Второй взгляд
Часть 35 из 90 Информация о книге
— Стой здесь, — говорю я, но, разумеется, она идет за мной. Мы поднимаемся на крыльцо ледника и проскальзываем внутрь. Там темно, но через несколько мгновений глаза наши привыкают к сумраку. Чувствую, что в амбаре есть кто-то, кроме нас. — Выходи! — кричу я смело, хотя на самом деле у меня трясутся поджилки. Тишина. — Я сказала, выходи! Воображаю, что в темноте притаились грабители, убийцы, насильники. Но мне терять нечего, поэтому я поднимаю дробовик и стреляю в ближайшую глыбу льда. Она раскалывается на части, Руби визжит, и я слышу мужской голос: — Черт! Из своего укрытия выходит Серый Волк. Руки его подняты, как в кино. На лице застыло странное сочетание испуга и гордости. — Что вы здесь делаете? Руки мои трясутся мелкой дрожью. Руби преграждает путь к дверям. — Не бойся, — поворачиваюсь я к ней. — Я его знаю. — Вы его знаете?.. — Руби открывает рот от удивления. Вполне вероятно, он пришел с целью что-нибудь украсть. А может, убить или изнасиловать меня. После встречи в лагере джипси ему ничего не стоило меня выследить. Но если он грабитель, кто мешал ему вломиться в дом, пока мы все были в Нью-Йорке? И зачем грабителю оставлять мне крошечные мокасины? Не сомневаюсь, это его рук дело. Хотя ситуация, мягко говоря, странная, мне совершенно не хочется проявлять враждебность по отношению к этому человеку. Напротив, хочется доказать, что все обвинения, которые он возвел на меня тогда, на берегу озера, не имеют никаких оснований. — Серый Волк, познакомьтесь, это Руби, Руби, позволь тебе представить Серого Волка, — произношу я тоном английской аристократки, которая знакомит гостей на балу. Вопросительно смотрю на Серого Волка, ожидая разъяснений. — Пойду позвоню профессору, — шепчет Руби. Хватаю ее за локоть: — Не надо. Сжимаю ее руку, пытаюсь передать частицу доверия, которое испытываю к этому человеку. Но Руби не зря живет в доме убежденного приверженца евгеники. Конечно, происхождение у нее достаточно темное, однако представитель индейского племени джипси стои́т значительно ниже уроженки Французской Канады. — Миз Пайк… — лепечет она, шаря глазами по лицу Серого Волка. — Он… он… — Думаю, он голоден, — подсказываю я. — Может, принесешь нам что-нибудь из кухни? Руби проглатывает слова, вертевшиеся у нее на языке, кивает и бежит к дому. Когда мы остаемся одни, Серый Волк подходит ко мне ближе и проводит пальцем по повязке на моей руке. — Вы повредили руку, — говорит он. — Попали в аварию? Отвожу взгляд в сторону и качаю головой. Он по-прежнему смотрит на повязку, явно расстроенный: — Я принес вам кое-что, защищающее от всех опасностей. Но вижу, опоздал. Он достает из кармана кожаный мешочек, затянутый длинным шнурком. От мешочка исходит легкий аромат лета и запах самого Серого Волка. — Черный ясень, болиголов, желтый венерин башмачок, — поясняет он. — Хорошо и для вас, и для него, — добавляет он, глядя на мой живот. Он подходит ко мне и вешает мешочек мне на шею. На мешочке бисером вышита черепаха. Прячу его под платье. Мне кажется, что он жжет кожу. — Кизи нд’аиб нидали, — произносит Серый Волк. — Что это значит? — Я здесь был. Смотрю в лицо Серого Волка и верю каждому его слову. Его глаза внушают доверие, хотя взгляд их непроницаем. Когда все краски мира исчезнут, останется только черный цвет, цвет его глаз. — Как на вашем языке «спасибо»? — спрашиваю я. — Влиуни. — Влиуни, — повторяю я и прикасаюсь к черепахе, вышитой на мешочке. — Как вам удалось меня найти? Вопрос заставляет Серого Волка улыбнуться. — Кто же в Берлингтоне не знает, где живет ваш муж? — Это вы оставили на крыльце маленькие мокасины? — Да. Для ребенка. Он прислоняется к балке, поддерживающей крышу. Его темные волосы рассыпаются по плечам. — Вам не следовало сюда приходить, — замечаю я. — Почему? — Это не понравится моему мужу. — Я пришел не к нему, Лия, — усмехается Серый Волк. — Я пришел к вам. Пытаюсь придумать удачный ответ, но в этот момент краешком глаза замечаю Руби, которая вынесла на крыльцо дома поднос с лимонадом и булочками. Мы идем к дому, мешочек с сушеными травами болтается у меня под платьем. На всем свете только мы с Серым Волком знаем о его существовании. Любопытно, почему он вот уже два раза назвал меня Лией, хотя я представилась другим именем? * * * Социальная жизнь так называемых старых американцев задает тон во всем обществе. Они являются столпами общества, и правила, которые они устанавливают, определяют социальные отношения и правила, которым следуют все прочие. Элин Андерсон. Мы — американцы: изучение причин раскола в одном американском городе, 1937 Вилки звенят, касаясь тонких фарфоровых тарелок, нежный перезвон хрустальных бокалов подобен ангельскому пению. Мы с папой и Спенсером сидим за лучшим столиком в клубе Итана Аллена[11]. Согласно общему мнению, именно отсюда удобнее всего любоваться закатом. Выглядывая из-за огромного букета роз, стоящего в центре стола, наблюдаю, как папа любезничает с женой Аллена Сайзмора, декана факультета естественных наук. — Ну и когда же ожидается великий день? — с улыбкой спрашивает у меня Аллен. Не сразу понимаю, что он имеет в виду роды. — Думаю, еще не очень скоро, — замечает его жена, окинув оценивающим взглядом мой живот. — Помню, в конце срока я раздулась, как клещ, присосавшийся к собаке. Мне нравится миссис Сайзмор, которая называет вещи своими именами. Она протягивает через стол руку и гладит мою ладонь: — Не переживайте, Сисси. Все закончится быстрее, чем вы успеете испугаться. — Закончится? — смеется ее муж. — Ты хочешь сказать — все только начнется? Спенсер начнет клевать носом на лекциях, потому что ночи напролет ему придется менять пеленки. Что касается Гарри, думаю, ему стоит повесить на дверях кабинета табличку: «Дедушка» — чтобы посетители сразу понимали, с кем имеют дело. — Уверен, это будет идеальный ребенок, — заявляет папа. — Он унаследует мозги своего отца, а это означает, что у него хватит ума спокойно спать по ночам. А от мамы ему достанется красота, и, проснувшись, он очарует свою усталую няню. — Няню? — поворачиваюсь я к Спенсеру. Он бросает на папу сердитый взгляд: — Предполагалось, что это будет для тебя сюрпризом. — Но мне не нужна никакая няня! — Дорогая, она будет нянчить не тебя, — шутит Спенсер. За столом все смеются. Только я сижу потупившись, расстроенная и обиженная. Поднимаю глаза на Спенсера и нарочно протягиваю руку к бокалу так, чтобы рукав платья слегка задрался, обнажив повязку. — О Сесилия… я вижу, вы поранились? — Как я и ожидала, миссис Сайзмор заметила бинт у меня на запястье. — На самом деле… — начинаю я, но Спенсер поспешно перебивает. — Сисси случайно обожглась о плиту, — сообщает он, взглядом приказывая мне не спорить. — Увы, порой она бывает очень неосторожна. — Вы мне ничего об этом не рассказывали, — говорит папа, протягивая руку к моему запястью. — Потому что это ерунда! — восклицаю я, отдергиваю руку и опрокидываю бокал с вином. Каберне, красное, как моя кровь, заливает скатерть и мое платье. Все начинают призывать официанта. Он появляется из-за деревянной перегородки, с пачкой салфеток в руках. Лицо его, широкое и смуглое, напоминает мне о Сером Волке. Он пытается промокнуть мое платье салфеткой.