Вспомни меня

– Ну, ну, моя милая, поплачьте, не держите в себе. Господи, через какой кошмар вам пришлось пройти! Когда я не смогла с вами связаться, я уж решила – с вами тоже стряслось что-то ужасное.

– Он… напал… на меня… ударил… по голове… – с трудом бормочу я. – Сотрясение…

– Вас как следует обследовали, им известна ваша история болезни?

Я и не помню… Эти несколько дней были как в тумане.

– Все нормально, правда. Только синяки и порезы. А вот Джоанна…

Рвущиеся наружу рыдания не дают мне продолжать, я буквально тону в слезах и соплях, выплескивая свою боль наружу. Доктор Лукас всегда говорит, что нужно избавляться от нее. И сколько бы я ни ревела на наших сеансах (у нас даже есть своя маленькая шутка: на Рождество она всегда вручает мне упаковку бумажных носовых платков в подарочной обертке), мне обязательно становится лучше, душа наполняется облегчением и чистотой. Я отчаянно желаю, чтобы и сейчас это сработало, хотя опасаюсь, что никакие рыдания не смоют боли, которая словно отпечаталась внутри меня, вытатуировалась на моей коже.

– Поплачьте, милая, поплачьте, – утешающе произносит доктор Лукас. – Это только начало долгого пути. Мне так жаль…

Наконец, очень мягко, она дает понять, что пора прощаться. Да, у нее, наверное, есть и другие пациенты.

– В этом месяце сеанс мы пропустили, – напоминает она. – Надеюсь, увидимся в следующем. Если вам будет нужна поддержка, вы всегда можете мне позвонить.

– Вы в курсе, что полиция подозревает меня?

– Это просто смешно. – (Мне показалось, или в ее голосе прозвучала нотка сомнения? Неужели доктор Лукас считает меня способной причинить вред Джоанне?) – Вы явно не могли совершить подобного. Как им только в голову пришло?

– Наверное, дело в том, что я ненормальная, которую однажды уже обвиняли в домашнем насилии против сестры, – с придушенным смехом отвечаю я. – Думаю, они не верят даже в мою прозопагнозию.

На том конце линии повисает небольшая пауза. Может быть, наш разговор слушает кто-то еще?

– Сара, милая, мне пора. У меня сегодня очень плотный график. Я очень, очень-очень соболезную вашей потере. Поговорим еще чуть попозже, хорошо, моя дорогая? Не забывайте про дыхательные упражнения.

Мы прощаемся. После разговора с доктором Лукас мне всегда легче. Я могу рассказать ей о чем угодно и знаю, что она меня не осудит, что это все просто часть лечения, часть моего постепенного восстановления. А ее излюбленная фраза «нормальных людей не существует в принципе» позволяет мне не чувствовать себя жалкой и презренной. Есть и другие такие же, как я, даже гораздо хуже. Надеюсь только, что у меня хватит денег, чтобы продолжать наши сеансы.

Я надеваю один из уродливых кардиганов Джоанны, вдыхая ее запах: стирального порошка «Фейри» и туалетной воды «Белый мускус» – сестра пользовалась ею с тех пор, как одна альфа-мамаша у школьных ворот назвала это ароматом подростковой любви. Подразумевалась, видимо, похвала, но я лично не могу придумать ничего хуже: сразу в воображении возникают потные тела, средство от прыщей и буквально сочащиеся из пор гормоны. Однако теперь он кажется мне приятным – это запах жасмина, летних вечеров и Джоанны.

Если закрыть глаза, я почти слышу голос сестры, надевающей свое лучшее платье и босоножки для очередного свидания в «Лебеде».

– Пожелай мне удачи, Сара, у меня хорошее предчувствие насчет нынешнего вечера.

Вдруг раздается стук в дверь. В заднюю дверь. Я подпрыгиваю, сердце начинает колотиться как сумасшедшее, во рту пересыхает. Вернулся убийца? Не может быть – средь бела дня, на глазах у полицейских, сидящих в припаркованной снаружи машине? Потихоньку выйдя из комнаты Джоанны на лестницу, я осторожно вглядываюсь вниз. Снова стук, снаружи доносится голос:

– Сара? Сара, вы там? Это я, Алан, сосед.

Алан часто заходит с заднего крыльца. Джоанну всегда бесило, что он может пролезть через дыру в живой изгороди между нашими участками. Раньше там росла старая груша, и сестра даже подозревала, что он специально чем-то полил дерево, чтобы оно засохло. Это, конечно, полная чушь – Алан любит природу.

Пройдя в гостиную, я беру свою книгу важных людей или, сокращенно, ВИПов. У нас с Джоанной было что-то вроде шутки: выбираясь куда-нибудь вместе, мы переглядывались и шепотом выносили вердикт по поводу кого-нибудь, есть ли у него или у нее шанс попасть в мою книгу: «всем ВИПам ВИП», «почти ВИП», «совершенно безВИПный вариант». Книга уже довольно потрепанна, матерчатая обложка выгорела и протерлась. Страницу Алана легко найти, она в самом начале, мы знаем его уже очень давно… Может ли он быть убийцей? Вряд ли. Он, конечно, со странностями, но чтобы умело маскироваться столько лет?..

С колотящимся от страха сердцем я пробираюсь на кухню. Заглядывающий в окно мужчина при виде меня расцветает в улыбке. Я сверяюсь с книгой – высокий, редеющие волосы (сейчас больше уже седые, чем каштановые), слегка отвисшие щеки. На нем натянутая на животе белая рубашка с закатанными рукавами, вельветовые брюки и стеганый жилет со множеством карманов. Алан один из тех людей, у кого в любой момент при себе ручка, телефон, зарядка, веревка, эластичная лента, пакетики, чтобы убирать за собакой (притом что собаки у него нет), и леденцы. Однажды у меня захлопнулась дверь, так Алану не пришлось даже возвращаться в дом за инструментами, он просто извлек из кармана складной нож с отверткой и встроенным фонариком. Кстати, разве нормально расхаживать вот так, вооруженным до зубов всякими приспособлениями? Разумно ли впускать такого соседа в дом?

Однако он заговаривает со мной через дверь, и не открыть кажется уже грубым. Может, и Джоанну погубила запрограммированная вежливость? Не то ли самое делаю я сейчас, настолько глубоко вбита в нас эта уступчивость?.. Алан вдруг оказывается в кухне и заполняет собой все пространство, сыпля словами, так что я едва справляюсь с потоком информации. Он всегда болтал без умолку – наверное, от одиночества. Может, и я теперь стану такой же…

– Подумал, что вы вряд ли ходили за покупками, – объясняет он, выкладывая на кухонный стол содержимое пластикового пакета. – Понимаю, в каком вы состоянии, тем не менее силы поддерживать надо. Вот, смотрите, сосиски всего за фунт двадцать пять – это потому что срок хранения истекает, но их можно заморозить, если сразу не съедите.

Я вздыхаю про себя. Покупки Алана всегда сопровождаются подобными инструкциями, он никогда не покупает просто так, всегда со скидкой, по акции и тому подобное. Возможно, это единственное, в чем я согласна с матерью: «Что заплатишь, то и получишь».

– Знаю, вы любите чай с печеньем, Сара, – вот две упаковки по цене одной. Эй, да я не зря зашел, – продолжает он, сунув нос в холодильник. – У вас и молоко кончилось.

Алан трещит и трещит, как старая сплетница, у меня уже голова начинает болеть. Я особо и не вслушиваюсь. Куча разных имен, все эти люди говорят о Джоанне, но кто и что – не понимаю. Какой-то Боб, который занимается компьютерами, считает, что полиция запорола расследование. Кто он вообще, я его знаю? И еще Светлана – имя знакомое, Алан упоминал ее раньше… из библиотеки, что ли? Причем тут ее «воксхолл-астра»? Как это связано с моей сестрой?

Алан вдруг пристально смотрит на меня, потом встает, наливает стакан воды и протягивает вместе с парой таблеток парацетамола, вылущив их из блистера.

– Всего девятнадцать пенсов, Сара. Никогда не покупайте фирменные препараты, это просто переплата за упаковку. Выпейте-ка, вы что-то неважно выглядите.

Алан смотрит, как я глотаю лекарство, потом опять садится рядом со мной. Какой он все-таки здоровенный, особенно в объемном жилете с оттопыривающимися карманами. Я слегка поеживаюсь. Насколько хорошо я знаю соседа? На мой взгляд, он безобидный, однако Джоанна относилась к нему настороженно. Может, не без причины? Надо будет сказать об этом полиции.

– Просто в голове не укладывается, кто мог решить причинить вред вам или Джо-Джо, – говорит он, допивая чай. – Вот что беспокоит меня больше всего. Знаете же, наверное, – шансы поймать преступника максимальны в течение определенного времени. И полиция его профукала. Сперва они допрашивали вас, потом взялись за меня с Джеймсом, а маньяк так и бродит на свободе.

– Они говорили с вами и Джеймсом? – переспрашиваю я. Для меня это полнейшая новость. – О чем?

Алан отводит глаза.

– В общем-то, дорогая, их интересовали ваши с Джоанной отношения… И та ваша маленькая проблема, ну, вы понимаете…

Ясно.

– Еще что я увидел, когда заглянул к вам тем утром, – добавляет он, хмуря брови. – Не могу сказать, что их тон мне понравился.

Значит, это Алан обнаружил нас и вызвал полицию?


– А почему вы решили зайти?

– Увидел машину Джоанны у дома. Обычно по ее отъезду на работу можно часы сверять, вот я и подумал: вдруг заболела, или сломалось что. Решил предложить свои услуги.

Я бросаю на него резкий взгляд. Вечно-то следит за нами: когда Джоанна уезжает, когда возвращается…

– Я сразу понял – что-то не так. На кухне разгром, потом заглянул через переднюю дверь, увидел силуэт на полу. Ну и набрал девять-девять-девять. – Он передергивается. – Терпеть не могу такие звонки. Полиция, правда, приехала тут же, надо отдать им должное.

Я киваю. Если бы только я позвонила по номеру экстренного вызова сразу, как услышала шум на кухне…

– Они выломали дверь – должен сказать, дорогая, она у вас хлипковата; если в доме только две женщины, надо бы что-то покрепче. К этому времени вы, наверное, как раз пришли в себя, потому что, когда мы вошли, вы уже лежали рядом с ней, вся в крови… В общем, дальше вы знаете, – уклончиво заканчивает Алан, опустив голову.

Я представляю себя глазами ворвавшихся в дом полицейских – обнимающей Джоанну, с ножом в руке, всю покрытую ее кровью. Странно, что я вообще еще на свободе. Меня фактически поймали на месте преступления с орудием убийства. В тюрьме мне не выдержать, это точно. Куча людей, которые заперты вместе, спят вместе, едят вместе… Я там просто не смогу. Как же доказать свою невиновность? Может быть, Алан мне поможет? Он все продолжает говорить, разглагольствуя о том, как кто-то в магазине сказал ему, что лет двадцать назад в городе произошло до сих пор не раскрытое убийство. Мол, надо бы попытаться узнать поподробней, хотя я не представляю, как такое давнее преступление может быть связано с Джоанной.

– Необходимо испробовать все зацепки, Сара, все до одной. Что, если среди нас серийный убийца, а?

Алан выглядит почти взволнованным такой перспективой и продолжает бубнить, а я вновь чувствую укол тревоги. Почему он следил за нами, почему заявился в тот день с утра пораньше? Не сводя с него взгляда, я еще раз напоминаю себе, что доверять нельзя никому.





Глава 22




Сегодня я это сделаю. Приняв таблетку диазепама и запив бокалом красного – дорогого шираза, который Джоанна мне обычно не дает, – я пытаюсь пройти по узкой дорожке: заглушить свою тревожность, чтобы выйти из дома, но при этом не затуманить мозг полностью. Мне нужны все мои мыслительные способности, чтобы защититься от того, кто пытается меня подставить.

Резкий ветер швыряет в окна дробинки дождевых капель. Целлофановая обертка букетов громко шуршит, все свечки погасли. Улица пуста – ни Лизы, ни Денниса, ни Мо. Надо же – вчера я за один день встретила больше соседей, чем за весь предыдущий год.

Я торопливо шагаю по глянцевому от дождя тротуару. У кого-то ветром разнесло картон из бачка для вторсырья, посреди улицы вьется маленький вихрь из сорванного с деревьев цвета. Кутаясь в плащ Джоанны, я обхватываю себя руками и пригибаю голову под дождем.

Впереди возникает супермаркет. У входа привязана к перилам собака. Здесь всегда полно пенсионеров, им тут как медом намазано. Джоанна говаривала, что с таким магазином под боком никогда не останешься в одиночестве. Ей это нравилось, а я его всегда старалась избегать. Однако нельзя питаться одним морковным тортом и печеньем, к тому же нужно купить газеты. Следовало спросить Нур, когда мне вернут телефон и компьютер – хотя бы для того, чтобы впредь избегать таких походов. Слава богу, мы живем в эпоху, когда все можно заказать через интернет. Да и все мои друзья виртуальные.

Меня вдруг как будто ударяет – ведь ту страницу в «Фейсбуке», которую показывала мне Нур, со всеми этими кошмарными комментариями может увидеть кто угодно из моих знакомых. Что они подумают? Что я расистка, потаскуха и вообще дрянь? Я всегда считала, что меня игнорируют из-за болезни. А на самом деле все меня ненавидят! Как теперь это исправить?

Низко наклонив голову, я торопливо прохожу в магазин. Набирая со стойки газеты, с замиранием сердца вижу наш дом на первой полосе местного издания. «Полиция охотится за убийцей из Маркет-Лейтон». Сложив так, чтобы заголовок не бросался в глаза, я кладу газеты в корзину, потом добавляю несколько банок консервированного супа, немного яблок, маленький батон хлеба и молоко. Чтобы не стоять в очереди, использую кассу самообслуживания. Да здравствуют роботы!

Следующая остановка – приемная доктора Монка. Уклонившись от любопытной администраторши, я отправляюсь сразу в пункт выдачи лекарств. Женщине, которая там работает, на пациентов и посмотреть некогда, она едва успевает вручать препараты и объяснять, как их принимать.

Чувствуя себя удачливой грабительницей банка, на ходу глотаю таблетку. Теперь у меня есть фармацевтическое подкрепление для успешного завершения миссии. Конечно, я понимаю, насколько это все смехотворно – большинство людей не считает выполнение нескольких дел кряду чем-то вроде удачной военной операции. Однако для меня важна каждая, пусть даже самая маленькая, победа.

Библиотека представляется мне территорией сравнительно безопасной. Там достаточно много места, чтобы затеряться между полками. В прошлом году поставили вызвавшие в городе бурное обсуждение новые автоматы, где можно самому отмечать книги, которые берешь или сдаешь, так что и с персоналом общаться не надо. Входные двери раздвигаются передо мной, я вхожу и стряхиваю капли с капюшона. Возле устройства тычет пальцами в экран пара пенсионеров, но что-то не получается. Библиотекарша отвлекается на них – не знаю, которая это, командирша или чересчур дружелюбная, – и я проскальзываю внутрь незамеченной. На полках с новинками художественной литературы бросается в глаза пара книг – одну расхваливали в газете, другая была в списке книжного клуба Джоанны, – но я сегодня здесь за другим. Мой путь лежит в дальнюю секцию, со справочниками и практическими руководствами.

По дороге, в отделе книг по путешествиям, я замечаю свободное место и присаживаюсь прочитать местную газету. Кроме первой полосы, нам посвящена еще целая страница. Еще бы, для города событие из ряда вон выходящее. Корреспондент называет меня «другая обитательница дома, предположительно сестра убитой»; слава богу, нет и упоминаний о том, что я под подозрением. Правда, там говорится: «сорокашестилетнюю женщину доставили в полицейский участок на Родхэм-роуд, обвинений ей предъявлено не было». Процитировано заявление детектива-сержанта Нур: «В настоящее время следствие ведется во всех направлениях». Вылез и Алан с призывом откликнуться возможных свидетелей «трусливого нападения на двух беззащитных женщин». Меня охватывает теплое чувство к нему. Хоть кто-то на моей стороне.

На дополнительном вкладыше оказывается эксклюзивный репортаж молодой журналистки Аниты Гэннон. Я вглядываюсь в маленькое фото автора в начале статьи – короткие каштановые волосы, самодовольная улыбка… Наверняка это Лиза, больше некому. Она хвастливо заявляет, что единственная получила доступ в «дом ужаса». Теперь понятно, почему Нур рекомендовала мне не давать больше интервью. Неужели решила, что я добровольно позвала кого-то обсуждать убийство Джоанны? Кем меня считают? Какой тираж у газеты, сколько еще людей прочтет статью и решит, что я и есть преступница? Я бы точно сочла так на их месте. Ну, по крайней мере, я не схожу с ума – во всяком случае, не в этом отношении. С ужасом, однако не в силах оторваться, я продолжаю читать.

«Сара, сестра убитой, до сих пор не может оправиться от потрясения. Она сильно избита, у нее порезаны руки. В доме явно разворачивалась жестокая борьба, однако Сара уезжать не хочет, несмотря на тяжелые воспоминания. Источник в полиции намекает, что это был не первый вызов на адрес по Спелдхерст-роуд, тем не менее Сара настаивает, что у них с сестрой были хорошие отношения. «Она всегда была рядом. Не представляю, что я буду без нее делать», – говорит женщина, добавляя, что никуда не уедет из дома стоимостью в 240 тысяч фунтов в зеленой части города: «Джоанна не хотела бы, чтобы я его бросила».

У меня подскакивает пульс, ярость, словно яд, разливается по жилам. Статью сопровождают несколько фотографий, снятых, без сомнения, во время якобы визита в наш туалет. Смазанное пятно в коридоре, снимок кухни с обведенным красным кружком контуром на полу… И подпись: «Свидетельства развернувшегося в тот вечер кошмара». Спасибо, хоть меня не хватило наглости сфотографировать – наверное, побоялась себя выдать. Разве это не нарушение журналистской этики? Может, стоит куда-нибудь пожаловаться? Нет, не надо – глупо навлекать на себя сейчас гнев прессы.

Сложив газету в несколько раз, я засовываю ее обратно в сумку. Убрать бы так же куда-нибудь подальше свои эмоции… Я чувствую себя буквально физически испачкавшейся, хотя и знаю, что позже обязательно прочту статью еще раз – это как ковырять гнойник на коже.

– Вам помочь?

Из-за угла, энергично шагая, появляется библиотекарша. Ее огромный бюст выдается вперед, словно нос корабля. Кажется, это та, которая командирша – уж лучше она, чем вторая, не в меру общительная и дружелюбная, – хотя сказать трудно: они обе полные, носят длинное и свободное (из одной и той же универсальной коллекции для женщин определенного возраста) и полны энтузиазма.

– Нет, спасибо, я просто смотрю.

– Хорошо, вы знаете, где меня найти, если что, – откликается она через плечо, проходя мимо и заворачивая за стойку с величием океанского лайнера. Точно командирша. Вторая так просто не отстала бы.

Я нахожу искомое между медицинскими пособиями по самодиагностике – как я давно выяснила, на них надо бы вешать предупреждения для тех, кто склонен к тревожности, – и руководствами по эксплуатации автомобилей. Психология занимает всего одну полку. К моей радости, книг о психопатах здесь немало, включая работы Роберта Д. Хаэра [2], разработавшего тест для их идентификации, и знаменитого профайлера ФБР Джона Дугласа. Беглый взгляд показывает, что этого добра куда больше, чем пособий, как обрести уверенность в себе или найти взаимопонимание с близкими. Неутешительная характеристика нашего общества. Полная решимости как можно лучше узнать своего врага, я выписываю все книги о психопатах, еще раз радуясь возможности сделать это анонимно, через автомат. Позволяет обойтись без неудобных разговоров о моих странных читательских вкусах.

У дверей я задерживаюсь. В библиотеке есть компьютеры, в общем-то это самая оживленная секция… Однако чтобы ими воспользоваться, нужно создать аккаунт с паролем. Справлюсь ли я сама, без помощи? Очень хотелось бы проверить форум и заказать кое-что из еды… Нет, я боюсь испортить успех сегодняшней вылазки, слишком много взвалив на себя за один раз. Всегда можно сюда вернуться, главное – правильный настрой.

Вечернее чтение сну не способствует. Оказывается, психопаты составляют около одного процента мирового населения, но в тюрьмах и высоких кабинетах их доля гораздо выше. Они не способны испытывать страх, любовь, стыд, счастье, при этом постоянно стремятся хоть к каким-то эмоциям, что толкает их к опрометчивым поступкам – преступлениям, насилию, беспорядочным сексуальным связям. Многие обладают высоким интеллектом, харизмой и умело манипулируют людьми. Овладев способностью симулировать чувства, на которые не способны, они сливаются с общей массой, этакие волки в овечьей шкуре. Некоторые достигают жизненных вершин – непомерное эго и безжалостность помогают их продвижению на высшие должности. Другие умны, но ленивы, не любят прикладывать усилий и считают, что правила писаны не для них, – эти постепенно погрязают в разочарованиях и преступной жизни.

Неуютное чтение, тем более что в некоторых примерах я вижу себя. В ушах звучит шепоток обвинений матери: «Бесстыжая дрянь! Вечно гоняешься за дешевыми удовольствиями! Когда тебя затянет тьма, вот тогда ты пожалеешь!» Ее слова только подстегивали меня, и я всем своим поведением старалась их опровергнуть. Старалась быть самой бесшабашной, самой счастливой, самой желанной, стремилась ухватить как можно больше – новое платье, крутая вечеринка, самый классный парень. Однако все это быстро проходило, и мой голод разгорался еще сильнее. Трудиться мне тоже было не по душе – я могла гораздо лучше учиться в школе, теперь-то я понимаю, но тогда, несмотря на кошмарные оценки и заваленные экзамены, я все равно считала себя лучше всех. Может, мать чувствовала во мне какую-то ненормальность, видела тревожные знаки, потому и держала на коротком поводке? Однако если бы я была психопаткой, я бы, конечно, ничего не осознала бы. Раз мне не по себе от этого чтения, значит, я не одна из них, а мое горе по Джоанне – доказательство того, что я способна любить.

Передергиваясь от дальнейших описаний обыденного насилия и расчетливой жестокости, я уже не вижу в психопатах себя. Эти люди – в основном, мужчины – ходят между нами неузнанными, изучая нас и безжалостно эксплуатируя нашу человечность. Они совершают ужасные, отвратительные садистские преступления, зачастую с элементами сексуального насилия. Сострадание им неведомо. Многие выбирают работу, связанную с разъездами, что позволяет удовлетворять их хищные инстинкты, охотясь на свежую добычу, и заметать следы. В то же время они жаждут признания, хотят, чтобы общество оценило их блестящий ум – и именно заносчивость часто приводит к расплате. Они всеми силами стараются обозначить свое участие и попасть в газеты, появляясь на месте преступления или подкидывая полиции изощренные подсказки. Нет, это точно не обо мне. Я как раз изо всех сил стараюсь избегать внимания.

Одного не понимаю – почему кто-то мог выбрать мишенью нас с Джоанной. Нур права, нападение было совершено с холодным расчетом. Да, оно в чем-то излишне театрально, однако преступник ничего не упустил из виду, и вся разыгранная сцена преследовала одну цель – подставить меня. Ради чего? Ума не приложу, кому мы могли причинить такой вред, что тот захотел бы…