. РСФСР, г. Брянская область, Мглинский р-н, д. Черновица, зона флангового перехлеста частей ВС РФ (228-го тп 144-й мсд) и 290-й сд. 50-й армии Брянского фронта. Генерал армии Георгий Константинович Жуков. Возбужденно вдыхая терпкий утренний воздух, Жуков стоял на наблюдательной вышке, наскоро возведенной на вершине поросшей лесом безымянной высоты с отметкой 179, и оглядывал в бинокль окрестности. Еще сутки назад он закисал в штабе Резервного фронта, и вот — его первое по-настоящему боевое со времен Халкин-Гола назначение. А посмотреть здесь ему было на что. Именно тут, где дорога Мглин-Клетня пересекает протекающую среди заболоченных лесов речку Воронуса, позавчера в одиночку, а вчера при поддержке частей 290-й стрелковой дивизии один танковый полк потомков остановил продвижение на юг 47-го моторизованного корпуса немцев. Теперь там, за рекой, дорога и заболоченный придорожный лес пестрели обгорелыми изувеченными коробками разбитых немецких танков. Снаряды крупнокалиберных танковых пушек потомков наносили «тройкам» и «четверкам» такие тяжелые повреждения, что немцы даже не пытались эвакуировать их с поля боя для ремонта, ибо при любых обстоятельствах эта бронетехника была неремонтопригодной и годилась только в переплавку. Жуков не мог не признать, что позиция для обороны тут была просто идеальная. Займи в свое время этот рубеж стрелковая дивизия Красной армии со всеми средствами усиления — и немцам пришлось бы искать для своих прорывов другое направление, и не факт еще, что его бы удалось найти в приемлемые сроки. Местность тут болотисто-лесистая, на одну дорогу, пригодную для снабжения войск* по фронту возможного наступления, приходится сотня километров заболоченных чащоб, где могут пройти только медведи, да еще русские солдаты, тащащие на руках батальонные минометы и противотанковые пушки. Немцы тоже пытались совершать такие обходные моменты, чтобы взять в кольцо закрепившихся на выгодном рубеже российских танкистов, но раз за разом их мелкие группы частью уничтожались, а частью отгонялись перемещающимися по рокадным дорогам российскими мотострелковыми ротами, к которым постепенно присоединялись выходящие из окружения под Кричевом подразделения 13-й армии. Примечание авторов: * Нет, немецкие солдаты с легким вооружением точно так же умеют просачиваться по лесам и болотам в обход непреступных позиций, но, не имея за спиной транспортной магистрали, пригодной для снабжения войск, они никогда не пойдут вперед дальше ближнего вражеского тыла. Любой офицер вермахта с училища знает, сколько боеприпасов, продовольствия и медикаментов должно потреблять его подразделение или часть. Таким образом, немецкие войска, оторвавшиеся от снабжения, очень быстро должны почувствовать дефицит продовольствия и боеприпасов. И если продовольствие еще можно реквизировать у местного населения, то патроны к винтовкам Маузера и единым пулеметам вермахта, а также мины к минометам и снаряды к пушкам на земле не валяются и в огородах у селян не растут; и тогда люфтваффе вынуждено строить к этим несчастным воздушный мост, доставляя все необходимое по воздуху, что очень дорого и не всегда возможно. Такие же трудности испытывают и оторвавшиеся от снабжения советские войска, но до советских генералов эта истина стала доходить только на третий год войны. А до того при множестве тактических и даже стратегических наступательных операций советские войска сами ставили себя в безвыходное положение. Самый яркий пример — это трагедия второй ударной армии, почти полностью погибшей по причине отрыва от снабжения. Нельзя же называть транспортной артерией болотистую тропу, проходящую через узкий (шириной всего 800 метров) перешеек, который противник простреливал не только из пушек и минометов, но и из пулеметов. В настоящий момент генералу армии все это на пальцах объяснял подполковник из будущего, командир танкового полка, и для будущего Маршала Победы многие его слова звучали настоящим откровением свыше. В принципе Жуков испытывал определенную слабость к таким вот уверенным в себе, немногословным командирам, которые способны не только успешно выполнить поставленную задачу, но еще и спокойно, деловым тоном и без хвастовства объяснить вышестоящему начальству, что и как было сделано для достижения этого успеха. Будь этот подполковник из рядов РККА и попади он в поле зрения генерала армии по такому вот поводу, то при отсутствии крупных «косяков» быть ему и командиром бригады, и командиром дивизии, и даже, возможно, командующим танковым корпусом. Потом Жуков подумал, что по пробивной мощи на открытой местности этот полк как раз и тянет на добротно укомплектованный новой техникой механизированный корпус довоенного формирования. На этой же болотистой и лесистой местности, малопригодной для действий подвижных частей, подполковник сделал все что мог. И врага отразил с большим для него уроном, и сам не понес чувствительных потерь, сохранив свою часть для дельнейших действий. В принципе, танковый полк потомков отсюда можно уже снимать, перебрасывая на более уязвимое суражское направление. Со всеми дальнейшими задачами 290-я стрелковая дивизия должна справиться уже самостоятельно. Насколько дела шли хорошо здесь, у потомков, настолько же плохо было в штабе Брянского фронта. Новоназначенный командующий даже не смог добиться внятных ответов на вопросы о положении на линии фронта и точной дислокации своих войск и войск противника. Если положение дел в 50-й армии, чей правый фланг примыкал к войскам 43-й армии Резервного фронта, а левый фланг сомкнулся с правым флангом «потомков», было более-менее ясным, то отведенные в ближний тыл для проведения переформирования 3-я, а также 13-я и 21-я армии создавали впечатление партизанского колхоза на колесах. Тяжелее всего дела обстояли в оторванной от основных сил фронта 21-й армии, отходящей на юг под давлением превосходящих сил противника. До самого последнего момента она даже не имела командующего, и сведения о ее положении в штабе фронта были самые скудные. Эта армия даже не установила локтевого контакта с левым флангом «потомков». Что касается 3-й и 13-й армий, то они обе участвовали в злосчастном для Западного фронта приграничном сражении, обе попали в окружение и вырывались из него по вражеским тылам. Обе понесли тяжелейшие потери, сильно снизившие их боеспособность, и обе нуждались в пополнении и переформировании. От 3-й армии имелся только штаб, дислоцированный за стыком 50-й и 13-й армии, так как остатки ее войск были переданы в состав сражающейся под Гомелем 21-й армии, а новые стрелковые дивизии, частью с переформирования, частью сформированные в июне-июле пока не прибыли. В 13-й армии, располагавшейся южнее Почепа, а значит, уже фактически в советском тылу, дела обстояли еще хуже. Штаб армии и ее командующий генерал-майор Голубев (бывший командующий 10-й армией, в самом начале войны разгромленной на вершине Белостокского выступа) не представляли ни точного положения своих дивизий, ни их истинной численности. Правда, активно прибывающие маршевые пополнения позволяли надеяться, что в самом скором времени старые названия наполнятся новым содержанием, но поскольку на уровне полков и батальонов почти не осталось имеющего боевой опыт первоначального состава, то боевую ценность этих дивизий без переподготовки и боевого слаживания, по мнению потомков, можно считать весьма сомнительной. Нет, сражаться эти войска будут яростно и самоотверженно, как это и подобает настоящим защитникам советской родины, но из-за отсутствия боевого опыта будут нести тяжелые неоправданные потери, что поставит под вопрос выполнение поставленной перед ними боевой задачи. Тогда, плюнув на все, генерал армии связался по ВЧ со Ставкой (которая уже имела кодированную радиосвязь со штабом группы экспедиционных войск РФ) и сообщил, что дела в штабе фронта он принял, а теперь ему необходимо наладить прямую связь с «потомками», а также побывать у них на линии соприкосновения с противником, чтобы собственными глазами увидеть то, что они из себя представляют на самом деле. Ставка ответила, чтобы он, генерал армии Жуков, оставался на месте и не суетился. И точно, меньше чем через час рядом со штабом Брянского фронта опустился винтокрылый аппарат потомков, из которого выгрузился их делегат связи, при котором было радиооборудование с комплектом ЗАС* Убедившись, что связь установлена, Жуков погрузился в вертолет и вылетел по маршруту, первой промежуточной точкой посадки в котором был город Мглин… Примечание авторов: * ЗАС — аппаратура шифрования голосовой связи. И во теперь, когда он думал о проблемах потомков, имеющих на вооружении зашкаливавшее все нормы количество танков и артиллерии, великолепную связь и разведку, но в то же время не имеющих достаточного количества живой силы, чтобы суметь закрыть каждую щелочку фронта, Жукова вдруг озарило. Если соединить дивизии 13-й армии, наполненные пока одними только маршевыми пополнениями и не имеющие в своем составе ни минометов с артиллерией, ни средств ПВО-ПТО, ни танков с бронемашинами, с их прямой противоположностью, имеющей все то, чего не имеют дивизии РККА, но испытывающие острую нехватку стрелковых частей. Пока речь идет об организации обороны, ничего лучше такого синтеза не придумаешь. В наступлении такая химера, правда, сразу же начнет распадаться на подвижный и малоподвижный компоненты. Расстояние, которое стрелковая дивизия РККА преодолевает за сутки, мотострелковый полк, если он действует в чистом прорыве и не вступает в столкновение с отступающими частями противника, преодолеет за полтора-два часа. Но и этот вопрос можно будет решить ко всеобщему удовольствию, передав стрелковым дивизиям количество автотранспорта достаточное для их превращения в мотострелковые дивизии. Автотранспорт для этого можно взять трофейный, взятый «потомками» в ходе стремительного разгрома 24-го моторизовано корпуса. Поняв, что все, что он хотел увидеть в районе Мглина, он уже увидел, и что враг здесь не только не пройдет, но даже и не проползет, а боевые возможности потомков ему теперь более-менее ясны, генерал армии Жуков начал торопить своих сопровождающих с вылетом в следующую точку на линии противостояния, передовой опорный пункт потомков в деревне Смолевичи. Жукову было интересно посмотреть на то, как опирающаяся на эти Смолевичи батальонная тактическая группа потомков вот уже третий день сковывает продвижение одной кавалерийской и нескольких пехотных дивизий противника. Тогда же и почти там же. Старший лейтенант Федор Коломиец, командир 7-й роты, 878-го сп 290-й сд Уже больше суток мы воюем здесь, на рубеже речки Воронуса, отражая попытки немецких войск снова вернуть себе Мглин и вбить клин между войсками нашей армии и «потомками». Они, кстати, неплохие парни, воюют лихо не только в атаке, но и в обороне, никогда не отказывают поддержать огоньком, неважно идет ли речь об отражении вражеской атаки или о том, чтобы поделиться куревом. Кстати, папирос у них там не бывает, махру не выдают, а сигареты крепки и духовиты, потому, что они из настоящего табака, а не из обрезков, как у нас, или сушеных капустных листьев, пропитанных синтетическим никотином, как у немцев. В Германии табак не растет нигде, вот немцы и вынуждены курить всякую дрянь. Правда, потомки говорят, что немцы могли бы покупать табак в дружественных им Румынии, Турции и Болгарии, но не делают этого, или делают в недостаточном количестве — наверное, по вине своей патологической бережливости, иначе называемой жадностью. Но сигареты сигаретами, но вчера около полудня, когда мы прибыли на этот участок фронта, тут было по-настоящему жарко. Почти непрерывно грохотала артиллерия, немецкая и потомков, а вражеские солдаты, густо как муравьи, унюхавшие поблизости кусочек сахарку, лезли через болотистую пойму Воронусы в обход нашего главного опорного пункта, расположенного у моста. Вместе с механизированными подвижными группами «потомков» мы тут же включились в кровавую и тяжелую работу по отражению этой напасти, и не без гордости могу сказать, что немало в ней преуспели. К моменту наступления темноты все немцы, переправившиеся на «наш» берег речки, были уже мертвы или в плену. То, что наша рота не полегла вся целиком в этих боях, тоже есть заслуга потомков, выделивших для поддержки действий нашей роты одно БМП и два танка, которые наводили на немцев просто животный ужас. Несколько раз в особо тяжелых случаях для нас вызывали артиллерийский огонь, а один раз даже прилетала пара боевых винтокрылых каракатиц, устроившая переправившимся через речку немцам настоящую войну миров. Тех наших бойцов и командиров, которые были ранены, машинами «потомков» почти сразу отправлялись в медсанбат, а оттуда в госпитали — совсем тяжелых к «потомкам», а тех, что полегче — в наш. Нет, так воевать можно, и даже нужно, когда боец не одинок в своем окопе против всей вражеской армии, а когда за него вся мощь артиллерии, авиации и танковых войск, а ежели его вдруг ранят, то спасать его жизнь будут лучшие советские врачи. И кстати, командир поддерживающего нас танкового взвода потомков лейтенант Васильев говорит, что вскоре война пойдет совсем по-другому, не только здесь, но и везде. А все потому, что у потомков тоже была точно та же война, память о которой не потеряна до сих пор, и они считают эту войну для себя священной. Поэтому и пришли к нам со всей своей силой, танками, мощными самоходными орудиями, боевыми машинами пехоты и много чем еще — ведь, считай, в каждой семье на этой войне у них, то есть у нас, кто-нибудь да погиб. Поздним вечером у маленького костерка, разожженного на обратном скате холма, он и его бойцы устроили бойцам политбеседу, куда там батальонному политруку. Говорили о том, кто такие фашисты, как они зверствуют над мирными людьми и почему между нами и ними никогда не будет мира. Ага, тот самый политрук, товарищ Иванюшин, не к ночи будь помянут, тихонько подошел на звук голосов и… сам заслушался этих разговоров под передаваемую по кругу сигаретку потомков, да под их же крепкий чаек, от которого захватывало дух. А когда разговоры кончились, один из потомков завел что-то вроде походного патефона, и тогда мы услышали их песни об этой войне. Душевные такие, наши песни, просто берущие за душу: «От границы мы землю вертели назад», «Горит и вертится планета», «Сыновья уходят в бой», «Комбат», «Сталинград», «Як-истребитель», «Мы взлетали как утки», «А на войне как на войне», «Артиллеристы — Сталин дал приказ» и наконец «Священная война»! Да, теперь мы точно знаем, за что и против чего воюем, и сразу скажу — Знамени Победы над рейхстагом быть! Как представлю себе ярко-алое Знамя Победы, трепещущее на высоте над серым поверженным вражеским логовом, так мурашки сразу по спине бегут. Прав был товарищ Сталин, когда сказал: «Наше дело правое — победа будет за нами». 23 августа 1941 года, 13:25. Москва, Кремль, кабинет Верховного Главнокомандующего Верховный главнокомандующий бегло просмотрел бумаги, доставленные генерал-майором Василевским, и поднял глаза на присутствующего тут же заместителя начальника Генерального штаба. — Так значит, — спросил он, — товарищ Жуков считает, что потомкам вполне можно доверять? — Да, товарищ Сталин, — ответил генерал Василевский, — как союзникам в войне против Гитлера, нашим потомкам вполне можно доверять. Что касается причин произошедшего в будущем контрреволюционного переворота, то по этому вопросу вам необходимо обращаться совсем к другим людям. Кроме того, насколько я помню, такой переворот случился у них почти двадцать семь лет назад, и уже выросло целое поколение, родившееся при буржуазной власти. И в то же время, по имеющимся у нас данным, большинство населения Российской федерации, образовавшейся в границах РСФСР, сохранили о советской власти теплые воспоминания, а годы разгула дикого капитализма, так называемые «девяностые», они воспринимают как самое ужасное время в истории страны. Вождь, который в столь тяжело складывающейся ситуации принял бы помощь даже от самого черта, кивнул. — Ну хорошо, — произнес он, — будем считать, что наши потомки вполне достойны нашего доверия и помогут нам разгромить немцев. Мы, конечно, еще обратимся к соответствующим людям с вопросом о том, как нам предотвратить буржуазный переворот в нашем СССР, но при этом хотели бы знать, как нам сделать так, чтобы в результате оказания помощи в борьбе с германским фашизмом не оказаться под влиянием и контролем буржуазной России? — По заключению, полученному из ГлавПУРа*, — сказал Василевский, — на основании анализа бесед наших политработников с бойцами и командирами из будущего, скорее возможно обратное влияния наших бойцов, командиров и политработников на солдат и офицеров буржуазной России, чем наоборот. Вот что тут написано: «В отличие от социалистического, буржуазное государство не создает у широких народных масс положительного образа грядущего будущего, вместо того вселяя ощущение неуверенности в прочности своего положения и страх перед завтрашним днем». Конец цитаты. Примечание авторов: * Главное Политическое управление (ГлавПУР) Красной армии — центральный военно-политический орган управления, осуществлявший партийно-политическую работу в Вооружённых Силах РСФСР и СССР, существовавший в 1919–1991 годах. — Так значит, — спросил Сталин, — распропагандировать потомков вполне возможно? — Да, товарищ Сталин, — кивнул Василевский, — только мне кажется, что делать это нет никакой необходимости. Воевать против Гитлера с полной отдачей они будут без распропагандирования. А вот реакцию их командования на такой недружественный шаг предсказать нетрудно. В этом отношении лучше ничего не трогать, пусть все идет как идет. — Пусть будет так, — неожиданно легко согласился Сталин, — таким образом, если товарищ Жуков (который с ними теперь знаком лично) и вы считаете, что «потомкам» можно доверять, значит, мы им будем доверять. Подождем, пока вернется товарищ Шапошников, и тогда начнем строить планы совместных действий. Рывок Гудериана на юг мы остановили, теперь требуется развить успех и перейти к наступательным действиям и разгрому зарвавшегося противника. 24 апреля 2018 года 8:45. Украина, евросело Козино под Киевом, Резиденция президента Порошенко. Маленький и тщедушный спецпосланник американского президента Волкер нависал над огромным свинообразным президент-кондитером, как храбрый голубь над статуей какого-нибудь пережитка прошлого. И те слова, которые американец говорил Порошенко, превращали того в самый настоящий пережиток. Ведь можно долго строить воинственные рожи, упражняться в грозной риторике, подпрыгивать на месте, потрясая бутафорским гуцульским топориком — в любом случае в Москве ко всей этой клоунаде относятся индифферентно. Привыкли уже. Сейчас с утра Порошенко был достаточно трезв для того, чтобы понимать, что стоит хотя бы одному украинскому солдату с оружием в руках пересечь российскую границу — и ответ с российской стороны будет мгновенным и сокрушительным. Ядерное оружие в ход, конечно, не пойдет, не тот противник, но весь остальной набор средств молниеносного ответного удара будет представлен в ассортименте. Кроме, пожалуй, гиперзвукового комплекса «Кинжал», потому что не по Сеньке шапка. Так вот, американский спецпредставитель требовал как раз этого — разорвать со страной-агрессором дипломатические отношения, объявить войну и подняв все ВСУ, нацгадов, террбаты, сколько их там еще осталось — и организованно, рядами и колоннами, послать их воевать Российскую Федерацию. И все это несмотря на то, что примыкающие к Украинской границе Западный и Южный военные округа уже несколько дней находятся в состоянии полной боевой готовности, а интенсивность полетов российских самолетов-разведчиков А-50 и А-100 вдоль украинских границ увеличилась за это же время в четыре раза. В такой обстановке, когда даже мыши движутся исключительно короткими перебежками или по-пластунски, начинать какие-либо боевые действия было бы форменным самоубийством, даже если поставлена цель объявить войну и быстренько сдаться. Некому будет уже сдаваться. Единственное послабление, которое было обещано Порошенко, так это возможность ему лично и его близким отсидеться на территории НАТО под видом участия в каком-нибудь мероприятии альянса — например, участии в саммите, посвященном сдерживанию российской агрессии. Немного подумав, президент-кондитер, разумеется, согласился, не мог не согласиться. Ведь стоит отказаться от этого предложения, гарантирующего хотя бы жизнь, как могут найтись варианты и похуже. Например, тот, при котором, война с Россией все равно начинается, но после того, как неизвестные русские диверсанты убивают несчастного украинского президента. Кровавый пастор уже четыре года примерятся к его месту, да только бодливой корове Бог рогов не дает. А тут такой подарок — и неважно, что жить после этого события самому пану Турчинову останется всего несколько часов. А может, и он надеется успеть юркнуть в уютную норку, перебежать заветную черту канадской (то есть польской) границы и строить оттуда рожи русским преследователям, бессильным догнать его и покарать, разъяренным видом миллионных окровавленных гекатомб. Да, он, то есть Порошенко, сам сможет сделать все, что от него хотят заморские кураторы, потому что и сам может сбежать за эту самую границу, где его никто не достанет, оставив всех в дураках. Надо только вызвать к себе того, кто «между первой и второй*» — то есть министра обороны Полторака и объяснить ему задачу. Он генерал, у него погоны — ему и командовать; а сам Порошенко, прихватив ценные и бьющиеся вещи, направится представлять страну на саммите НАТО. А там недалеко и до пожизненной пенсии со стороны американского госдепартамента, как последнему президенту независимой Украины. Тихая, размеренная жизнь в вечной алкогольной нирване — это как раз для него. А то тут, уходя в запой, даже не знаешь, где в следующий раз придешь в себя — то ли дома, то ли в камере Лефортово, то ли прямо в аду. Примечание авторов: * Первак у славян — первый сын в семье, Вторак — второй сын. А Полторак — это как? Тогда же, ближний космос над территорией Российской Федерации. Если подняться над миром на высоту ближнего космического пространства, где редкими воронами пролетают разведывательные и прочие спутники, то станет ясно, что о задуманной американскими военными и политиканами нечестной игре знают не только ее авторы и их послушные сателлиты, но высшие должностные чины Министерства обороны Российской федерации. Во всех внутренних и примыкающих к дружественному Китаю военных округах воинские части массово грузятся в эшелоны и направляются на запад в пункты развертывания неподалеку от российско-украинской границы. Войска приграничных округов, в том числе и в Крыму, приводятся в боевую готовность и, покидая пункты постоянной дислокации, выходят в районы развертывания. Процесс только начался, и для того, чтобы он мог считаться полностью завершенным, требовалось еще не меньше недели, но уже было понятно, что задуманная в Вашингтоне российско-украинская война окажется немного не тем событием, на какое рассчитывали ее организаторы. 23 августа 1941 года, 21:15. Москва, Кремль, кабинет Верховного Главнокомандующего Присутствуют: Верховный Главнокомандующий и нарком обороны — Иосиф Виссарионович Сталин; Нарком внутренних дел — генеральный комиссар госбезопасности Лаврентий Берия; Порученец ЛПБ по особо важным делам — майор НКВД Константин Воронов; Нарком иностранных дел — Вячеслав Михайлович Молотов; Начальник Генерального Штаба — маршал СССР Борис Михайлович Шапошников; Заместитель начальника Генерального Штаба — генерал-майор Василевский. По возвращении миссии маршала Шапошникова из 2018 года, в Кремле было совещание военно-политического руководства в узком составе. Никаких политиканов, вроде Маленкова, Кагановича или Хрущева, на нем не было, тем более что с последним еще предстояло разобраться персонально. Так ли нужен Стране Советов товарищ «Клоун», чтобы сохранять ему жизнь даже при наличии обоснованных подозрений в участии этого персонажа в антисоветском троцкистском заговоре? Но это будет потом, а пока товарищ Хрущев был перпендикулярен текущим процессам. За маленьким исключением. Товарища Сталина очень сильно заинтересовала роль этого человека в случившемся в нашей истории окружении Юго-западного фронта, повлекшего за собой гибель или пленение более полумиллиона советских бойцов и командиров. Но опять же, поскольку армия потомков заткнула дыру в боевых порядках Брянского фронта, попутно переломав ноги Гудериану, который теперь больше не шел на юг, с этим деянием «Никитки» можно было разбираться не спеша и по существу. Пройдя в кабинет Вождя, и поздоровавшись, маршал Шапошников первым делом передал Сталину прошитый, подписанный и пропечатанный договор о Дружбе, Сотрудничестве, Взаимной Помощи и Совместной Обороне. В принципе ничего неожиданного в этом документе для вождя не было. К тому времени, когда этот документ был готов к подписанию, через штаб группировки «потомков» в Сураже была налажена устойчивая связь с Генштабом, а через него и с Кремлем. Так что Вождь знал об условиях, поставленных президентом Путиным, и не счел их слишком обременительными. Да и тому же Путину тоже было некуда деваться. Война-то началась помимо его желания, а с учетом уже имеющегося опыта, он никак не мог позволить немцам вести себя в сорок первом году так, как им вздумается, в силу чего отзыв войск обратно в двадцать первый век выглядел маловероятной авантюрой с трудно предсказуемыми последствиями. Товарищ Сталин и СССР тоже находились далеко не в том положении, чтобы привередничать по поводу союзников и предоставляемой ими помощи. Тем более союзников, пославших в самое уязвимое место советско-германского фронта крупное и хорошо вооруженное армейское соединение, активные действия которого привели к разгрому вражеской ударной группировки и срыву стратегической наступательной операции противника. Таким образом, высоким договаривающимся сторонам удалось сойтись на том, что они не вмешиваются во внутренние дела друг друга, советские политруки не ведут агитацию, направленную на военнослужащих ВС РФ, которые находятся на советско-германском фронте, и в то же время российские власти (у которых, в принципе, нет никакой идеологии) не оказывают разлагающего буржуазного воздействия на тех граждан СССР, которые находятся на территории Российской Федерации на излечении после ранений или в ходе обучения различным воинским специальностям. Прочитав последний пункт, Верховный задумчиво хмыкнул и посмотрел на Берию и его порученца, который вернулся из будущего, где побывал вместе с командой маршала Шапошникова, но ничего не сказал, видимо, отложив этот вопрос на потом, когда они с Берией и порученцем останутся только втроем. Так же спокойно Вождь дочитал документ до конца, включая пункт о возможности беспрепятственной взаимной эмиграции, потом в левом верхнем углу титульного листа вывел красным карандашом: «Утверждаю. И-Ст». Поставив свою визу, Верховный, передал Договор ошалевшему Молотову, для которого особо диким было сочетание рядом двух печатей — советской (с земным шаром, увитым колосьями, звездой, серпом и молотом) и российской — с двуглавым орлом. — А теперь, Борис Михайлович, — произнес он, — рассказывайте все по порядку. — Значит так, товарищ Сталин, — сказал он, делая знак Василевскому развернуть на столе привезенную с собой карту, — мы с товарищами и коллегами из российского генштаба долго думали над тем, чем же, кроме посылки ограниченного экспедиционного корпуса, Россия из будущего сможет помочь нам в борьбе с германским вторжением. Во-первых — это должны быть средства радиоразведки, аппаратура по перехвату и быстрой расшифровки сообщений. Во-вторых — средства связи, то есть радиостанции для уровней связи полк-дивизия и дивизия-армия, со встроенным электронным устройством шифрования. Самые главные составляющие военного искусства — это заблаговременно вскрыть намерения противника, и в свою очередь скрыть от него свои планы. Сейчас это лучше всего получается у немцев, но и техника и опыт наших потомков позволит нам превзойти их в этом деле. В-третьих — потомки обещают поставку медикаментов для наших госпиталей. Кроме того, дополнительно, есть планы по поставке нам их грузового автотранспорта, который будет сначала доставлять боеприпасы частям их экспедиционного корпуса, а после разгрузки поступать в распоряжение РККА. На этом пока все. — А почему так бедно, — недовольно сказал Молотов, — какие-то жадные у нас потомки. Я, честно говоря, ожидал значительно большего. Маршал Шапошников вздохнул и ответил: — Главная причина, по которой потомки не могут дать нам все, в чем мы нуждаемся, это очень невысокая пропускная способность портала, позволяющая осуществлять снабжение экспедиционной группировки в режиме активных боевых действий и еще доставлять небольшое количество грузов сверху. Все, что мы сможем поставить группировке потомков из своих источников — то есть продовольствие, топливо, винтовочные патроны и 152-миллиметровые стальные гаубичные гранаты — высвободят грузовой тоннаж для поставок вооружения, критически важного оборудования для наших заводов, дополнительных медикаментов, и прочей номенклатуры грузов, которые могут значительно приблизить нашу победу. Кроме того, их физики сейчас работают над повышением пропускной способности этого образования, и хоть не факт, что у них это получится, но в случае успеха нас ждут многие приятные сюрпризы. Молотов хотел было что-то сказать, но Верховный жестом показал ему, что сейчас не время для дискуссий. Маршал Шапошников сказал все что мог, и затевать с ним споры было бы очень контрпродуктивно.