Второй взгляд
Часть 23 из 90 Информация о книге
— Адвокат? — Нет. — Владелец сети пекарен? — Ни в коей мере. — Мне надоело гадать, — пожал плечами Пайк. — Что вы хотите у меня выведать? — Насколько я понимаю, земельный участок, на котором стоит дом, первоначально принадлежал вашей супруге… Он перешел к вам после ее смерти, потому что у вас не было детей. — Это не так. Росс бросил взгляд в свой блокнот: — Но я читал в ее завещании… — Мне лучше знать. У нас с Сисси был ребенок, но он родился мертвым. — Сочувствую. Пайк разгладил плед, покрывающий его колени. — Это было давно. Очень давно. — Я приехал сюда, мистер Пайк, в надежде, что вам известно, кому принадлежала эта земля прежде. — Семье моей жены. Из поколения в поколение переходила от матери к дочери. — А абенаки никогда не владели ею? Пайк медленно поднял голову: — Кто-кто? — Индейское племя, которое сейчас протестует против застройки участка. — Да знаю я, кто они такие! — Лицо Пайка побагровело, как свекла, и он зашелся кашлем. Вбежавшая в комнату сиделка бросила на Росса сердитый взгляд и принялась что-то нашептывать старику на ухо. Наконец кашель прекратился, дыхание Пайка выровнялось. — У них нет никаких доказательств того, что прежде там было их гребаное кладбище! — процедил старик. — Однако некоторые обстоятельства позволяют предположить, что этот участок… посещают призраки, — осторожно заметил Росс. — Очень может быть. Только к индейцам эти призраки не имеют никакого отношения. В этом доме умерла моя жена, — сообщил Пайк, роняя каждое слово, как камень. Мертворожденный ребенок, безвременная смерть Сисси Пайк, обитающий в доме призрак — все это сложилось воедино в голове Росса. — Ваша супруга умерла в родах? Пак покачал головой: — Ее убили. Один из этих самых… абенаки. Во время перерыва на ланч Шелби прогулялась до магазина на автозаправке, расположенного в пяти минутах ходьбы от библиотеки. Обычно она покупала там сэндвич. Но сегодня благодаря публикациям в «Нью-Йорк таймс» в тесном магазинчике было полно репортеров. Должно быть, они приехали сюда в надежде состряпать собственную статью о земле, охраняемой призраками. Шелби переглянулась с Эйбом Хаппинвортом — тот, по обыкновению, подметал крыльцо, усыпанное лепестками роз. Он подмигнул ей, она резко повернулась и зашагала в другую сторону. Шелби машинально направилась к зданию муниципалитета и вошла внутрь. Лотти, секретарь городского совета, сидя за столом, читала брошюру, излагавшую очередную чудодейственную систему похудения. — Не представляю, как это все можно выполнить! — вздохнула она, поднимая голову. — Здесь говорится, что надо есть одиннадцать раз в сутки, но по чуть-чуть! Придется покупать аптечные весы, чтобы отвешивать себе микроскопические порции! Все то время, что Шелби жила в Комтусуке, Лотти сидела на различных диетах — и при этом постоянно весила около двухсот пятидесяти фунтов. Закрыв книгу, она достала из контейнера стебель сельдерея. — По-моему, Шелби, овощи изобрел дьявол. Кто еще мог придумать такую безвкусную дрянь? — Она с отвращением откусила кусочек стебля. — Нет, невозможно сидеть на диете, когда у тебя и без того скверное настроение! — Тебя достали репортеры? — Да, они налетели сюда, как пчелы на мед. Все утро осаждали меня как ненормальные, выпрашивали фотокопии договора купли-продажи этого участка. И лишь тогда отстали, когда все копии закончились. — Лотти потрясла головой. — Думаю, тебе ничуть не легче. — Мы решили проблему просто — отключили телефон, — пожала плечами Шелби. — Ох, скорее бы они отсюда убрались! Скорее бы все это закончилось! Ведь каждый день слышишь о каких-то новых дурацких сюрпризах. Мирт Клуни рассказала мне, что попугай Уолли Лафлер теперь поет песни Эдит Пиаф. По-французски, разумеется. А знаешь, что вытворяет кофемашина здесь, в нашем офисе? Отказывается выдавать что-либо, кроме лимонада. — Внезапно Лотти расплылась в улыбке. — Прости, ты наверняка пришла сюда не для того, чтобы выслушивать жалобы старой толстухи. Чем я могу тебе помочь? Шелби, не моргнув глазом, соврала, что директор библиотеки просил ее проверить некоторые факты. Через десять минут она уже сидела в подвальном помещении архива в окружении коробок с документами. Пожелтевшие карточки, хранившие сведения о рождении и смерти жителей города Комтусук с 1877 года и до наших дней, лежали здесь долгие годы, но ни у кого руки не доходили, чтобы привести архив в порядок. Росс не просил о помощи. Может, именно поэтому Шелби и решила сюда прийти. После ссоры в больнице он старательно избегал встреч с сестрой. При этом проявлял вежливость, которая ранила Шелби хуже откровенного хамства: оставлял на столе записки с сообщением, что вернется от четырех до пяти утра; когда в холодильнике заканчивалось молоко, непременно покупал новую упаковку и так далее. В доме повисло молчание, и казалось, невысказанные слова заползают под ковер, так что Шелби порой опасалась споткнуться о какое-нибудь из них. Ей отчаянно хотелось набраться смелости и спросить у своего маленького братика: «Разве ты не понимаешь, что я поступаю так из любви к тебе?» Но она боялась услышать в ответ то же самое. Шелби надеялась, что тучи скоро развеются, Росс сменит гнев на милость и сам сделает первый шаг к примирению. Не зная, как показать ему, что сожалеет о случившемся, она решила в качестве извинения добыть информацию, которая может оказаться брату полезной. Коробка, где лежали заключения о смерти 1930 года, в конце пятидесятых пережила наводнение, и чернила на некоторых карточках были так размыты, что Шелби не могла разобрать имен умерших, не говоря уже о прочих сведениях. На дне коробки обнаружились листки ежегодника городского совета, а также календарь за 1966 год. «Название города Комтусук, — прочла Шелби на обложке календаря, — происходит от слова „кодтозик“, что на языке индейцев племени абенаки означает „сокрытый“ или „спрятанный“. Вне всякого сомнения, здесь имеются в виду ценные залежи гранита, обнаруженные в карьере „Ангел“». Утверждение отнюдь не бесспорное, подумала Шелби. Она продолжила свои изыскания и принялась за стопку свидетельств о смерти 1932 года. Документы не пострадали от воды, но резинка, которой они были перехвачены, так износилась, что порвалась у Шелби в руках. Карточки, пахнувшие засушенными цветами и серой, рассыпались у нее на коленях. Шелби стала поспешно их просматривать. БЕРТЕЛМЕН АДА. МОНРО РОУЛИН. КВИНСИ ОЛИВ. Две карточки слиплись вместе. Заметив это, Шелби разобрала, что на обеих значится одна и та же фамилия: Пайк. Первая — свидетельство о смерти безымянного мертворожденного младенца, появившегося на свет на три недели раньше срока. Приблизительное время смерти — 11:32. Вторая карточка — свидетельство о смерти миссис Спенсер Пайк. Время смерти — 11:32. Несмотря на то что в архиве было жарко и душно, Шелби пробрала дрожь. Не только оттого, что эта несчастная, миссис Спенсер Пайк, скончалась в возрасте восемнадцати лет, не успев подержать на руках своего ребенка. И не только потому, что ее бедное дитя не сумело сделать ни единого вздоха на этом свете. Дело было в составе, скрепившем обе карточки. Шелби не была специалистом, но она не сомневалась: это кровь. Руби Уэбер было тяжело это признавать, однако она старела. Она всем говорила, что ей семьдесят семь лет, хотя на самом деле ей было восемьдесят три. Ее губы двигались, будто проржавевшие дверные петли, глаза неожиданно застилала туманная пелена. Что хуже всего, она могла задремать, не закончив начатой фразы, бессильно свесив голову, как и положено дряхлой старухе. Когда-нибудь она вот так задремлет, думала Руби, и забудет проснуться. Лишь бы это произошло не раньше, чем Люси сможет без нее обходиться, вздыхала про себя Руби. Лекарства, считала она, помогают правнучке, однако имелся один весьма странный побочный эффект: ночные кошмары Люси просочились через стены коридора в спальню Руби. Теперь, вне зависимости от того, когда и где старая женщина начинала дремать, ей непременно снился телефонный звонок. Тот звонок, что разрушил ее жизнь. Это произошло восемь лет назад, в дождливый понедельник. Руби подняла трубку, думая, что звонят из аптеки, — наверное, прибыли лекарства от артрита, которые она заказывала. А может, это ее дочь Люкс звонит из супермаркета сообщить, что будет дома через несколько минут. Но голос на другом конце провода принадлежал призраку… Когда вернулась Люкс, Руби сидела неподвижно, с трубкой в руках. «Ты не представляешь, как долго я стояла в очереди в кассу! — воскликнула Люкс. — Кажется, люди делают запасы на случай атомной войны. — Взглянув в побледневшее лицо Руби, она встревожилась. — Ма? Что случилось?» Руби протянула руку, коснулась запястья дочери, ощущая, какая теплая и гладкая у той кожа. Словно нагретый солнцем камень… Как рассказать человеку, что он вовсе не тот, кем привык себя считать? Кто-то мягко тряс Руби за плечи: — Бабушка, бабушка, проснись! Руби не отвечала. Она по-прежнему была рядом с Люкс, которая упала, схватившись за грудь, когда Руби сказала ей, кто звонил. Объяснила, кто такая на самом деле Люкс и кем никогда не была она, Руби. Видела восковое неподвижное лицо Люкс сквозь стеклянные двери отделения реанимации, слышала голос доктора, сообщившего, что инфаркт оказался смертельным. О, как Руби корила себя за глупость! Все эти годы она бережно хранила тайну. Теперь она понимала, что, открыв ее, поступила опрометчиво и безответственно. Когда умерла Люкс, Мередит находилась в Бостоне. Она училась там в аспирантуре. Мередит примчалась в больницу, требуя чуда. Ее желание увидеть мать живой было столь сильным, что Руби казалось: чудо может свершиться. Она представляла, как Люкс отбросит простыню и сядет на столе в морге. Прежде подобные чудеса случались. Руби сама была тому свидетельницей. Руби никогда не говорила Мередит, что́ именно она сказала своей дочери за мгновение до того, как у той разорвалось сердце. Но теперь… когда Люси так мучается… да, теперь Мередит, наверное, способна понять, что любовь к своему ребенку может свести женщину с ума. — Мерри, ты помнишь, как умерла твоя мать? — внезапно спросила Руби, набравшись решимости выложить все. — Ох, бабушка, бедная, неужели ты видела смерть мамы во сне? — вздохнула Мередит. Ее прохладная рука коснулась щеки Руби. Этого было достаточно, чтобы старуха поняла: нельзя дважды повторять одну и ту же ошибку. От прошлого надо отгородиться стеной раз и навсегда, лишь тогда оно утратит силу. В конце концов, все это касается только ее одной. Спенсер Пайк больше никогда не звонил, и она не сомневалась, что он давно отправился в ад. Пес заставлял Росса нервничать. Он лежал в четырех футах от его ботинок — ну просто огромная пушистая шкура, брошенная на пол, — но с того момента, как Росс вошел в кабинет, за ним неотрывно следили темные немигающие глаза. — Мистер Уэйкман, поставьте себя на мое место, — произнес детектив Рочерт. — Какой-то парень, называющий себя исследователем паранормальных явлений, приходит ко мне с улицы и требует повторного расследования убийства, совершенного семьдесят лет назад. Как вы полагаете, у кого я буду собирать показания — у призраков? И даже если я найду преступника, скорее всего, выяснится, что он давным-давно умер. Или же ему перевалило за девяносто. Ни один прокурор в Вермонте не направит это дело в суд. Росс бросил взгляд на пса, и тот немедленно напрягся и оскалил зубы. Детектив щелкнул пальцами, и собака, успокоившись, снова распласталась на полу. — Думаю, учитывая суматоху, поднявшуюся вокруг земельного участка Пайка, это дело имеет к современности самое прямое отношение, — заметил Росс. — Все, что я могу сказать: смерть женщины от родов и убийство — это далеко не одно и то же. Возможно, Спенсер Пайк просто-напросто впал в старческое слабоумие. Но также вполне вероятно, что причина смерти, указанная в свидетельстве тысяча девятьсот тридцать второго года, недостоверна. Так или иначе, у меня есть ощущение, что эта давняя история — отсутствующий фрагмент головоломки. Если мы его найдем, станет ясно, по какой причине абенаки претендуют на эту землю. Илай подался вперед, взгляд его карих глаз внезапно стал твердым, как кремень. — Вы обратились ко мне именно потому, что в моих жилах течет кровь абенаки? Решили, что я возьмусь за это дело из чувства долга перед своим народом? Росс, ошеломленный этой внезапной вспышкой, покачал головой: — Я пришел к вам исключительно потому, что из всех детективов, работающих в этом управлении, сегодня только вы находитесь при исполнении служебных обязанностей, — отчеканил он. Илай слегка смутился, но тут же вновь пошел в наступление: — Мистер Уэйкман, полагаю, мы с вами придерживаемся разных принципов. В своей работе вы опираетесь на интуицию, догадки и прочий туман, а я оперирую исключительно фактами. Росс давным-давно понял, что пытаться переубедить скептика — абсолютно бессмысленное занятие. На свете множество людей, которые верят в существование призраков, и всякий, кто столкнулся с паранормальными явлениями, пополняет их ряды. Скептики просто необходимы; не будь их, в этом мире расплодилось бы невероятное количество мошенников. Росс не собирался убеждать детектива Илая Рочерта в том, что призраки — это реальность. Но терпеть насмешки и колкости он не хотел. — На самом деле, моя работа куда ближе к вашей, чем вы думаете, — заявил он. — Ведь вы, осматривая место преступления, исходите из убеждения, что люди всегда оставляют там какие-то улики? — Криминалисты могут исследовать отпечатки пальцев, но не могут исследовать… — Рочерт осекся, не сумев подобрать нужное слово, нахмурился и погрузился в свои мысли, но через несколько мгновений заговорил вновь: — Даже если нам удастся раскрыть убийство семидесятилетней давности, это ничего не изменит. Жена Пайка не воскреснет. Он останется законным владельцем участка. И сохранит за собой право продать его кому пожелает.