Все цветы Парижа
Часть 26 из 52 Информация о книге
Светило солнце, вчерашний снег быстро таял, но кое-где еще оставались ледяные полосы, и я осторожно шла по булыжнику, стараясь не поскользнуться. Впереди уже виднелась наша лавка. Маленькая зеленая вывеска покачивалась на утреннем ветерке, и у меня больно сжалось сердце. Наша цветочная лавка была для нас не только средством заработка; она была почти как родное существо. В ее стенах я находила красоту и покой. Папа тоже. Я с содроганием увидела на стекле витрины кривую желтую звезду, нарисованную злой рукой. После нашего ухода кто-то бросил камень в правое окно, и по нему разбежались трещины, похожие на неровную паутину. Я вставила в замок старый латунный ключ и шагнула в лавку, вдыхая знакомый запах цветов, коричневой бумаги, бечевки, веточек гипсофилы и папиного лосьона после бритья. Думаю, что я никогда не забуду этот запах. Запах дома. Папа придет в ужас, когда узнает, что белые розы пожелтели, а все цветы высохли без полива. Я машинально пошла было к раковине, готовая взяться за дело и вдохнуть жизнь в нашу маленькую витрину, но остановилась. Ведь я пришла за цепочкой Кози, и у меня не было времени ни на что другое. А цепочку я, к своему облегчению, обнаружила на прилавке, как дочка и сказала. Я сунула ее в карман пальто, и только тогда заметила в дверях… высокую мужскую фигуру. Это был он. Рейнхард. Я никогда не забуду это имя и это лицо. – Что ж, привет, – сказал он. Мое сердце бешено забилось в груди, когда он направился ко мне. – Селина? Не так ли? Я открыла рот, чтобы что-то ответить, но у меня пропал голос. – Да, точно, Селина. – Он улыбнулся. – Знаешь, после нашей встречи я не мог тебя забыть. – Он подходил ко мне, а я пятилась от него, пока не уперлась спиной в прилавок. Он взглянул на часы. – Как я вижу, бизнес закрылся? – Он на несколько мгновений избавил меня от своего тяжелого взгляда, подошел к вазе с гвоздикой, взял цветок, поднес его к носу и вернул его в вазу. – К счастью для тебя, – продолжал он, снова повернувшись ко мне, – человек я великодушный и пришел, чтобы помочь тебе. – Он подошел ближе. – Мне нужна новая экономка, чтобы убирать мою квартиру, приводить в порядок вещи. Мне было трудно найти подходящую… женщину. – Он подошел ко мне совсем близко и обдал своим зловонным дыханием. – Я живу на улице Клер в доме восемнадцать. Ты приступишь к работе ровно в восемь утра. – Он направился к двери и оглянулся в последний раз. – И Селина, – добавил он, пристально глядя мне в лицо. Я крепко сжала в кармане цепочку Кози. – Будет очень неприятно, особенно для твоего отца, если ты разочаруешь меня. – Он дотронулся пальцами до фуражки. – Будь здорова. Чуть дыша от страха, я добралась до дома. По дороге я поскользнулась на льду и ударилась коленкой, но не стала останавливаться и теперь чувствовала, как по моей ноге текла кровь. Я вздрогнула, когда кто-то дотронулся до моего плеча. – Извините, – сказала Эстер с озабоченным лицом. – Я не хотела вас пугать. – Ой, это вы! – Я с облегчением перевела дух. – Все в порядке? Я могла бы рассказать ей о своей встрече в лавке, или о том, что я подслушала в «Бистро Жанти», или о моей тревоге за Кози и папу. Я могла бы рассказать ей о терзавших меня сомнениях. Только зачем? У нее свои проблемы. Они есть у всех, и я не стану взваливать на нее еще и мои. – Более-менее, – ответила я и заставила себя слабо улыбнуться. – А ваш отец? Надеюсь, его рана благополучно заживает? – Да, еще раз большое спасибо. – Вот и хорошо, – сказала она. – Пришлите его ко мне дней через десять, и я сниму швы. – Пришлю. – Помахав ей на прощание рукой, я поднялась по лестнице к себе на этаж, с трудом делая каждый шаг. В тот вечер, когда Кози уснула, мы с папой сидели у огня. Я рассказала ему, что случилось в лавке, и папа закрыл лицо руками. – Я не позволю тебе идти к нему, – заявил он. – А какая альтернатива? – возразила я. – Мне даже страшно представить, что случится, если я не пойду. – Я тяжело вздохнула. – Слушай, может, все не так плохо, как мы думаем. Если он будет доволен моей работой, мы выиграем время. – Нет, Селина, – ответил папа. – Я не отправлю тебя к этому монстру. Мы выйдем из дома на рассвете и сядем на первый поезд, идущий на юг. Мы уедем, и он не успеет опомниться. Я еле сдерживала слезы. – Папа, я очень люблю тебя. – Я тоже тебя люблю, моя драгоценная доченька. – Но ведь ты не хотел бросать дом… – Нет, – поправил он меня. – Я колебался какое-то время, а потом все понял. Дом – убежище от мира, безопасное место. У нас этого больше нет. – Он сцепил пальцы. – Значит, мы найдем новый дом. – Да, – подтвердила я дрогнувшим голосом. – Да, найдем. Я разбудила Кози в половине шестого. Она зевнула и перевернулась на другой бок. – Доченька, – прошептала я. – Мне нужно, чтобы ты встала. – Зачем, мама? – спросила она. – Ведь на улице еще темно. – Мы отправляемся в интересное путешествие. На поезде. Ее глаза сразу широко раскрылись. – Правда? – Да. – Я помогла ей снять ночную рубашку и надеть платье и кардиган, приготовленные накануне. – Мы поедем в Калифорнию? – Возможно, – усмехнулась я. – Только не сразу. Я сунула письма, которые писала Люку, во внутренний карман пальто вместе с документами и конвертами. – А завтрак? – спросила Кози. – Мы поедим в поезде. Она почесала голову. – Мы не будем брать чемодан? – Не беспокойся, дочка. Мы с папой все продумали. – Я не стала ей говорить, что чемодан привлечет внимание и что мы потом купим все, что нужно. – Вообще-то, мне нужен только месье Дюбуа, – весело сказала она, прижав к себе медведя. – И мой дневник. – Она сунула свою драгоценную тетрадь в карман пальто. Я с радостью увидела, что она там поместилась. Папа в последний раз обвел глазами квартиру. Мы понимали, что, скорее всего, больше не увидим эти стены. Он остановился у книжной полки и взял фотографию мамы. – У тебя найдется место в сумочке? – Да, – ответила я, вынимая фото из рамки. – Мы никогда не вернемся сюда, правда, мама? – спросила Кози с мудростью, необычной для восьмилетней девочки. Я встала на колени рядом с ней. – Может, вернемся когда-нибудь, – ответила я. – Через много лет. Она кивнула и повернулась к двери. – Я готова. – Можно я поеду у тебя на спине? – попросила Кози папу, когда мы вышли на улицу. До отправления поезда было около часа, достаточно времени, чтобы купить на вокзале билеты, два кофе и перекус для Кози, и все-таки мне хотелось как можно скорее прийти туда. – Нет, доченька, – ответила я. – Тогда мы не сможем идти быстро, а к тому же ты знаешь, что у дедушки болит спина. У тебя крепкие ножки, и ты можешь идти сама. Но папа ничего этого не слышал. Он нагнулся, и Кози, весело хихикая, залезла к нему на спину. – Ладно, тогда пошли, – сказала я. Париж казался необычайно тихим. Как будто спал весь город, кроме нас. До вокзала было пятнадцать минут ходьбы. Мы пошли по улице, но не успели повернуть за угол, как нас остановил яркий луч света и громкий, пронзительный свист. Навстречу нам шла группа немецких солдат, шесть или семь человек, и когда я увидела среди них Рейнхарда, мое сердце упало. – Ну и ну, – проговорил он, подходя к нам. – Решили немного прогуляться? Папа раскрыл было рот и хотел что-то возразить, но Рейнхард опередил его: – Побереги свою дыхалку, старик. Оно еще пригодится тебе там, куда тебя отправят. – Пожалуйста, – взмолилась я, чтобы выиграть чуточку времени. Хоть несколько секунд. – Мы просто вышли на утреннюю прогулку. Он подставил ладонь и поймал падающий снег. – При такой погоде? – Он повернулся к своим спутникам. – Самая подходящая погода для семейной прогулки, не так ли. – Немцы загоготали. – Когда я приказал тебе явиться ко мне сегодня в восемь утра, это был тест. И ты его провалила. – Но ведь еще нет шести, – сказала я и поглядела на Кози, крепко прижавшуюся к папе. – Я собиралась прийти. Я… собираюсь. Но что-либо говорить было бесполезно. Мы были мышками, а перед нами стояли огромные коты. С оружием.