Все цветы Парижа
Часть 25 из 52 Информация о книге
Я рассмеялась. – Знаешь, что я думаю сейчас? Как бы мне убедить Каролину, чтобы она не жадничала и отдала мне эту стильную рубашку. – Ладно, Джорджо Армани, – усмехнулась я, выхватила из его рук рубашку, быстро свернула и сунула в ящик. – Какой шикарный вид открывается из твоей спальни! – восхитился он, глядя на крыши домов, омытые лунным светом. – Чудесно, правда? – Я прилегла на кровать и положила голову на подушку. – Если лечь вот так, то можно видеть и луну. Он устроился рядом. – Эге, и правда. – Мы почти не знали друг друга, но мне было с ним легко и просто, а его присутствие почему-то казалось естественным. Возможно, пока он был всего лишь эскизом – черно-белым, лишь передний план, без заднего фона, – но я уже представляла себе будущую картину, и она мне, пожалуй, нравилась. – Тот сад на Монмартре, – неожиданно спросила я, – ты водил ее туда, твою подружку, о которой ты рассказывал? Он долго молчал и, наконец, ответил утвердительно. – Ты очень любил ее. – Да. – И любишь до сих пор? – Эй, постой-ка! – Он повернулся на бок и оперся на локоть. – Почему ты спрашиваешь об этом? – Он усмехнулся. – Разве мне нельзя было жить до твоего появления более-менее нормальной жизнью? До моего появления… Мне понравилось, что он считает меня вехой в своей жизни. Я улыбнулась. – Извини. Просто… я, вероятно, пытаюсь лучше тебя узнать. – Это было очень давно, – сказал он. – Она была в чем-то похожа на меня? Он тяжело вздохнул. – В чем-то да, а в чем-то нет. – Его рука нащупала мою руку, и, когда наши пальцы переплелись, поток энергии захлестнул мое тело. – Ты только запомни, что для меня нет большего счастья, чем быть тут рядом с тобой. – Наши глаза встретились. Он наклонился и нежно поцеловал меня. Это показалось мне таким естественным и приятным. Я ощущала запах его кожи, а его губы целовали мою шею. Мне так не хотелось его останавливать, но что-то внутри меня велело это сделать, хотя и непонятно почему. – Прости, – сказала я, отодвигаясь от него. – Я не знаю… готова ли я. Его глаза светились нежностью. – Не извиняйся. Пожалуйста. – Он поцеловал меня в лоб и снова положил голову на подушку рядом со мной. – Этого достаточно. – И он снова взял меня за руку. Я улыбнулась. – Двигайся ближе. Дай я тебя обниму. Я положила голову ему на грудь и слушала, как бьется его сердце. – У моего приятеля есть дом на юге, – сказал он. – Там редко кто-то бывает. Вот я и подумал, что, может, мы съездим как-нибудь туда на выходные. – Правда? – Тот дом принадлежит его семье. Красивый, старинный каменный дом, полностью перестроенный внутри. Там большие комнаты, много воздуха. Вокруг дома растут лаванда и розмарин. Еще есть бассейн. Мы можем поехать туда на этой неделе, если… ты не против. – Заманчивое предложение, – ответила я. – Мне оно нравится. Я закрыла глаза, и он прижал меня к себе. На какой-то миг мне стало хорошо. Даже очень хорошо. Глава 14 СЕЛИНА На следующее утро я накрыла стол к завтраку. Кофе для нас с папой, молоко для Кози. Выпечку для всех нас. На улице блестел на солнце свежий снег. Конечно, дочка захочет одеться потеплее, надеть варежки и лепить с подружками снежных ангелов. Пока еще я не сказала ей, что решила не выпускать ее из дома. Я всегда надеялась, что до этого не дойдет, но теперь у меня появился страх, что слишком опасно ходить даже в школу. Она заплачет, затопает ногами, будет ненавидеть меня все утро или даже весь день, и я сама ненавидела себя за это. Но все равно больше не могла отпускать ее из квартиры. Уже не могла. Я горестно вздохнула, вспомнив про Элиана, и решила не говорить об этом папе. Незачем расстраивать его из-за вещей, которые он не в силах исправить. Я проглотила первую чашку кофе и налила вторую. Я не спала всю ночь, да и как тут заснуть? Разговор, который я подслушала в «Бистро Жанти», выбил из-под моих ног почву, все изменил и уничтожил ту крошечную надежду, за которую я цеплялась. Оставалось слишком мало времени, от силы два дня. Надо уезжать всем нам, иначе будет слишком поздно. Я решила обсудить это с папой после завтрака. Конечно, когда он услышит мой рассказ, он поймет, что оставаться в Париже не только глупо, но и смертельно опасно. И послушается меня. Да, сегодня надо собраться с силами и набросать план. Завтра мы уедем. После завтрака я убирала со стола, а Кози объявила, что хочет погулять перед занятиями возле школы. Я не разрешила ей и сказала, что сегодня она не пойдет в школу и посидит дома. Конечно, как и ожидалось, она топнула ногой, зарыдала, крикнула, что ненавидит меня, и убежала к себе. Я ненавидела мир, в котором мы жили, за то, что он не был милосерден к моей любимой дочке. – Мне ужасно ее жалко, – сказала я папе, когда Кози с грохотом захлопнула дверь спальни. – Но у меня нет другого выхода. Папа согласился со мной. – Пожалуйста, послушай меня. – Я взяла его за руку и заглянула ему в глаза. – Нам надо уезжать отсюда. Тут слишком опасно, и ты это знаешь, папа. Днем на юг идет поезд. Если повезет, мы поужинаем завтра вечером где-нибудь далеко отсюда в маленьком кафе под защитой наших новых фамилий. Мы останемся там до конца войны или уедем в Швейцарию. Папа молча глядел куда-то в стену. – Пожалуйста, – взмолилась я и стерла слезу, ползшую по щеке. – Ты уезжай, милая моя, – ответил он наконец и похлопал меня по руке, как когда-то, когда мне было столько же, сколько сейчас Кози, и я говорила какую-нибудь глупость – например, что хочу полететь на Луну или открыть кондитерскую лавку. – Дорогое дитя, это мой дом. Я никуда не поеду. Мое сердце разрывалось пополам. Как я могла выбирать между папой и Кози? Разве я смогу принять когда-нибудь такое невозможное решение? Мы не успели продолжить разговор, как в комнату вбежала дочка и прыгнула мне на колени. – Мамочка, прости меня за такие слова, – сказала она и положила голову мне на плечо. – Я люблю тебя. Просто… мне грустно. – Я простила тебя, моя озорная, маленькая птичка. – Ведь ты заботишься о моей безопасности, – продолжала она. – Я понимаю. Просто… – она повернулась ко мне, сверкнув большими зелеными глазами, – я так люблю снег! Я улыбнулась. Ее энтузиазм был заразнее, чем грипп. – Я тоже люблю. Дочка играла с медвежонком, качала его на коленях, но внезапно застыла от ужаса. – Мама! Мама! – закричала она. – Что такое, доченька? – Ой, нет, нет, нет! – Что с тобой, милая? Скажи мне. Она спрыгнула на пол. – Какой ужас! Это просто ужас! – Она показала на месье Дюбуа. – Его цепочка. Ее нет! Я с облегчением перевела дух. Причина ее ужаса могла быть гораздо серьезнее: камень, брошенный в наше окно, угрозы детей, сочувствующих немцам, или что-нибудь еще страшнее. Но я знала, как она дорожила той цепочкой. На ней висел медальон с выгравированной буквой «К», такой же, как тот, который она сама носила на шее последние три года. Папа подарил ей этот маленький набор, когда ей стукнуло пять лет. По цепочке с медальоном для нее и для месье Дюбуа. Ее радости не было пределов. – Мы найдем ее, – пообещала я. – Она наверняка где-нибудь здесь. – Нет, – возразила она, огорченно покачав головой. – Я знаю, где потеряла ее. – Где? – В цветочной лавке, – ответила она. – Я сняла ее, когда вы разговаривали с дедушкой. Я хотела положить в медальон семечку подсолнуха. Месье Дюбуа любит семечки. Но потом вы сказали, что надо уходить. – В ее глазах застыло отчаяние. – Я положила ее на прилавок и наклонилась, чтобы завязать шнурок, и – мамочка, – оставила ее там! – Она вытерла слезы. – Как ты думаешь… ее могли украсть? – Конечно, нет, доченька. Лавка заперта. – Вдруг кто-нибудь разобьет окно? Я не стала говорить ей, что вряд ли кому-то понадобится красть цепочку с шеи медвежонка. Не сказала я ей и то, что в данный момент мне меньше всего хотелось заниматься этим, когда ради нашей безопасности нужно сделать миллион важных дел. Но все-таки моя малышка была ужасно огорчена, и уж эту-то неприятность я могла без труда устранить. – Ладно, – пообещала я после долгого молчания. – Я схожу за ней в лавку. Ее лицо просияло, и она обняла меня за шею. – Ты лучшая мамочка в целом мире! Папа направил на меня тревожный взгляд, но я сделала вид, что не заметила его. Я читала его мысли – конечно, он не хотел, чтобы я уходила из дома. На его месте я бы тоже не хотела, но тут речь шла о пятнадцати минутах. Я сбегаю в лавку, вернусь с драгоценной цепочкой и порадую сердечко моей Кози. И я протянула руку за пальто.