Вспомни меня

– Что ж, начнем?

Она задает несколько вопросов о прозопагнозии, с интересом просматривает мою книгу важных людей («Вам нужно добавить теперь и меня – я скажу Джоанне, чтобы она сделала фото перед моим уходом») и осведомляется, как я сплю. Я рассказываю о приступах тревожности, новых антидепрессантах и борьбе с лишним весом, который набрала в прошлом году. Спохватившись, виновато гляжу на печенье у себя в руках. Доктор Лукас мягко усмехается и берет второе.

– Дорогая, не расстраивайтесь, пожалуйста. Иногда нужно себя и побаловать, проявить к себе немножко любви, которую мы недополучили в детстве.

Она попадает прямо в точку, в самое сердце моих сомнений и тревог – кем я стала теперь, когда я уже совсем не та, какой была до аварии? Разговор вдруг идет уже обо всем сразу – о том, что я чувствую, как человек, не просто как пациент. О матери, о безумствах отрочества, о побеге в Лондон, о том, что теперь я прежняя только во снах. Доктор Лукас как будто вскрывает нарыв, выпуская скопившийся гной; мой организм очищается от отравлявшего его яда, и мне становится лучше. Следующее, что я помню, – она укладывает меня на пол, на какие-то подушки. Опустившись рядом на колени, кладет ладони, горячие как раскаленные на солнце камни, мне на шею и поясницу. Умом я понимаю, как это странно, но всем существом тянусь к дарящим покой прикосновениям, к утешающему шепоту, к ощущению большого, материнского тела рядом с собой. Я плачу в подушку, и доктор Лукас ласково говорит, что так и надо, нужно выпускать свою боль. Вскоре, совершенно измотанная, но умиротворенная, я проваливаюсь в глубокий сон без сновидений.



В комнате, кроме меня, есть кто-то еще – пробирается на цыпочках в наступившей темноте. Когда мои глаза привыкают к полумраку, я вижу ребенка – Джеймса, это должен быть он, – который крадется к дивану и роется за подушками, вытаскивая мелкие детальки «Лего». Я наблюдаю, пока еще не в состоянии подняться после испытанного полного расслабления. Мальчик находит, что искал, затем оборачивается ко мне, обегая глазами мое распростертое на полу тело. Наши взгляды встречаются, но я не могу понять, что он думает. Зрительный контакт длится какое-то мгновение, потом Джеймс пожимает плечами – мало ли что там вытворяет чокнутая тетушка, это ее дело – и исчезает.

Я лежу еще какое-то время, пытаясь разобраться в случившемся. Как доктору Лукас удалось заставить меня настолько раскрыться? Она словно каким-то инстинктом поняла мои чувства – все, что связано с матерью и моей низкой самооценкой. А что произошло на подушках, я вообще объяснить не могу. Каким образом тепло ее ладоней залило все мое тело, высвободив столько боли и напряжения, что я как будто даже физически стала легче?

Доносятся журчанье труб и беспрерывный шорох маленьких ладошек Джеймса в коробке с конструктором. Обычно я просто не могу выносить этот звук, но сегодня вечером даже он меня не трогает.

Я прохожу через коридор в кухню, где звучат голоса и смех Джоанны и доктора Лукас. Они, наверное, очень сблизились, пока я лежала в «Хилвуд-хаус». На секунду меня коробит от мысли, что Джоанна, возможно, знает что-то такое о моей истории болезни, что даже мне неизвестно. Подобное и раньше приходило мне в голову, но сейчас к этому примешивается укол ревности – у меня нет в жизни ничего полностью своего, даже психиатра приходится делить с сестрой.

Я распахиваю дверь в кухню, заморгав от яркого света. Обе сидят за столом, прихлебывая чай и доедая дорогое печенье.

– Привет, соня, – говорит Джоанна с улыбкой. – Мы уж собирались тебя будить. Доктору Лукас пора уезжать.

– Да, впереди долгая дорога, – кивает та. – Как вы себя чувствуете, радость моя? По-моему, помолодели лет на пять, позвольте сказать откровенно.

Рот у меня сам собой растягивается в стороны. Мне тоже так кажется.

– Просто потрясающе! Никогда не чувствовала себя такой расслабленной!

Доктор Лукас довольно улыбается:

– Это был, можно сказать, ударный целительный сеанс. Я почувствовала, что вам он нужен. И вы очень восприимчивы. Вы приняли столько энергии от вселенной – как цветок, иссушенный засухой, впитывает дождь. Прилив сил теперь продлится несколько дней.

– Невероятно! В «Хилвуд-хаус» мы такого не делали.

Джоанна выглядит слегка напряженно. У нее слишком консервативный и практичный ум, чтобы верить в целительную энергию вселенной.

– Я большая поклонница холистической медицины, – поясняет доктор Лукас. – Надо лечить не комплекс симптомов, а человека целиком – тело, разум и душу. Конечно, в государственной системе здравоохранения на это смотрят косо, хотя такой подход мог бы предотвратить огромное количество проблем и экономить миллиарды фунтов ежегодно.

– Невероятно! – повторяю я.

– У меня просто сердце кровью обливается – ведь мои частные пациенты показывают намного больший прогресс, чем те, кого я веду в клинике. Однако с бюрократической машиной не поспоришь.

– Мне ли не знать, – вворачивает Джоанна. Сама она, впрочем, насколько я знаю, может считаться одной из верховных жриц заполнения форм и анкет в «Вернон Гайс».

Из соседней комнаты раздается вопль, потом доносится звук, как будто всю коробку с конструктором опрокинули вверх дном; кто-то пробегает по лестнице и хлопает дверью. Мы с Джоанной называем это лего-катастрофой. По-моему, лучше в таком случае не обращать внимания, но сестра обычно кидается утешать сына.

– Вот если бы еще на Джеймсе испробовать вашу магию… – сетует она, уныло глядя на дно кружки.

Похоже, доктор Лукас в курсе проблем мальчика. Когда они вообще возобновили контакт? Сколько времени понадобилось, чтобы уговорить посещать меня в частном порядке, и, что еще важнее, как дорого это обходится? Я снова чувствую противную ревность, оттого что Джоанна так близка с моим – моим! – психиатром, но одергиваю себя – не будь смешной: если бы не сестра, доктора Лукас вообще бы здесь не было.

– Трудный возраст, – вздыхает доктор Лукас. – Гормоны, моя дорогая, нами управляют гормоны. Радуйтесь еще, что у вас не дочь – вот тогда бы вы узнали, что такое настоящие проблемы.

Джоанна молчит. Я знаю, что она хотела бы еще ребенка, однако ее время постепенно уходит.

– У нее ведь есть я, – пытаюсь я разрядить обстановку.

Доктор Лукас смеется, но Джоанна мрачнеет еще больше.

– Повезло так повезло, – бормочет она.





Глава 36




Я в шоке. Неужели я выдумала доктора Лукас? Целительные сеансы, разговоры по телефону, носовые платки в подарочной обертке на Рождество… Может ли все это быть бредом воспаленного разума? Наверное, мой мозг поврежден куда сильнее, чем я считала. Я отправляюсь в кровать и лежу там, растравляя себе душу, глядя на следы самолетов и рыдая самым жалким образом. Меня упекут в психушку или еще куда-нибудь. Я уже сама не уверена, что не убивала Джоанну. Неужели мужчина в маске – всего лишь творение моего больного мозга, который стремится оправдать то, что я сделала сама? Джоанна боялась меня; она так и не сняла засов с моей двери, и еще тот звонок в полицию… Ненавижу себя! Теперь это только вопрос времени – рано или поздно Нур вернется за мной. Не знаю, почему я до сих пор на свободе. Улики выглядят убийственно.



Снизу слышится стук в дверь, потом звяканье крышки на щели для почты. Я натягиваю на голову одеяло – мне все равно, кто там.


– Тетя Сара, это я!

Джеймс! Он, наверное, единственный, из-за кого я готова сейчас выбраться из постели. Трясущимися руками снимаю цепочку. Господи, пусть это правда будет он, а не какая-нибудь новая кошмарная галлюцинация!

Потянув на себя дверь, я оглядываю стоящего на пороге юношу с длинными темными волосами и выступающими скулами. Я уверена, что передо мной племянник – его голос я узнаю всегда. И эти обострившиеся от горя черты лица… Заключив пришедшего в объятия, я чувствую запах дешевого крема после бритья и сигарет. Не знала, что Джеймс курит, но сейчас не время для лекций о здоровье. Я просто рада, что он снова дома.

– Как хорошо, что ты здесь!

Высвободившись, тот как-то нерешительно топчется на пороге.

– Все нормально, – говорю я, проследив, куда он смотрит. – Здесь все отчистили. А вообще, мы можем пойти в гостиную, там ничего не было.

– Нет, – качает головой племянник. – Мне нужно увидеть своими глазами. Не знать еще хуже, представляешь себе всякие ужасы. Я должен посмотреть.

– Да, конечно.

Доктор Лукас – настоящая, из «Хилвуд-хаус», а не фантом, созданный моим мозгом, – назвала бы это катарсисом. Я поражена, каким взрослым и здравомыслящим стал Джеймс. Это лишний раз подтверждает, что нельзя судить о людях по отроческим годам. Взгляните хоть на меня – образцовый пример сексуального воздержания, в полном соответствии с заветами матери.

Я открываю дверь в кухню и вздрагиваю, увидев ее глазами Джеймса. Поскорее бросаюсь убирать грязные кружки, стираю крошки и следы масла со столешницы, прячу пустые бутылки за переполненным мусорным ведром. Джоанны нет меньше двух недель, а тут уже дикий бардак.

– Где?.. – спрашивает Джеймс.

Я молча показываю на бледное пятно. Он смотрит туда как загипнотизированный, с мертвенно-бледным лицом.

– Смерть была быстрой?

– Да. Столько крови… это не могло продлиться долго.

Джеймс, с закушенной губой и глубоко засунутыми в карманы руками, мрачно кивает, не отрывая глаз от пола.

– Я должен был увидеть.

– Понимаю.

Я слегка касаюсь его руки, и племянник вздрагивает. Боится меня или просто нервы? Он еще очень молод, это слишком для него. К тому же, судя по виду, он неделю не спал как следует.

– Хочешь чего-нибудь? Чай, кофе или что покрепче?

Он качает головой. Я изо всех сил пытаюсь придумать, чем бы его соблазнить. Джеймс никогда не любил горячих напитков, предпочитая вредную сладкую газировку вроде фанты или спрайта. Надо было купить несколько банок в супермаркете. Почему я не подготовилась заранее, не припасла чего-нибудь, что племяннику по вкусу? Джоанна всегда внимательно относилась к таким мелочам. «Ты думаешь только о себе, никто за пределами твоего маленького мирка тебя не интересует», – говорила мне мать. Сестра тоже, если злилась на меня по-настоящему. Так ли? В любом случае теперь на первом месте должен быть Джеймс. Он едва-едва стал взрослым, ему тяжело справиться самостоятельно.

– Не хочешь заглянуть в ее комнату, взять что-нибудь на память?

Он бросает на меня резкий взгляд. Наверное, прозвучало так, будто я уже все тут захапала, а ему предлагаю крохи с барского стола. На самом деле я всего лишь хотела предложить какое-то утешение, которое сама нахожу в том, чтобы одеваться в платья сестры, прикасаться к чему-то, что ей принадлежало, ощущать ее запах.

– Может быть, в другой раз. Я пока не готов перебирать мамины вещи. – В словах племянника слышится укор. Он понял, что на мне ее одежда? – Так и кажется, что она вот-вот войдет сюда.

Его голос дрожит. Мне хочется снова обнять мальчика, развеять все его горести и заботы. Как было просто с маленьким – пластырь с любимым персонажем, поцелуй в лоб, конфетка, вот бо-бо и прошло. Однако теперь я чувствую в племяннике какую-то хрупкость, ледяную стену, которую он воздвиг, чтобы защититься от ужаса происходящего. Или от меня? Может быть, меня он тоже боится? Может быть, подозревает?

– Я постоянно говорю с ней, – пытаюсь я найти что-то, что нас связывает. – Мне не хватает даже ее ворчания, чтобы я разгрузила посудомойку.

Джеймс вымученно улыбается. Он такой худой, что меня так и тянет его накормить.

– Не хочешь перекусить? Можно заказать еду на дом.

Он качает головой:

– Нет, спасибо. Вообще-то мне пора.

Уже? Я надеялась, что он наконец-то вернулся насовсем.

– Остался бы, нам столько всего надо обсудить. Похороны. Твои планы на будущее. Я могла бы позаботиться о тебе, помочь как-то определиться в жизни.

Я говорю и говорю, как будто слова могут привязать его ко мне. Однако он только ожесточенно качает головой.

– Нет-нет. Я пока не могу, это слишком для меня. Я должен был увидеть своими глазами, но сейчас мне надо идти. – Джеймс смотрит на меня с болезненной улыбкой. – В следующий раз все будет лучше, обещаю. Сейчас мне надо было решить хотя бы одну проблему для начала.

Храбрый мальчик. Я смаргиваю слезы и слабо улыбаюсь в ответ.

– Верю, ты скоро вернешься. Или мне приехать к тебе?

Он поднимает брови, зная, как для меня это непросто.

– Было бы здорово, тетя Сара. Погуляли бы вдоль реки… или поехали в холмы. Мне кажется, там я бы мог дышать свободно, думать о маме…

– Я с удовольствием. Давай так и сделаем.