Выслушай меня

– Не хочу домой! – во весь голос выкрикнул я. – У меня на одиннадцать часов утра назначена встреча с новым клиентом. Нам надо продолжать работать.

– У тебя на следующей неделе начинается отпуск, – напомнил Джефф. – Остаток этой тоже отдохни. А что мы будем делать дальше, обсудим, когда ты успокоишься.

– Ты и Мэри все это специально придумали. Чтобы меня выжить.

– Поезжай домой, к Тессе, – сказал Джефф, по-прежнему не повышая голоса, и кивнул кому-то из сотрудников, сгрудившихся у противоположной стены. – Тебе надо поговорить женой. Она – твой главный приоритет.

Тесса. Тесса. ТЕССА.

– Не могу, – сказал я, чувствуя себя окончательно сломленным. – Мне нельзя домой, к Тессе. Мне сейчас нельзя уезжать из офиса.

– Я не прошу тебя это сделать, – сказал Джефф и посмотрел мне прямо в глаза. – Я требую.





Она




Я слышала, как Маркус ушел. Когда хлопнула дверь, небо за окном еще только начинало сереть.

У меня было такое ощущение, будто я в течение долгих месяцев задерживала дыхание, а теперь расслабилась и задышала полной грудью. Ночь выдалась длинной и бурной. Эмоционально я чувствовала себя совершенно измученной и опустошенной – мне казалось, что я потеряла все, что только можно, и больше мне терять нечего. Мощный выброс адреналина помог мне произнести самые трудные слова, признаться в содеянном, но потом, когда все уже было сказано, меня буквально захлестнула волна боли и угрызений совести. Мне было ужасно стыдно, а боль проникала в самые дальние уголки и закоулки моей души. Никогда прежде я не испытывала ничего подобного. Когда же, в какой момент я допустила роковую оплошность и позволила нашему с Маркусом браку разрушиться? Как я могла это допустить?

Я знала, что скоро мне придется вставать. Мне следовало взять себя в руки до того, как проснется Джош. Поэтому я спустилась вниз, разложила по местам разбросанные диванные подушки и убрала грязные чашки в посудомоечную машину. Потом я сделала себе кофе. Поначалу, когда Маркус ушел, я почувствовала облегчение, но теперь мне больше всего на свете хотелось, чтобы он вернулся.

Когда мой телефон пискнул, давая мне знать о том, что на мою электронную почту пришло новое письмо, я торопливо схватила устройство, надеясь, что послание от мужа.

В каком-то смысле так оно и оказалось.

Я увидела фото, на котором Маркус сидел то ли в кресле, то ли на диване в какой-то комнате с красными стенами. Перед ним на коленях стояла полуобнаженная женщина и ласкала ртом его гениталии.

Помнится, недавно кто-то спросил меня, была ли я «рассержена», когда увидела снимок. Так вот, гневом чувство, которое я тогда испытала, назвать нельзя. Это было что-то другое. Я ощутила ужас и отвращение. Моя реакция была скорее физиологической, нежели эмоциональной: в моем горле внезапно образовался комок, а плечи и руки затрясла крупная дрожь. Она была настолько сильной, что я даже не смогла удержать телефон и уронила его. Однако вскоре на смену этой первой реакции пришло горькое ощущение невосполнимой потери и стыда – ведь вина лежала не только на Маркусе, но и на мне. Мы были два сапога пара.





Он




К тому времени когда я добрался домой, было уже поздно. Мне сразу все стало ясно и без слов. По одному только выражению отвращения в глазах Тессы я понял, что она успела просмотреть электронную почту. Она поинтересовалась, хорошо ли я себя чувствую. Отрицательно покачав головой, я молча лег на диван и уставился в стену. Через некоторое время Тесса укрыла меня пледом.

Должно быть, в какой-то момент я заснул. Разбудил меня звук шагов на лестнице. Однако я так и не повернул головы. Уже светало, фонари на улице стали гаснуть. В небе над крышами домов, стоящих на противоположной стороне улицы, появилась светлая полоска. В комнату вошла Тесса – я слышал ее дыхание и, как мне показалось, даже чувствовал тепло ее тела. Она подошла к дивану и улеглась рядом со мной.



Утром между нами состоялся разговор. Мы оба не смогли удержаться от слез. Дошло даже до того, что мы всерьез обсуждали возможность обращения к консультанту по вопросам семьи и брака – и в итоге пришли к выводу, что это хорошая идея. Роуз рассказывала Тессе о каком-то хорошем специалисте. Женщина жила неподалеку от нас и, если верить Роуз, действительно знала свое дело. Я пошутил, что, если дать волю, советчики будут ходить к нам в дом толпами, и Тесса рассмеялась. Еще я сказал, что совершенно не помню того, что было на злополучном фото. Тесса прямо заявила, что мы оба совершили нечто такое, о чем очень сожалеем, и что это может превратить нашу жизнь в хаос и попросту разрушить ее. Однако, добавила она, это не означает, что мы должны сдаться. Более того, нам, по ее мнению, следовало начать все сначала. Тесса искренне считала, что это могло сработать. Слушая ее, я почувствовал, что верю ей, и от этого мне стало лучше.

Проснулся Джош, и мы покормили его завтраком. Меня мучили жжение в глазах и пульсация в голове. Позволив сыну включить телевизор, мы с Тессой продолжили разговор на кухне. Я пытался строить планы на будущее. При этом я исходил из того, что Тесса, скорее всего, захочет снова пойти работать – учитывая, что дома ей, вероятно, тоскливо и не хватает общения. При этом я признавал, что вина за это отчасти ложится и на меня – я перестал обсуждать с женой проблемы компании, разучился ее слушать. В конце концов я заявил, что поддержу Тессу во всех ее решениях и что теперь все у нас будет иначе.

Тесса вовсе не желала снять с себя вину за то, что с нами случилось. Наоборот, она, судя по всему, испытывала острое желание посыпать голову пеплом. Признаться, я был рад, что она заняла именно такую позицию. Да, конечно, я совершил ошибку, но мне не хотелось, чтобы моя супруга чувствовала себя невинной жертвой. Я считал, что ей следовало взять на себя часть ответственности. Если бы она попыталась избежать этого и сказать что-нибудь вроде: «Да, да, ты прав. Все дело в моей матери» – мне было бы гораздо труднее встать на путь прощения.

Разговор, конечно, был тяжелый. Тесса буквально не сводила с меня глаз, и мне от этого было неуютно – я не знал, каким должно быть в этой ситуации выражение моего лица. До этого она не смотрела на меня месяцами. Вероятно, по этой причине каждое движение моих губ, век, мимических мышц вызывало у меня ощущение неловкости. Я преувеличенно остро чувствовал, как от улыбок на моих щеках появляются морщины и впадины. Пару раз Тесса протягивала в мою сторону руку и касалась меня – моего колена, плеча, тыльной стороны кисти. Всякий раз мне приходилось делать над собой усилие, чтобы не вздрогнуть и не отстраниться.

Время для выяснения отношений у нас было ограничено. Джош не мог смотреть телевизор бесконечно. Днем мы с Тессой занимались обычными делами. Приготовили ланч, наполнили водой детский бассейн, поиграли с Джошем в мини-футбол. Когда рядом с нами находился сын, все шло хорошо. Об отпуске мы не говорили и вообще вели себя так, словно его в наших планах и не было. На то, чтобы принять по этому поводу какое-то решение, у меня не хватало духу. В самом деле, трудно было понять – выдержим ли мы вместе целую неделю?

Сейчас мне трудно вспомнить, когда именно мы отправились в поход по местным магазинам – в тот же день или на следующий. События того времени смешались в моем сознании. Помню, я отключил свой телефон. Вероятно, дело происходило в пятницу или в субботу. Мы с Тессой принялись старательно делать вид, что все будет хорошо. Кажется, я даже начал в это верить.

Помню, день постепенно переходил в вечер. Джош, надев голубой шлем с динозаврами (на этом настояла Тесса), носился на самокате. Он натянул также недавно купленные Тессой надувные желтые нарукавники – они ему так понравились, что он их практически не снимал. Мы с Тессой шли по тротуару всего в нескольких дюймах друг от друга, но нам казалось, что нас разделяет стена. Большую часть дня я не мог стряхнуть с себя какое-то неприятное оцепенение. Однако, когда мы свернули за угол, я вдруг заметил, что Тесса с любопытством оглядывается вокруг, впитывая красоту летнего дня – зелень травы, легкий шум колеблемых ветром ветвей деревьев. От этого в моей душе снова всколыхнулась волна гнева – меня просто взбесило, что моя неверная жена может вот так спокойно ходить по улице и получать удовольствие от созерцания окрестностей. Наверное, мне подсознательно хотелось, чтобы она сильнее страдала от ощущения собственной вины и от ужаса перед содеянным мною.

Джош ехал на самокате впереди. В то время у него был пунктик – он во что бы то ни стало старался оторваться от нас с Тессой на как можно большее расстояние. Я окликнул его и попросил притормозить, но сын лишь увеличил скорость, громко хихикая и изо всех сил отталкиваясь ногой от тротуара. Тогда я громко потребовал, чтобы он остановился, – наверное, слишком громко и агрессивно. Тесса предупреждающим жестом положила мне руку на плечо. Я почувствовал, что у меня из глаз вот-вот брызнут слезы. Джош все время оглядывался назад и в любой момент мог врезаться в столб, но, ловко маневрируя, раз за разом умудрялся избежать этого. Подкатив к группе людей, стоявших у входа в кафе, он остановился. Затем, отбросив в сторону самокат, он бросился бежать по улице вместе с еще одним мальчишкой. Взрослая компания смотрела на это совершенно спокойно. Я хотел было громко окликнуть сына, но что-то помешало мне это сделать. Остановить детей мы с Тессой были просто не в силах, и потому, не ускоряя шага, подошли к людям, толпившимся на тротуаре. Среди них была и Ясмин.

– А, Маркус, – сказала она и приветственно кивнула. – Привет, Тесса. Какой прекрасный вечер.

Саймон, оказавшийся тут же, с силой хлопнул меня по руке чуть ниже плеча – это было приветствие, которое при желании вполне можно было бы истолковать как нападение. Он громко представил нас с Тессой как «новых соседей» своим друзьям, худощавым и каким-то угловатым мужчине и женщине, приехавшим в гости из другой части Лондона. Они выдали какую-то шутку, я вежливо улыбнулся.

Тесса в течение нескольких минут обменивалась со всей компанией банальностями. Потом Ясмин, которая явно пыталась поймать мой взгляд, взяла меня под руку и отвела в сторонку. Я уже хотел было в предельно вежливых выражениях высказать ей свое возмущение по поводу всего, что она натворила, но она обезоружила меня одной фразой:


– Надеюсь, никаких обид?

– Разумеется, нет, – ответил я и делано улыбнулся, используя навыки, воспитанные во мне моей профессией. – У каждого своя работа.

– Вы просто сами подставились, понимаете. Невозможно было удержаться.

– Понимаю.

– Я очень сожалею по поводу статьи Мауры в «Мейл». Насколько я понимаю, она появилась очень некстати для вас. Но эта практикантка – просто шедевр. Вот ведь мелкая сучка – вы только подумайте! Она в самом деле выглядела на все восемнадцать. Как и многие другие ее ровесницы.

Ясмин улыбалась, но взгляд у нее был настороженный – она явно просчитывала варианты. Я знал, куда она метит. Она постепенно, шаг за шагом, выстраивала ловушку и рассчитывала, что я в нее попаду. Хорошо, что она не знает хотя бы про злополучную фотографию, подумал я. Слава богу, что она не в курсе хотя бы этой новости.

– Строго говоря, я думаю, что мы это заслужили, – сказал я. – В наши дни надо быть крайне осторожным. А мы проявили небрежность и легкомыслие. Что ж, мы усвоили полученный урок.

В глазах Ясмин мелькнуло разочарование. Она ожидала от меня совсем другого – чего-то более материального, дающего больше возможностей за что-либо зацепиться.

– Что ж, выходит… – начала было она, но затем, видимо, уловив что-то в выражении моего лица, решила изменить ход разговора. – Есть какие-нибудь планы на конец уик-энда?

Внезапно я почувствовал, что не могу больше произнести ни слова. У меня сжало горло и защипало в глазах. Между нами вдруг появилась Тесса. Она подхватила с тротуара самокат Джоша и вскинула его на плечо таким образом, что рукоятки его руля нацелились на Ясмин, словно некое оружие.

– Вообще-то, мы в отпуске, – сказала она и положила ладонь на мой локоть. Я не стал протестовать и, более того, прислонился к жене, словно большой пес, выпрашивающий ласку у своего хозяина. – Нам надо собрать и упаковать вещи, так что мы, пожалуй, пойдем.

– Собрались в какое-нибудь симпатичное место? – поинтересовалась Ясмин, цедя слова сквозь зубы, практически не раскрывая рта.

– Да, – ответила Тесса. – В Саффолк. Решили отдохнуть неподалеку от дома. Сейчас такой вариант в тренде.

Тесса позвала Джоша, причем я уловил в ее голосе жесткие нотки, каких не слышал никогда раньше. Затем мы с ней бок о бок двинулись в сторону дома, ее рука продолжала лежать на моем локте.





Часть последняя




Она




Мы отправились в путешествие рано утром в воскресенье.

В машине мы все – и я, и Маркус, и Джош – молчали. Мы с Маркусом попросту устали от разговоров. Они исчерпали себя. На нас навалилось тяжелое осознание того, что обсуждение проблемы не решает ее, и от неприятных фактов нам никуда не деться. Я была поражена тем, что мы вообще решили отправиться в отпуск. У меня это вызывало чувство облегчения: все-таки что-то из того, что мы планировали, осуществлялось, становилось реальностью. Когда мы пересекали южную часть Лондона, внутреннее напряжение начало отпускать меня, и я впервые со вторника подумала о Дэйве. Я пыталась вспомнить, что именно, слово в слово, он сказал по поводу Джоша, но эти детали стерлись из моей памяти. Ясно было, что эти слова были продиктованы его горем. Но все это, похоже, закончилось, по крайней мере на какое‐то время. Больше Джепсом никак не давал знать о себе. Чем бы он ни угрожал нам, мы уезжали из Лондона, оставляя все это позади.

Тауэр-бридж оказался закрытым. Прежде чем я успела остановить Маркуса, он свернул в том направлении, которое рекомендовал указатель, и спустя какие-то секунды мы уже застряли в пробке. Она медленно продвигалась в сторону Лондон-бридж, то есть не туда, куда нам было нужно. Мне пришлось сделать над собой усилие, чтобы дышать ровно и не показать своего волнения, когда мы проезжали мимо дома, в котором жил Ричард. Я принялась лихорадочно листать музыкальные файлы в своем телефоне и, найдя детские песенки, включила их. Салон автомобиля наполнили веселые мелодии и радостные голоса в сопровождении тамбуринов и гитар. Когда я снова взглянула в окно, мое сердце все еще колотилось, но мы, к счастью, уже проехали злополучную улицу, так что опасность миновала.

Интересно, догадался ли Маркус, что моим любовником был Ричард? Не выбрал ли он этот маршрут намеренно? Или же он свернул, слепо следуя стрелке указателя, будучи слишком измученным, чтобы о чем-либо думать? После всего случившегося, я обнаружила, что совершенно утратила способность четко понимать, что важно, а что нет, что нужно, а без чего можно обойтись. По этой причине сборы перед поездкой превратились для меня в настоящее испытание, в результате которого я едва не сошла с ума. У меня было несколько списков вещей, которые следовало взять с собой. Я то и дело вычеркивала из них одни позиции – и тут же добавляла другие. Положив раскрытый чемодан посреди нашей с Маркусом спальни, я разложила рядом с ним кипы одежды и без конца перекладывала то одно, то другое с места на место. Нужен ли мне кардиган, который я смогу надевать с этим платьем? Надо ли захватить с собой новые кеды Джоша? Я пыталась предугадать все на свете, но это было невозможно. Погода могла выдаться дождливой, а могла – солнечной. В коттедже, который мы арендовали, могли быть игрушки, причем самые разнообразные – но их могло и не оказаться. Могло случиться так, что мы с Маркусом займемся сексом. А может, и не займемся. Брать или не брать с собой лекарства и зубную нить? А соус гуакамоле? Карты? Пляжные полотенца? Пледы? Резиновые сапоги? Будем ли мы проводить время вместе или порознь? Или вообще кто-нибудь из нас не выдержит и уедет?

Я украдкой бросила взгляд на Маркуса. Руки его стискивали руль, на челюсти вздулись желваки. Я пыталась изгнать из своего сознания образ проститутки, ублажающей моего мужа орально, и изо всех сил старалась вспомнить все, что я в нем любила. Я думала о его потребности быть любимым, которую можно было считать одной из форм доброты; о том, что он всегда пытался делать акцент на человеке, с которым разговаривал; что он искренне считал женщин равными себе; что он, не раздумывая, готов был купить и подарить незнакомцу пару кроссовок за 300 фунтов. Я ощутила прилив нежности к мужу и вспомнила, как мы познакомились – и еще о том, что он оказался тогда единственным в моем окружении человеком, который не отпускал шуточки по поводу пробелов в моем образовании. Что он уважал меня такой, какая я есть, и искренне ценил мои достижения. Мне вдруг вспомнилось, как накануне на улице, разговаривая с Ясмин, муж прислонился ко мне, словно пес, ждущий от хозяина ласки и защиты, и я почувствовала, что сделаю для него все. Но, конечно, все было не так просто. В какие-то моменты мы ощущали близость и единение, в какие-то – снова замыкались в себе.

Между тем мы продолжали пробираться сквозь пробки по улицам Лондона. Джошу надоело сидеть на месте, и он начал шалить. Потом он заявил, что хочет съесть сэндвичи, приготовленные мной для ланча, и я не нашла в себе сил, чтобы ему отказать. Машина была набита вещами, в салоне царил беспорядок. Под ногами у меня перекатывалась бутылка с питьевой водой. Пачка бумажных полотенец была заткнута в промежуток между дверью и ручкой, открывающей ее изнутри.

Когда мы добрались до шоссе А12, пробка, наконец, начала рассасываться, и вскоре у нас появилась возможность прибавить газу.

– Пожалуй, наша машина слишком миниатюрная для такого относительно путешествия, не так ли? Может, нам имеет смысл продать ее и купить что-нибудь попросторнее?

– Мы не можем позволить себе машину побольше. Во всяком случае, не сейчас, – возразил Маркус.

– Да, конечно.

Я внимательно всмотрелась в лицо мужа. Мне хотелось, чтобы он сказал что-нибудь важное. Кто-нибудь из нас мог бы сказать, что сожалеет о случившемся, что мы можем начать все сначала.

– Возможно, мы сделали ошибку, когда отправились в эту поездку, – сказала я в надежде, что Маркус мне возразит.

Но он этого не сделал.

– Да, думаю, ты права. Это действительно ошибка. Но мы уже в пути, и теперь поздно что-то менять.

Глаза Маркуса были устремлены на дорогу. Я заметила, что он с такой силой сжимает руль, что у него побелели костяшки пальцев. Мне стало ясно, что его переполняет гнев, который он пытается сдерживать. И в этот момент у меня впервые мелькнула мысль о том, что пути назад, возможно, уже нет.