Все цветы Парижа
Часть 40 из 52 Информация о книге
Наконец я сообщила об этом Рейнхарду, и он сначала расхохотался, напугав меня, но затем притих, а вскоре подошел ко мне и положил ладонь на мой живот. Я, как всегда, задрожала от его прикосновения. Но он сказал, чтобы я не боялась. – Мой наследник, – заявил он, и я ужаснулась в душе. Ребенок рос в моем животе, такой же мой, как и его, и все же меня терзала тревога. Как я смогу когда-нибудь объяснить ему или ей, кем был их отец? В каком-то отношении беременность облегчила мне жизнь. Узнав эту новость, Рейнхард оставил меня в покое, почти оставил. Но если я ожидала от мадам Гюэ более теплого отношения, то я ошибалась. – Не обольщайся, – заявила она с неприязнью, – ты не первая, кого он забрюхатил. Конечно, Кози заметила мой растущий живот, и мне некуда было деваться, я рассказала ей. Она пришла в восторг, каждое утро прикладывала ухо к моему животу и шепотом разговаривала с ребенком. – Как ты думаешь, он будет меня любить? – спросила она однажды после завтрака, доедая крохи, которые я принесла ей тайком. – Он? Кози кивнула. – Мне всегда хотелось, чтобы у меня был маленький братик. Я глядела в большие глаза Кози, полные доброты и любви, совсем как у ее отца, и не знала, каким будет этот ребенок. Может ли сын злого человека родиться… хорошим? Внезапно кто-то позвонил в дверь квартиры. – Спрячься, – шепнула я Кози и выглянула в коридор. – Мне подписать здесь? – спросила мадам Гюэ. Я подошла на цыпочках ближе и увидела лицо посыльного, стоявшего на пороге. Ник! Наши глаза встретились, но после краткой вспышки узнавания он холодно кивнул экономке. – Благодарю вас, мадам, – кратко поблагодарил он, когда она дала ему монету. Понял ли он, что меня держат пленницей в этой квартире? Я посмотрела на мой большой живот. Наверняка он понял, что я тут не по своей воле. У меня лихорадочно колотилось сердце. Я непрестанно вспоминала те несколько мгновений, мысленно прокручивая их снова и снова, а через два дня снова раздался звонок в дверь. Я пошла следом за мадам Гюэ к двери, и мое сердце чуть не лопнуло, когда я снова увидела Ника. Как и в прошлый раз, он не подал виду, что мы знакомы. Но у меня зашевелилась надежда. Может, Люк вернулся домой. Может, Ник сообщит ему обо мне. – Но вы, должно быть, ошиблись, – заявила мадам Гюэ. – Я ничего не заказывала. Ник слегка забеспокоился, но сохранил хладнокровие. – Это… подарок от моего босса Габриеля. Он хочет поблагодарить вас. – О, – сказала мадам Гюэ, взяв у Ника мешок. – Что ж, в таком случае передайте ему, что мы благодарим его за такой жест. – Да, я передам, – бодро ответил Ник и направил осторожный взгляд в мою сторону. Наши глаза на мгновение встретились, и я пыталась сообщить взглядом все: «Ник, мы в беде, нам с Кози нужна твоя помощь!» Неясно было, понял ли он и было ли ему вообще до меня дело. Может, он просто пытался защитить себя. В конце концов, хорошо ли я его знала? В эти годы даже, казалось бы, приятным людям хватало энергии лишь на самих себя, например, нашему семейному врачу. Но потом Ник в последний раз посмотрел на меня, и я поняла, ясно поняла, что у него сильный характер и большое сердце. – О, непременно попробуйте булочки с изюмом, – сказал он. – Они у нас фирменные. Захлопнув и заперев дверь, мадам Гюэ понесла пирожки на кухню. – Подождите, как вы думаете, можно мне съесть одну булочку… сейчас? Она посмотрела на меня, и я не могла понять, то ли она ненавидела меня, то ли жалела или одновременно то и другое. – Но ты только что завтракала. – Да, конечно, – ответила я, прижав руки к животу, – но я мало ела вчера за ужином и все еще чуточку голодная. – Как хочешь, – сказала она и отдала мне сумку. Я нашла две булочки с изюмом и взяла обе. – Ой-ой, – неодобрительно проворчала экономка. – Просто… ну, этим утром я была очень голодная. – Голодная… Но на твоем месте я бы была осторожнее. Рейнхард будет недоволен, если ты слишком растолстеешь. – Да, конечно, – согласилась я, возвращаясь к себе в комнату. – Благодарю вас, мадам. Я закрыла дверь, и Кози выползла из-под кровати. – Гляди, – сказала я. – Булочки! У нее загорелись глаза, и она залезла на кровать и села рядом со мной. – Ой, мама, дай мне их потрогать. Неужели они настоящие? – Конечно, настоящие, доченька. Но прежде чем их есть, давай посмотрим одну вещь. – Какую? – спросила Кози, ничего не понимая. – Записку. От друга. – Я не могла сказать ей, что Ник только что стоял в дверях квартиры. Она расплачется при мысли, что не повидала его, и это лишь увеличит ее страдания. – Возможно, у нас появилась надежда. – Правда? – с волнением спросила Кози и наклонилась ближе, когда я осторожно снимала слои сладкой выпечки. В первой булочке ничего не было, и я засомневалась, может, я просто выдумала все это – или, еще хуже, может, Ник поверил, что я по доброй воле жила в этой квартире и стала любовницей немецкого офицера. Я взяла вторую булочку, осторожно разломила ее и обнаружила крошечную полоску белой бумаги, свернутую в трубочку. Я с волнением развернула ее. Кози заглянула мне через плечо. Там было написано: «Вы в беде? Среда, 10 утра». – Что это значит? – спросила Кози. – По-моему, он хочет, чтобы я подала ему знак и сообщила, что нам нужна помощь. – Ты сообщишь? – Да. – Я улыбнулась. – Наш друг страшно рискует сам ради нас. – Мама! – сказала Кози с сияющим лицом; таким оно бывало, когда она прибегала из школы с какой-нибудь восхитительной новостью. – Когда нас спасут, можно я испеку твоему другу пирог? – Помолчав, она добавила: – Ведь надо будет поблагодарить его за наше спасение. – Да, доченька, – ответила я, а сама подумала, если бы все было так просто, и взяла на столе клочок бумаги. – Кози, дай мне твою ручку. Она с привычной ловкостью спустилась в свою комнатку. Впрочем, выбираться наверх ей было трудно. Она была еще недостаточно высокая, и я всегда подавала ей руку. – Вот, мама, держи! Я написала на полоске бумаги, стараясь, чтобы не видела Кози: «В беде. Помоги. Беременная. Найди Люка или Эстер из моего дома. Не говори никому». Я не упомянула про Кози. Слишком рискованно. Если мадам Гюэ или Рейнхард перехватят записку… – Я содрогнулась и не позволила себе даже думать о суровых последствиях. В глазах дочки светилась надежда. – Как ты думаешь, это нам поможет? – Я надеюсь на это, милая. В среду, в десять утра я пришла в гостиную и делала вид, что мне интересно обрывать сухие листья с домашних цветов. Но прошло пятнадцать минут, а Ник так и не появлялся. Мимо меня прошла мадам Гюэ с бельем, аккуратно сложенным в корзину, и с досадой покосилась в мою сторону. – Что на тебя нашло? Ты испортишь растения. – Я только… убираю ненужное, – пробормотала я. – У нас есть цветочная лавка… или, вернее, была. – Я вздохнула. – Такая чистка полезна для растений. – В моей груди громко стучало сердце, будто гонг, и я даже боялась, что мадам Гюэ услышит этот стук. Вдруг Ник не придет? Вдруг… Тут в дверь позвонили, и мое сердце сжалось. – Кто это может быть? – Мадам Гюэ с досадой поставила корзину и подозрительно посмотрела на меня. За дверью снова стоял Ник. – Здравствуйте, – сказал он мадам Гюэ, которая была озадачена его появлением. – Просто я разносил заказы… – его голос чуточку дрогнул, но тут же окреп, – и, кажется, кто-то из наших сотрудников ошибся и послал меня сюда. Вообще, у меня был заказ тут по соседству, и я подумал о вас. – Он улыбнулся, слегка нервничая, и протянул сумку. – Вот, возьмите. Мадам Гюэ не клюнула на его наживку. – Нет, спасибо, – ответила она, отступая назад. – Мой хозяин не любит подачки. Когда мы захотим булочек, мы закажем их. Всего доброго. Я бросилась вперед и сунула руку в дверную щель, пока она не закрылась. – Подожди! – крикнула я и схватила сумку, а Ник взял из моей ладони записку. – Они нам нужны. Мадам Гюэ закрыла дверь и нахмурила брови. – Тебе не следовало так делать. – Что делать? – спросила я, отыскивая в сумке булочку с изюмом. Увидела одну и достала вместе с шоколадным круассаном для Кози.