Врата Войны. Трилогия

26 ноября 1941 года, 07:20. Японская империя, Курильские острова, остров Итуруп, ВМБ в заливе Хитокаппу (ныне залив Касатки).

Серое облачное небо, серое море с белыми шапками пены на волнах, разбивающихся об скалы; такой же серый берег и окружающие залив морщинистые горы, присыпанные белым снегом. Ветер с океана гонит серые валы и несет белую снежную крупу вперемешку с брызгами морской пены. Серые, на сером фоне, на якорях стоят корабли «Кидо Бутай», ударного соединения Японского Императорского Флота. Над мачтой флагманского авианосца «Акаги» реет вымпел, говорящий о том, что на его борту находится командующий всем соединением вице-адмирал Тюити Нагумо.

Адмирал сидел за столом в своей адмиральской каюте, а перед ним на столе лежала записка, переданная из радиорубки, о том, что все токийские радиостанции после прогноза погоды передали кодовую фразу «хигаси-но кадзе аме» (восточный ветер, дождь), предупреждающую, что в самое ближайшее время возможно наступление состояния войны с Соединенными Штатами Америки. Этот сигнал является предупреждением для всех остальных, вроде дипломатов, моряков торгового и рыболовецкого флота. А для него, вице-адмирала Тюити Нагумо, это прямой приказ главнокомандующего флотом Исороку Ямамото и самого императора, получив который его соединение «Кидо Бутай» должно в полном составе сняться с якорей, направиться в сторону Гавайского архипелага и нанести поражение американскому Тихоокеанскому флоту. В случае если бы целью первого удара стали британские владения на Тихом океане, сообщение радиостанций звучало бы «ниси-но кадзе харе» (западный ветер, ясная погода), а в случае гипотетической войны с Советским Союзом — «кита-но кадзе кумори» (северный ветер, облачно).

В уточняющем приказе главнокомандующего, переданном через курьера, говорилось, что если при первом налете 6-го64 декабря получится достичь эффекта внезапности, а передовому экспедиционному соединению удастся разделаться с американскими авианосцами, то совершать удары по американской базе (а особенно по ее береговой инфраструктуре) следует вплоть до полного исчерпания авиационного боекомплекта. И только в случае, если американцы сразу встретят атакующие самолеты огнем, разрешается уходить от Гавайев немедленно после возвращения последних самолетов второй ударной волны.

Что же, вне зависимости от всего прочего, он, вице-адмирал Тюити Нагумо, в точности выполнит имеющиеся у него инструкции, тем более что соединение «Кидо Бутай» находится в готовности номер один к бою и к походу. Достаточно отдать приказ, сказать одно, самое важное слово — и все завертится подобно набирающей обороты паровой турбине. Тем более так уж получилось, что молодые офицеры ударного авианосного соединения, и пилоты и моряки видят в нем, Тюити Нагумо, второго отца, который пошлет их в бой и позаботится о том, чтобы в этом сражении с сильнейшим врагом они покрыли себя неувядаемой славой. И это притом, что его собственные сыновья отказались идти по стопам отца, доставив тому множество неприятных моментов в жизни.

Час спустя, там же.

Соединение «Кидо Бутай» шло на войну. К выходу в открытый океан двигались похожие на присыпанные снежком плавучие острова боевые корабли — линкоры «Хией» и «Кирисима», тяжелые крейсера «Тоне» и «Тикума», флагман 1-й эскадры эсминцев легкий крейсер «Абукума»; и, самое главное, в окружении своры эсминцев — краса и гордость императорского флота, шесть ударных авианосцев — «Акаги», «Кага», «Секаку», «Дзуйкаку», «Сорю» и «Хирю». Подводные лодки вышли в поход еще два дня назад. Рассекая форштевнями боевых кораблей бесконечные океанские валы, японский флот шел на войну за бесславной гибелью в пучине отчаяния в случае неудачи или, в случае успеха, за бессмертной славой первого в мире флота, сумевшего нанести заносчивым американцам полное поражение.

27 ноября 1941 года, 01:55. Москва, Кремль, кабинет Верховного Главнокомандующего

Вызвав к себе начальника ГлавПУРа армейского комиссара Льва Мехлиса, Сталин отложил нелегкий разговор с этим тяжелым человеком на конец рабочего дня, который у него обычно затягивался за полночь. И вот наконец в кабинете остался только последний из военных — начальник оперативного отдела генерального штаба генерал-лейтенант Василевский, который делал Вождю свой ежедневный доклад по текущему положению на фронтах, информацию для которого на местах собирали спецпредставители Ставки; около полуночи они рапортовали по ВЧ в Москву, а уже час спустя эта информация становилась доступна Сталину.

Попытка взять Борисов войсками 16-й армии генерала Рокоссовского вылилась в кровавую рубку между подошедшей вслед за кавалеристами советскими стрелковыми дивизиями и подтянутой из резервов немецкой пехотой. При этом в разгар сражения за Борисов новоиспеченный генерал-майор Катуков, пополнивший припасы и личный своей бригады, воспользовавшись тем, что немцы о нем забыли, прорвал довольно хилое окружение из пехотных частей, и гремя огнем, сверкая блеском стали сорвался из Марьиной Горки в еще один рейд по немецким тылам. В Минск бригада Катукова, правда, не полезла, обойдя его по большому кругу, по дороге через Червень вышла к Смолевичам, разом перерезав железнодорожные и шоссейные магистрали, снабжавшие сражавшуюся за Борисов кампфгруппу генерал-лейтенанта Эрнста Хаммера, которая в результате оказалась между молотом и наковальней.

Если учесть, что катуковцы начали свою операцию вечером, а к утру, пройдя за ночь восемьдесят километров, оказались уже в Смолевичах, появление на немецких коммуникациях большой группы советских танков и мотопехоты для генерала-фельдмаршала Листа оказалось подобным внезапному удару палкой по затылку. Кстати, именно в Смолевичах на шестой день войны 7-я танковая дивизия гитлеровцев из состава 3-й танковой группы генерала Гота перерезала шоссейные и железнодорожные магистрали Минск-Москва, чем и побудили генерала Павлова и его подельников позорно бросить свой пост и, оставив войска в Минске без управления, удрать на восток. А вслед за ним потянулись и остальные — командование 13-й армии и двух ее корпусов (и это несмотря на имевшийся на тот момент приказ наркома Тимошенко и начальника генштаба Шапошникова Минск не сдавать ни в коем случае, даже несмотря на полное окружение).

Впрочем, немцы оказались не такими слабонервными, как Павлов. Со стороны Минска к Смолевичам выдвинулась сводная кампфгруппа, состоящая из самых боеспособных соединений и такая же кампфруппа формировалась под Борисовым из частей, дерущихся за город 71-й и 75-й пехотных дивизий. Но Катуков оказался быстрее немцев, которым надо было еще сформировать свои кампфгруппы — смяв расположенный на станции Жодино запасной батальон, он всей массой своих танков и мотопехоты с разбегу врезался в район поселка Печи, расположенного на западной окраине Борисова, ударив по тыловым, штабным и резервным подразделениям группировки генерала Хаммера.

Немцы привычно попытались прикрыться противотанковым заслоном, сконцентрировав на ключевом направлении всю наличную противотанковую артиллерию; и тут вновь свою роль сыграли развернувшиеся клином в первых рядах атакующих танки Т-55М. Напрасно наводчики германских «колотушек» дрожащими руками ловили в прицел их изляпанные белыми пятнами приземистые округлые контуры. Выстрел следовал за выстрелом, но массивные «суперпризраки65» продолжали как ни в чем не бывало стремительно надвигаться на позиции германской противотанковой артиллерии. А вот ответные выстрелы Т-55 были вполне смертоносны. Дело в том, что, в отличие от бронебойных, осколочные снаряды калибра в сто миллиметров дефицитом в СССР не были, а лазерный дальномер, баллистический вычислитель и стабилизированная пушка делали орудие этого танка убийственно точным.

Следом за Т-55-ми двигались модернизированные Т-34, лобовая проекция которых тоже уверенно держала снаряды «колотушек» и уже за ними развернулись в цепь бронетранспортеры, метрах в пятистах от вражеских окопов выбросившие на снег десант мотострелков. И в довершения ко всему по позициям германского заслона ударила советская гаубичная артиллерия, причем совершенно безнаказанно. Их германские оппоненты в это время перемещались на конной тяге, чтобы занять новые позиции, не попадающие под прямой рассекающий удар советских танков. А когда они, наконец, открыли огонь, то легче немецким солдатам не стало, ибо комплексу «Пенициллин», который в составе артдивизиона бригады проходил испытания на применение в боевых условиях, было абсолютно эквипенисуально, огонь какого количества артиллерии корректировать — одного дивизиона или целой артиллерийской бригады. А дальше, как поется в песне: «Артиллеристы, Сталин дал приказ!»

Одним словом, заслон был прорван после первой же атаки, противотанковые орудия раздавлены гусеницами танков, станция Печи, вместе со складированными в вагонах немудреными запасами захвачена советской мотопехотой, штаб немецкой группировки вместе с генералом Хаммером сдристнул куда-то южнее Печей, чтобы не задело отдачей. После этого основные силы бригады, танковыми и мотострелковыми батальонами прорвались в Борисов и ударили в тыл германским подразделениям, бодавшимся в тот момент с бойцами 152-й и 38-й стрелковых дивизий, пытавшихся под огнем противника пересечь не до конца замерзшую Березину и завязать бои за город. Удар в спину танками и мотопехотой — это было последнее, что в этот момент могли ожидать немецкие солдаты. Те из них, которые смогли — разбежались, а те, которые не смогли — умерли. Образовался Борисовский плацдарм, включающий в себя почти весь город, на который командарм Рокоссовский тут же перебросил части своих стрелковых дивизий. Первичная задача была выполнена — непрерывный фронт по реке Березина от Борисова до ее слияния с Днепром установлен.

Правда, и бригада Катукова в ходе операции по освобождению Борисова тоже понесла серьезные потери, в основном среди мотострелков, которых остро не хватало в ходе уличных боев. Из этого был сделан вывод, что в составе танковой (механизированной) бригады особого назначения на три танковых батальона (один тяжелый и два средних), должно иметься минимум пять батальонов способных вести стрелковый бой и одна рота в каждом таком батальоне должна быть сформирована по штурмовому штату. Кроме того, каждая механизированная бригада должна быть укомплектована усиленной разведывательной ротой, ротой тылового обеспечения, медицинско-санитарной ротой, а также артиллерийским, зенитным и противотанковым дивизионами. Механизированный корпус при этом должен был состоять из управления, четырех-пяти механизированных бригад, разведывательного батальона, батальона тылового обеспечения, медсанбата, ИПТАПа или истребительно-противотанковой бригады и механизированного артполка или артбригады РГК…

Закончив доклад, генерал-лейтенант Василевский положил на стол Вождя таблицы с новыми штатами механизированных и артиллерийских бригад, а также самого корпуса. Тот их внимательно просмотрел и, поскольку это был уже не первый доклад на эту тему, размашисто расписался знаменитым красным карандашом в углу каждого листа: «Согласен. И-Ст.». Собрав бумаги в свою папку, уставший Василевский вышел, и Вождь остался с Мехлисом наедине.

Но Мехлис не был бы Мехлисом, если бы сразу, как только за Василевским закрылась дверь, не начал говорить о том, что он не понимает, почему Катуков после своей блестящей победы не пошел сразу на Минск, да и Рокоссовский, имея над противником почти двукратное численное преимущество в войсках (хорошо экипированных и обмундированных), почти неделю топтался под Борисовым, давая немцам подтянуть резервы и укрепить оборону… и нет ли в этом какой-нибудь измены.

Правда, после первых же пассажей Вождь посмотрел на Мехлиса внимательным тяжелым взглядом и прикрикнул:

— Цыц, Лев! Ничего ты не понимаешь, а берешься судить. Рокоссовский и Катуков проводят операцию «Бэрезина» так, как и было задумано. Кому-нибудь другому не сказал бы, а тебе скажу. Наступление якобы на Минск — это отвлекающая операция, и сам Минск задачей даже не ставился. Задачей ставилось сделать так, чтобы нэмец поверил, что мы наступаем на Минск, и нагнал туда побольше своих резервов. При этом участвующие в операции войска должны понести как можно меньше потерь и приобрести как можно больше боевого опыта. Пусть немцы думают, что мы из последних сил, бросая в бой самые лучшие резервы, пытаемся прорваться в Минск, а они нас героически не пускают. Настоящее наступление начнется немного позже и на другом участке фронта. Но где и когда — я не могу сказать даже тебе. Впрочем, ты сам скоро узнаешь все из сводок Совинформбюро. Понимаешь, почему?

При этом вид у Вождя был такой серьезный и внушительный, что Мехлис только заворожено кивнул.

— Ну вот и замечательно, — подвел Сталин итог воспитательной беседы, — я тебя для чего позвал. Есть лично для тебя работа — как говорят потомки, непыльная, и к тому же по специальности. Ты же знаешь, что у нас тут на днях освободилось место первого секретаря ЦК компартии Украины… покойник был неприятный человек, но покинул нас несколько преждевременно, не обозначив некоторых своих контактов. Ты понимаешь, Лев, я сейчас уже почти уверен, что он был связан и с делом Тухачевского, и с ежовщиной, и с заговором военных, который чуть было не уничтожил нашу страну в самом начале этой войны. Но подозрения, как говорится, на хлеб не намажешь и к делу не подошьешь. Понимаешь?

— Понимаю, Коба, — кивнул Мехлис, — да только очень многие говорят, что это именно ты его макнул и теперь делаешь вид, будто ты ни при чем.

— Знаешь, Лев, — ответил Сталин, — это даже не смешно. Я ведь тебе не волшебник, чтобы наворожить Никитке прямо в брюхо снаряд из германской ста пяти миллиметровой гаубицы. Ты же читал некролог. Шальным снарядом этого муфлона разнесло буквально вдребезги. Кстати, завтра, когда на Пленуме ЦК будет решаться, кто заменит на посту дорогого и ненаглядного Никитку Сергеевича, я буду предлагать твою кандидатуру и приложу все возможные усилия к тому, чтобы она прошла.

Увидев мелькнувшую на лице Мехлиса тень беспокойства, Сталин хмыкнул.

— Не волнуйся, Лев, — сказал он успокаивающим тоном, — все это сугубо временное явление, необходимое прежде чем я выдвину на эту должность того человека, который по настоящему возьмется за эту работу. Но еще до этого Украина должна быть тщательно зачищена до белых костей от возможных Никиткиных пособников. Особенно возьми на контроль разного рода замазанных в связях с троцкистами, а также буржуазными украинскими националистами. Но расстреливать кого-либо без суда или даже по приговору трибунала я запрещаю. Всех арестованных направлять на адрес Центрального аппарата НКВД. Только я сам буду решать, кого поставить к стенке, а кого отпустить с испытательным сроком. И помни, Лев — от той тщательности и аккуратности, с какой ты проведешь эту операцию, зависит будущее советской власти и Союза ССР. Если мы провалим это дело, то лет через двадцать66 в Украине начнется такое, о чем мне страшно даже подумать. Понимаешь?

Мехлис кивнул — и Вождь, будто священнодействуя, принялся набивать табаком свою любимую трубку, всем видом показывая Мехлису, что аудиенция закончена и сейчас ему требуется остаться одному, чтобы еще раз все тщательно обдумать.

29 ноября 1941 года, 14:05. Атлантический океан на траверзе острова Ньюфаундленд, тяжелый крейсер US Navy СА-31 «Огаста» (Augusta).

Элеонора Рузвельт, супруга и единомышленница 32-го Президента США Франклина Делано Рузвельта

Говорят, что здесь, где холодные воды Лабрадорского течения ныряют под теплый Гольфстрим, одно из самых опасных мест для судоходства на всей планете. Из-за смешения теплых и холодных вод тут часты туманы, а Лабрадорское течение выносит в Атлантический океан айсберги, отколовшиеся от Гренландского ледяного щита. И именно где-то здесь, наткнувшись ночью на один из таких айсбергов, пошел на дно знаменитый «Титаник», ставший на долгие годы синонимом величайшей трагедии на море, унесшей жизни почти полутора тысяч людей. И, несмотря на то, что качки сейчас нет, море абсолютно гладкое (так что с этой стороны наше путешествие больше похоже на туристический круиз), от мыслей о той трагедии мне стало страшно и я подошла к командиру нашего крейсера кэптэну Герберту Райту с вопросом — не угрожает ли и нам опасность наткнуться на айсберг?

«Нет, мэм, — ответил он, — вы можете спать спокойно, нам такая опасность не угрожает. Мы же все-таки боевой крейсер и будем покрепче несчастного «Титаника», а наша команда имеет значительно лучшую подготовку, чем капитан Смит и его подчиненные, совершившие немало глупостей, которые и привели к катастрофе… Кроме всего прочего, у нас есть радар, который даже в полном тумане или темноте подскажет нам, что мы приближаемся к опасности.»

Но я продолжала думать о том ужасном происшествии. И в связи с этим само собой пришло в голову, что спустя всего три года история с «Титаником» была почти перекрыта. Причем отнюдь не трагическим стечением обстоятельств, и не капризом непредсказуемой природы, а примером рукотворной человеческой жестокости, также унесшей множество людских жизней. Военное преступление совершила германская подводная лодка U-20, выпустившая торпеду по пассажирскому судну «Лузитания». Айсбергу было все равно, врежется в него кто-нибудь или нет, и сколько людей при этом погибнет. Но Вальтер Швигер, капитан-лейтенант германского военно-морского флота, совершенно отчетливо видел, что перед ним большой пароход-трансатлантик с множеством гражданских людей на борту — и все равно приказал выпустить по нему торпеду. Такие действия невозможно забыть и невозможно простить, тем более что для германских военных убийства ни в чем не повинного гражданского населения стали своего рода фирменным стилем ведения боевых действий67. А еще мне помнится, каким нападкам подвергался после этого Фрэнки. Гибель «Лузитании» и последовавшие вслед за этим расследования на долгое время стали для него головной болью.

Впрочем, мы сейчас как раз и плывем в далекую Советскую Россию, чтобы установить союз с пришельцами из будущего — той самой силой, которая в кратчайший срок способна прекратить существование отвратительного гитлеровского режима тотальной несвободы. Но для того, чтобы представить себе, какими будут взаимоотношения между нашей Америкой и Россией того мира, у меня катастрофически не хватает информации об этих русских из будущего. Я не знаю, что они любят, а что ненавидят, есть ли у них внутренняя свобода от ханжества и насколько широки они в своих воззрениях? Единственное, что мне о них известно — то, что они яростные патриоты своей страны, готовые идти за нее в бой. И это качество самым понятным образом вызывает во мне чувство величайшего уважения68. Что же касается всего остального, то я решила навести справки у Гарри Гопкинса, который сейчас как раз вышел прогуляться по палубе после сытного обеда.

Я же знаю, что такие длинные сборы в дорогу (целых двенадцать дней) были как раз связаны с подготовкой нашим посольством в Москве этого визита к русским из будущего. В ходе этой длительной и кропотливой работы наши дипломаты должны были выяснить и те вопросы, что интересуют меня в настоящий момент. Ведь без проработки таких деталей возможных взаимоотношений наш визит был бы в принципе невозможен, поскольку нам было бы не о чем разговаривать; а раз мы едем, то значит, нас там ждут. В этом случае Гарри Гопкинс, этот всеобщий проныра, непременно должен знать хотя бы часть нужной мне информации. Пусть он и удовлетворяет мое любопытство.

— Добрый день, мистер Гопкинс, — поприветствовала я верного соратника моего великого мужа, — не правда ли, сегодня отличная погода и наше путешествие протекает просто прекрасно?

— Не могу не согласиться с вами, миссис Рузвельт, — ответил он мне, приподнимая шляпу, — это путешествие в Советскую Россию протекает гораздо приятнее, чем моя прошлая поездка, когда мне больше суток пришлось провести в зубодробительной тряске летающей лодки, доставившей меня из Вашингтона в русский Мурманск. По сравнению с тем полетом это плавание больше похоже на веселую морскую прогулку в уик-энд.

— Мистер Гопкинс, — спросила я, — вы можете хоть что-нибудь рассказать мне о России? Я ни разу там не была, и теперь мучаюсь ужасным любопытством.


— Ну… — ответил он, на мгновение задумавшись, а потом заговорив ровным размеренным голосом: — Россия — это суровая лесистая страна, чем-то напоминающая нашу соседку Канаду. Не если в Канаде люди в основном веселые и приветливые, так как являются потомками эмигрантов из более приятных краев, то русская нация, сформировавшаяся в суровых условиях, к тому же находясь под постоянной угрозой иноземных нашествий, выглядит совершенно по-иному. В основном это мрачные и жесткие люди, на лицах которых вы редко увидите улыбку, потому что они, подобно нашим фермерам, в любой момент готовы взяться за оружие. Только защищать при этом они будут не свой дом, посевы или иную собственность, а свое русское государство, которое у них одно на всех. Иногда в силу некоторых обстоятельств их государство прекращает свое существование из-за ветхости старых идей или нашествия врагов, но жизнь без него кажется им такой ужасной, что они тут же организуют себе новое государство вместо старого и сразу берутся за оружие, чтобы его защищать. И тогда — трепещите, враги. Неважно, кто это будет — польские феодалы, шведский король Карл XII, турецкие янычары, Наполеон Бонапарт или свои собственные сограждане, не желающие понять и принять новое государство — все они будет жестоко биты, после чего выброшены на свалку истории. К настоящему моменту в ничто превратилось некогда заносчивое и богатое польское королевство, Швеция стала третьеразрядной европейской страной, которую не трогают только потому, что она никому не мешает, Турция из больного человека Европы превратилась в мумифицированный неупокоенный труп, Франция из мировой державы выродилась в государство, которое с интервалом в семьдесят лет в сражении один на один было два раза наголову разгромлено германцами. Они разгромили бы французов и в прошлую войну, если бы Россия не открыла бы против Германии второй фронт на востоке. Думаю, что после этой войны настанет очередь Германии впадать в полное ничтожество. Войны с Россией — особенно войны насмерть, до последнего солдата — никому так просто не проходят. Не хотел бы я, чтобы Америка тоже заняла свое место в этой очереди на бесславие.

Я внимательно выслушала Гопкинса, для дальнейшего обдумывания постаравшись запомнить каждое слово, а потом задала ему самый, возможно, главный вопрос:

— Мистер Гопкинс, скажите, а русские из будущего — они такие же, как современные русские большевики или совсем другие?

На этот раз молчание Гопкинса было значительно более длительным, будто он не был уверен, стоит ли вообще говорить на эту тему. Но, в конце концов, пожевав сухими губами, он все-таки выдал мне что-то вроде ответа:

— Знаете, миссис Рузвельт, сам я с русскими из будущего лично не знаком, и поэтому ничего не могу сказать вам от себя. Но работники нашего посольства, которые собирали о них информацию при подготовке этого визита, говорят, что они во многом такие же, как и местные русские, но есть в них что-то и от американцев. К своей советской родне они относятся трепетно, а ко всему остальному миру с легким пренебрежением, иногда переходящим в брезгливое презрение — как, например, к германцам, которые возомнили себя представителями высшей арийской расы господ. В считанные дни разгромив лучшую армию Европы, русские из будущего спустили некогда неудержимых белокурых бестий с небес на землю, будто говоря о том, кто тут настоящий хозяин. Они их даже в плен не берут, чтобы не возиться, а толпами загоняют прямо в руки к большевистским союзникам. Исключение делается только для генералов. Говорят, что у русских из будущего уже имеется неплохая коллекция германских военачальников; и как только они захотят, так начнут их показывать за деньги, как раньше в цирке показывали разных калек и уродов.

Немного помолчав, мистер Гопкинс добавил:

— Тут было такое дело — по приказу своего президента русские предупредили наше посольство в Москве, что седьмого декабря, в воскресенье, японская авиация нанесет уничтожающий удар по нашей базе Перл-Харбор, в ходе которой погибнет множество кораблей и будут убиты тысячи американских моряков. Но при этом они добавили, что наш командующий на Тихом океане адмирал Киммель такой тупой самовлюбленный болван, что не за что не поверит в это предупреждение. Об этой ситуация тут же доложили Фрэнки, и тот немедленно запросил подтверждения у нашей разведки. Та тоже сообщила, что считает начало войны в течение ближайшего месяца неизбежной. И только тогда наш Президент приказал выслать на Гавайи немедленное предупреждение о возможном внезапном нападении и приказ привести флот в боевую готовность. Ответ, который дал ему адмирал Киммель, оказался достойным того, чтобы его занесли в анналы как яркий пример глупого самодовольства: «Не паникуйте, мистер президент, внезапного нападения на Перл-Харбор не будет, это попросту невозможно!». Фрэнки теперь не приложит ума, что ему делать с этим болваном, ведь просто так, без разгрома и поражения, снять его с должности не позволит Конгресс…69

— Погодите, мистер Гопкинс, — спросила я, — вы сказали, что наше посольство было предупреждено по приказу их президента. Что, у них там, в России будущего, не царь, не этот — как его, генсек — а настоящий демократически избранный президент?

Внимательно посмотрев в мою сторону, Гарри Гопкинс тяжело вздохнул.

— А вот это, миссис Рузвельт, — сказал он, — и есть тот вопрос, который можете выяснить только вы и никто другой. Быть может, в структуре русского общества и произошли какие-то фундаментальные изменения, а быть может, пост президента служит лишь для того, чтобы усовершенствовать управление советской системой и привести ее как можно ближе к авторитарному образцу. Ведь по сути правящий русскими сейчас мистер Сталин — это своего рода красный царь, а официально он не больше чем первый среди равных, и возни с их Центральным Комитетом Большевистской Партии у него не меньше, чем у нашего Президента с Конгрессом. Миссис Рузвельт, поймите — Фрэнки для того и послал вас вместе с нами, чтобы, пока мы с Джесси Джонсом прорабатываем политические и торговые соглашения, вы постарались разгадать социальную структуру их общества и дать нам заключение о том, насколько эти люди склонны выполнять подписанные с ними договора. И самое главное — не будем ли мы с ними в одних и тех же словах видеть прямо противоположный смысл?

Гопкинс, видя, что я больше не намерена задавать вопросы, оставил меня и пошел заниматься своими делами. Я в задумчивости смотрела на бескрайнюю гладь океана. Созерцание морских далей весьма способствует мыслительному процессу — ощущение простора и свободы очень часто наводит на правильные выводы.

Впрочем, эти выводы делать было еще рано. Ни Гопкинс, ни я пока лично не знакомы с этими пришельцами из далеких блистающих далей будущего. Однако уже сейчас я ощущала внутри себя какой-то трепет, и он становился все сильнее по мере приближения к цели. Русские! Ведь это совершенно удивительный народ, который почти невозможно понять. Теперь для меня стало очевидным, что самое удивительное всегда происходит именно в России; нам постоянно приходится в этом убеждаться. Кажется, будто эта огромная, больше любой другой, страна находится у Господа на особом счету…

Разве возникновение Советской Империи воспрянувшей как Феникс из пепла на руинах Империи Романовых, не свидетельствует о том, что Бог предначертал русским свой, особенный путь развития, не похожий на пути ни европейских, ни азиатских народов? Всего двадцать лет назад нам в Америке казалось, что с Россией покончено навсегда. Тогда она, голодная и холодная лежала в руинах, разоренная длительной гражданской войной, и правили ею люди, в сравнении с которыми любой Джек Потрошитель показался бы записным добряком. Но при этом за прошедшие двадцать лет Россия не захирела и не измельчала, а возродилась и даже стала еще крепче, чем была во времена царствования Романовых, продолжая потрясать мир все новыми и новыми чудесами. Всего за семь лет восстановив все разрушенное в длительной гражданской войне, эти сумасшедшие русские взялись за строительство новой индустрии и блестяще управились с этой задачей всего за каких-то две пятилетки. Подумать только — эта страна всего за десять лет управилась с задачей, для решения которой другим государствам требовались столетия!

И вот теперь — новое чудо, причем чудо из чудес. Мне бы очень хотелось знать, каким образом возник этот так называемый портал, который соединил Россию будущего и наш мир. Пока не ясно, было ли это еще одно Чудо Господне, явленное благодарному человечеству, или творение людских рук. Даже не знаю, смогу ли я когда-нибудь узнать истину, но предположение о том, что русские там, в двадцать первом веке, смогли сами, искусственно, создать этот межвременной «переход», очередной раз убеждает меня в том, что это воистину избранный и великий народ, а теперь еще приобретший беспредельное могущество.

Впрочем, то, что русские и вправду овладели секретом покорения времени, маловероятно. Скорее всего, тут вмешалось нечто таинственное, Божественное или инопланетного происхождения. Не зря же германцы зовут русских из будущего «марсианами». Возможно, над всеми нами (но в первую очередь как раз над русскими) поставлен грандиозный эксперимент, имеющий целью выяснить, как потомки и предки смогут адаптироваться друг к другу при внезапной встрече. В этом случае эксперимент можно признать вполне удавшимся, потому что адаптация русских друг к другу прошла, судя по всему, успешно, и теперь они дружно бьют германцев, так что от тех только пух и перья летят… Надо сказать Фрэнки, что в любом случае нам следует всячески поддерживать дружеские связи с русским народом. У них есть чему поучиться, даже если и не принимать во внимание последние фантастические события.

Мои размышления плавно перетекли к тому, с какой целью Провидение открыло русским такие возможности. Конечно же, у Господа всегда есть мотивация, пусть не всегда ясная и понятная для нас, простых смертных70. И хоть конечная цель Божественного промысла может и ускользать от нас, все же мы можем хоть немного приблизиться к тому, чтобы постичь его.

Итак, на мой взгляд, любой, кто узнал о том, что в дела русских вмешалась могущественная и непостижимая сила, должен немедленно прекратить против них всяческие враждебные действия. Ведь это же очевидно всякому разумному человеку — связываться с тем, природы чего не понимаешь, чревато самыми тяжелыми последствиями. И в этом смысле меня крайне удивляли действия германцев, которые с таким упорством — и даже, я бы сказала, тупым фанатичным упрямством — пытаются продолжать воплощение своих и без того несбыточных планов. Не иначе как их фюрер — настоящий безумец, возомнивший себя гением! Как правильно сказал мистер Гопкинс — русские поднаторели в отражении всяческих вторжений и уничтожении захватчиков. Вот, сто тридцать лет назад Наполеон дошел до Москвы, и всем тогда казалось, что с русскими покончено, а всего через два года русские казаки уже вовсю валяли по постелям и сеновалам парижанок. Говорят, что сей участи не избегли ни герцогини с графинями, ни прачки с поломойками. Вот только жаль, что безумие Гитлера бросило в жестокую мясорубку этой бессмысленной борьбы весь германский народ… Ведь люди просты и не злы по сути своей, они лишь следуют за своим любимым лидером, которому они безоговорочно доверяют и который играет их судьбами как цирковой фокусник цветными шариками.

Следующий аспект моих размышлений заключался в следующем. Эта дыра между двумя временами, тоннель, через который люди того мира проникают к нам, а люди нашего мира туда, наверняка была создана не только для того, чтобы русские из будущего могли помочь своим предкам победить в этой войне. Ведь Фрэнки говорил, что там, в будущем, знают, что русские этого мира выиграли эту войну и без посторонней помощи, а значит, способны сделать это снова. Нет, наверняка Божественный промысел подразумевал что-то еще, иначе смысла во всем этом было бы мало.

А что если в двадцать первом веке тоже нуждаются в какой-либо помощи предков? Что если существующий там миропорядок не так идеален, как хотелось бы жителям того мира? Возможно, что тамошняя Россия будущего в очередной раз за свою историю находится в тяжелом положении Великой Державы, со всех сторон окруженной врагами… И если Германия, бросив вызов России, уже находится на пути к ничтожеству, то единственными врагами, которые могли бы угрожать России в двадцать первом веке, могут быть только ее нынешние союзники против Гитлера — страны населенные людьми англосаксонской расы, то есть Великобритания и Соединенные Штаты Америки. Господи, спаси и сохрани нас, несчастных, в том случае, если неразумные преемники Фрэнки решили, что Америка стала настолько великой, что может попытаться уничтожить Россию, чтобы затем распространить свою власть на весь мир! Ведь тогда нас просто уничтожат — так же жестоко и равнодушно, как во время летних сражений были уничтожены целые армии германских солдат…

Часть 12. Операция «Зимний экспресс»

Справка о расположении войск на Советско-германском фронте в полосе Брянского, Западного и Северо-Западного фронтов:

С юга на север:

Брянский фронт (генерал армии Жуков): 40-я армия (генерал-лейтенант Подлас, Лоев-устье Березины), 3-я армия (генерал-майор Крейзер, устье Березины-Паричи), 21-я армия (генерал-майор Кузнецов, Бобруйский плацдарм), 13-я армия (генерал-майор Городнянский, Бобруйский плацдарм-Березино).

Западный фронт (генерал-полковник Конев): 50-я армия (генерал-майор Петров, севернее Березино), 43-я армия (генерал-лейтенант Акимов, южнее Борисова), 16-я армия (генерал-майор Рокоссовский, Борисовский плацдарм), 20-я армия (генерал-майор Лелюшенко, во втором эшелоне 16-й армии наступает фронтом на север в полосе Борисов-Толочин), 24-я армия (генерал-майор Ракутин, наступает фронтом на север в полосе Толочин-Богушевск), 19-я армия (генерал-лейтенант Лукин, в обороне Богушевск-Витебск-Городок).

Ударная группа армий генерал-лейтенанта Василевского): 22-я армия (генерал-лейтенант Ершаков, Невель-Великие Луки), Во втором эшелоне за 22-й армией сосредоточены предназначенные для развития успеха 1-я ударная армия (генерал-майор Черняховский), 2-я ударная армия (генерал-майор Романовский), 3-я ударная армия (генерал-лейтенант Пуркаев), 4-я ударная армия (генерал-майор Трофименко), 1-я и 2-я артиллерийские дивизии прорыва РГК, 1-я Воздушная армия (генерал-майор авиации Худяков), а также ударная группировка Экспедиционных Сил (так называемый «Рижский экспресс»).

Северо-Западный фронт (генерал-лейтенант Малиновский): севернее 22-й армии в обороне 27-я армия (генерал-майор Берзарин), 34-я армия (генерал-майор Качанов71) и 11-я армия (генерал-лейтенант Морозов) вплоть до стыка с Ленинградским фронтом под Сольцами.

Пока на Западном направлении Брянский и Западный фронты ожесточенно рубились с группой армий «Центр» на рубеже реки Березина, имитируя наступление на Минск, севернее назревали новые грозные события, сулящие вермахту очередные большие неприятности, а фюреру всея Германии дополнительные истерики и переживания. Ему уже всю стену огненными письменами исписали, а он все никак не хочет понять, что все хорошее для него давно кончилось и что пора рассчитываться по счетам. Пока высший немецкий генералитет и сам фюрер переживали за судьбу группы армий «Центр», в районе Невеля и Великих Лук в завершающую фазу вступала подготовка к операции «Зимний экспресс». К месту будущего прорыва линии фронта подтягивались войска, подвозились запасы топлива и боеприпасов, а в тылах армии обустраивались тщательно замаскированные полевые аэродромы для истребительной и штурмовой авиации.

К этому времени советская промышленность уже наладила серийный выпуск истребителей Як-1 и Лагг-3, штурмовиков Ил-2 и пикирующих бомбардировщиков Пе-2. С целью поддержки действий ударной группы армий была сформирована первая в РККА Воздушная армия особого назначения, включающая в себя ближнебомбардировочную дивизию (три полка на Пе-2), дивизию ночных бомбардировщиков (четыре полка на У-2), штурмовую дивизию (три полка на Ил-2), и две истребительные дивизии (по четыре полка на Як-1 и ЛаГГ-3). На 1-е декабря Всего в составе воздушной армии имелось Як-1 — 80 машин; ЛаГГ-3 — 80 машин; Пе-2 — 60 машин; Ил-2 — 60 машин; У-2 — 80 машин. Был оборудован и особый аэродром, который носил условное название «Красновичи-2» и предназначался для временного базирования поддерживающей прорыв авиагруппы Экспедиционных Сил, в основном штурмовиков Су-25, бомбардировщиков Су-24, а также ударных и транспортных вертолетов.

Помимо всего прочего, в Великих Луках к приему большого количества раненых готовились несколько полевых передвижных походных госпиталей, а на запасных путях наготове стояли санитарные эвакуационные поезда, которые повезут тяжелораненых бойцов и командиров РККА в глубокий тыл. Бесперебойно работающая система эвакуации раненых72 от поля боя до расположенного в глубоком тылу госпиталя — это такая же неизбежная реальность войны, как похоронные команды и заградотряды с военными трибуналами.

Но самую главную часть ударной группировки — все пять дивизий Экспедиционных сил, пополненные до полного военного штата личным составом и техникой — перебрасывали к Невелю буквально в последний момент по рокадной дороге через Рославль, Смоленск и Велиж, протяженностью порядка пятисот пятидесяти километров. Перемещение частей дозволялось исключительно в ночное время; днем все движение замирало, а следующие по маршруту части останавливались на специально оборудованных промежуточных пунктах, где можно было спрятать технику под маскировочными сетями, получить заправку ГСМ, а также накормить личный состав горячей пищей и уложить его спать в жарко протопленных землянках. На перемещение отдельно взятого мотострелкового, танкового или самоходно-артиллерийского полка уходило от двух до трех суток, а вся операция по переброске экспедиционных сил с их баз в районе Сураж-Унеча до районов сосредоточения в окрестностях Невеля заняло пять суток. К утру 3-го декабря (точно в срок) подготовительные действия были завершены, и советскому командованию оставалось только отдать последний и самый главный приказ.

03 декабря 1941 года, 23:45. Москва, Кремль, кабинет Верховного Главнокомандующего.

Присутствуют:

Верховный главнокомандующий Иосиф Виссарионович Сталин;

Командующий Невельской ударной группой армий генерал-лейтенант Александр Михайлович Василевский;

Командующий экспедиционными силами генерал-лейтенант Андрей Николаевич Матвеев;

Командующий 1-й воздушной армией генерал-майор авиации Сергей Александрович Худяков (Арменак Артемович Хайферянц).

За сутки до начала операции «Зимний экспресс» главные действующие лица собрались в рабочем кабинете Верховного, чтобы окончательно расставить точки и прочие знаки препинания. Четвертого декабря в полдень фронт под Невелем взревет сокрушающим грохотом залпов сотен орудий, а уже к рассвету пятого декабря, с вступлением передовых частей Экспедиционного корпуса в Ригу, игра будет в основном сделана. Дальше настанет вторая фаза операции, в ходе которой окруженную группу армий «Север» надо будет раздробить на отдельные небольшие части, которые добьют многократно численно превосходящие советские войска.

Основным итогом этой операции должен быть разгром группы армий Север, а также установление стабильной линии фронта по Западной Двине вплоть до Полоцка и далее через Лепель к Борисову, а оттуда по Березине и Днепру до самого Черного моря. Задача амбициозная — откусить у вермахта, и так страдающего от дефицита живой силы, еще полмиллиона солдат и офицеров. По данным советской разведки, из-за потерь, понесенных в ходе завершающего этапа Смоленской операции, и вынужденных изъятий целых подразделений в пользу возрождаемой из пепла группы армий «Центр» группа армий «Север» практически не имеет валентных73 резервов, а ее боевые подразделения буквально вытянулись в нитку вдоль линии фронта. На каждую дивизию, причем далеко не полного состава, у них приходится по тридцать-сорок километров фронта. Как раз недавно закончилась очередная такая кампания по изъятию подразделений в пользу понесшей большие потери группы армий «Центр», которая еще больше усугубила ситуацию.