Все случилось на Джеллико-роуд

Нани задумалась ненадолго, а потом кивнула.

— Аттикус заставляет Джима читать старухе книги.

Тейт устроилась поудобнее.

— Ну так вот, — начала она, — миссис Дюбоз очень неприятная. Она живет по соседству, и каждый раз, когда ребята проходят мимо ее дома, кричит, какие они невоспитанные и все такое. И, в общем, каждый вечер Джим должен читать ей книги, и иногда он берет с собой Глазастика, а в итоге выясняется, что миссис Дюбоз умирает. Но есть одна проблема. Видишь ли, она сидела на морфии большую часть жизни, но, будучи гордой женщиной, решила, что не хочет умереть, оставаясь зависимой от чего-то.

— Даже зная, что морфий мог бы облегчить боль? — переспросила Нани.

— Ага. Так что единственное обезболивающее для нее — это слушать, как читает Джим. В конце главы она умирает, но остается свободной, и Джим проникается к ней глубоким уважением.

— Мой отец… Он бы нам велел сделать то же самое. — Через мгновение Нани улыбнулась. — Почитай мне, Джим.

— Как прикажете, миссис Дюбоз.

И Тейт читала всю ночь, к утру, когда она уже не могла бороться со сном, а Нани увидела отсветы рассвета, обе закрыли глаза.

— Однажды, если тебе будет нужно, я стану для тебя Джимом, а ты будешь миссис Дюбоз, — сонно пообещала Нани.

— Ловлю тебя на слове, — тихо согласилась Тейт, и девочки заснули.



Наше с котом противостояние заканчивается. Он равнодушно лежит у меня на руках, и внезапно меня охватывает любовь к нему и желание отпустить его. Я думаю, где лучше это сделать, и решаю пойти в сад Ханны, к реке. Я очень долго сижу и смотрю на кота, но он не двигается с места. Не убегает, как я ожидала. Не шипит, не рычит. Он будто хочет наконец сдаться смерти, но не знает, как.

— Уходи! — велю я ему, но кот лишь дрожит.

Он явно мучается, и уже второй раз за день я замечаю, что плачу. Я вспоминаю, как Ханна однажды сказала, что этот кот уже много лет медленно умирает и что его давно нужно было избавить от страданий. Но ей не хватало смелости. Значит, это придется сделать мне. Я беру кота на руки, успокаивая его шепотом, и несу к реке. Мне невыносима мысль о том, что под водой он останется один, поэтому вхожу в реку вместе с ним, сжимая его и повторяя: «Я здесь, я с тобой». И вот мы оказываемся под водой. Наши глаза открыты, мы смотрим друг на друга. Мне хочется узнать все его тайны, и на мгновение я испытываю необъяснимое чувство покоя. Оно удерживает меня от возвращения на поверхность, даже когда животное уже не шевелится. Но над головой светит солнце, пробивающееся через ветви дуба. Оно как маяк, зовущий меня в лучшую жизнь. Я всплываю на поверхность. В легкие врывается воздух, и внезапно я понимаю, что могу дышать так, как уже давно не могла.

Я ложусь на песчаную отмель. Тело дрожит от холода, но душу наполняет покой. Проваливаясь в сон, я чувствую, что рядом кто-то есть. Это кто-то берет меня на руки, и мне кажется, будто я вернулась в детство, снова счастлива и сижу на плечах у великана.



Я просыпаюсь в своей комнате и вижу Рафаэллу и мисс Моррис.

— Хочешь поесть? — ласково спрашивает мисс Моррис.

Я киваю. Она выходит, а Рафаэлла начинает расправлять мое одеяло, не глядя мне в глаза. Несколько секунд мы молчим. Потом я беру ее за руку, чтобы прекратить всю эту суету.

Она сжимает мои пальцы, и впервые после отъезда Ханны я чувствую себя в относительной безопасности. Рафаэлла на всех так действует. Может, именно поэтому я все время так стараюсь ее оттолкнуть. Потому что мысль о зависимости от других людей меня пугает. Но у меня больше нет сил прогонять от себя Рафаэллу.

— Я попытаюсь найти свою мать, — тихо сообщаю я.

— Нет, — говорит она, и я слышу досаду в ее голосе. — Твой дом здесь, Тейлор, что бы там себе не вообразила. В следующем году мы окончим школу и поедем в университет в Батерсте, а потом ты сможешь вернуться сюда и жить с Ханной. Потому что твое место здесь. В этом городе.

Но Раффи знает, что впустую сотрясает воздух.

— Раффи, ты помнишь время, когда мы еще спали в общей спальне? Я рассказала тебе о чем-то, что случилось со мной в детстве в городе. Ты заплакала. Помнишь?

На секунду Рафаэлла замирает. Ее лицо выдает усталость и напряжение. Затем она кивает.

— Так вот, сама я не помню. Мне нужно, чтобы ты мне рассказала.

Она решительно качает головой.

— Это мое воспоминание, — твердо говорю я. — Мое! Ты должна вернуть его мне.

— То, что ты мне рассказала, — начинает она, — не приведет тебя к матери. Просто заставит вспомнить вещи, о которых лучше забыть и никогда больше не упоминать. Ты права. Это твое воспоминание, и у тебя больше прав на него, но я его тебе не отдам, Тейлор.

— Ты должна узнать у Сантанджело, что ему известно, — говорю я, пробуя зайти с другой стороны.

— Ничего ему не известно, — отвечает Раффи, и я вижу, что она плачет. — Он идиот. Думает, что станет крутым федералом. И считает себя слишком красивым. И слишком много чувствует, и ничего не прощает, и я его ненавижу, потому что он доведет тебя до сумасшествия.

Я крепко сжимаю ее руку.

— Не надо, — прошу я. — Мне нужна твоя помощь в управлении факультетом… и всей школой, но ничего не получится, если мы обе будем плакать.

— Когда Бригадир принес тебя… Я подумала, что ты умерла… Я все время боюсь, что ты что-нибудь с собой сделаешь, Тейлор…

Я отпускаю ее руку и качаю головой.

— Смерть пока что не входит в мои планы, — объявляю я, выбираясь из кровати.

Я выхожу из комнаты и застываю. Такое ощущение, что собрались все. Все старшие классы — кто сидит на ступеньках, кто прислонился к перилам, кто просто стоит в коридоре. Как будто меня ждали. Я не знаю, что им сказать, но, спускаясь по лестнице, понимаю: они все ищут в моих глазах подтверждение, что я в порядке. Стоит абсолютная тишина. Их молчание словно сдирает с меня кожу, оставляя беззащитной.


Помню ли я, что сказала Рафаэлла на парковке возле евангельской церкви?

«В кого я верю? — переспросила она, как будто я задала самый глупый вопрос в ее жизни. — Я верю в тебя, Тейлор Маркхэм».

— Ужин через час, — твердо произношу я. — Дежурит одиннадцатый класс. Сегодня ужинаем вместе.

Я вхожу в комнату для занятий и приближаюсь к Джессе и Хлое П. Я сажусь рядом с последней, забираю транспортир из ее дрожащей руки и рисую идеально ровный круг. Мои руки тоже дрожат, и когда я поднимаю взгляд, то вижу страх в глазах Джессы. Я чувствую, что стала похожа на типичного отца-психопата из фильмов: то набрасываюсь на детей, то снова веду себя, как нормальный человек.

— Я позову тебя, когда Ханна снова позвонит, Тейлор, — шепчет Хлоя П. — Обещаю. Где бы ты ни была.

Я киваю, сглотнув. Мои пальцы все еще дрожат. Джесса хватает меня за исцарапанные руки и сжимает их, пока они не перестают трястись.

— Так делал мой папа, когда мне было страшно, — сообщает она.

Чуть позже я стою рядом с мисс Моррис, Рафаэллой и остальными одиннадцатиклассницами и готовлю ужин, а Джесса, Хлоя П. и остальная малышня достают нас дурацкими тестами из подростковых журналов и вынуждают слушать напечатанные там идиотские рассуждения. Но все это помогает мне унять бешеный стук сердца и заставляет смеяться, и каждый раз, когда кто-нибудь проходит мимо меня, я чувствую, как заботливые руки касаются моих плеч или локтя, и знаю, что в этот вечер мне не страшно будет ложиться спать.





Глава 13




На следующей неделе происходят сразу три события, которые заставляют нас понервничать.

Сначала приходит новость о том, что на шоссе возле городка под называнием Рабин пропали две девочки. Это довольно далеко от нас, но Джесса умудряется убедить всех, что мы следующие. Потом Ричард предпринимает попытку переворота и передает горожанам и кадетам, что в связи с непредвиденными обстоятельствами теперь он управляет школьным подпольем. И, наконец, кадеты, как и следовало ожидать, решают воспользоваться этой ситуацией и берут в заложники трех девочек из Дарлинга.

— Чего они добиваются? — говорю я Рафаэлле и Бену по пути к вырубке.

— Они передали сообщение через Хлою П.

— С ней все в порядке?

— Вроде да. Она вот-вот впадет то ли в истерику, то ли в полный восторг, пока непонятно.

— Ричард думает, что он главный, — добавляет Рафаэлла.

Не дождется.

Новости быстро распространились по школе, и начался массовый исход школьников из корпусов. Большинство собирается в низине возле корпуса Меррамбиджи, где все пытаются утешить Трини, главу факультета Дарлинг. Бен машет двум учителям, которые смотрят на нас с подозрением, и Трини спешит приостановить ручьи слез.

— Мы на прогулку! — кричу я учителям. — Хотите с нами?

Они отмахиваются от нас и удаляются. Стоит им исчезнуть из виду, как плач возобновляется.

— Скорее, — говорю я, переходя на бег. Мы выбираем тропу за корпусом Муррея, пожалуй, самую заросшую и непротоптанную.

— Какую сделку они хотят заключить? — спрашиваю я у Хлои П.

— Он просто сказал, что переговоры о возможном освобождении заложников состоятся в половине пятого, — отвечает она, тяжело дыша.

— А ты уверена, что их похитил не серийный убийца? — встревает Джесса.

Она разрывается между восторгом и тревогой. Раздаются испуганные возгласы младших ребят. Я останавливаюсь, чтобы перевести дух, и с изумлением вижу, какая большая толпа собралась на узкой тропинке, по которой обычно не так-то часто ходят.

— А ну-ка марш по корпусам, — приказываю я. — Всем младшим классам вернуться в корпуса!

Я слышу жалобы и мольбы. Младшие мальчики особенно настаивают на том, чтобы их взяли с собой.

— Нам нужно, чтобы корпуса тоже были под защитой, — говорю я окружившим меня главам факультетов. — Я читала, что в девяносто втором был такой случай. Троих школьников взяли в заложники, и, пока предводители ходили на переговоры, кадеты вторглись в корпуса, но учителя так ничего и не узнали, потому что детей спрятали.

— Зачем нам их прятать? — спрашивает глава Гастингса.

— Выбора нет. Правила вторжения дают нападающим двадцать четыре часа дипломатической неприкосновенности на вражеской территории, — объясняет Рафаэлла.

— Все входы в корпуса нужно запереть. Младшие классы на улицу не выпускать. Раффи, я хочу, чтобы ты вернулась на факультет.

Мы довольно долго добираемся до границы, и большую часть этого времени мне приходится слушать, как старшие мальчишки грозятся расправиться с кадетами. Это довольно забавно. Зная этих ребят, я почти уверена, что им достаточно разок взглянуть на Джону Григгса, и они тут же вытолкнут меня вперед в качестве живого щита.

Мы доходим до вырубки, и Хлою П. снова подводят ко мне.

— Это то самое место? — терпеливо уточняю я. Она печально кивает.