Закон бандита

Тот, второй, Бокорез, кажется, оказался шустрым малым. Загрохотал его автомат, и пули ударил в обезглавленное тело Тайпана, бросив его на меня. В горячке боя порой не понять, попали в тебя или нет, адреналин глушит сигналы, которые принимает мозг… Но я был уверен – это все. С такого расстояния автомат Калашникова шьет тело без броника насквозь, поражая и то, что находится за ним…

А бронежилет на Тайпане отсутствовал.

Правда, впечатление было, словно по мертвецу высадили очередь не из АК, а из охотничьего двенадцатого калибра, потому что я еле на ногах устоял. Странный эффект, который я списал на свои ранения, которые пока не почувствовал. Да и хрен с ними. Секунда-то у меня точно была, пока боль не скрутила в бараний рог, и я, оттолкнув мертвого бандита, прыгнул в сторону, одновременно стреляя туда, откуда слышалась надрывная автоматная долбежка.

Упав на землю, я рефлекторно перекатился, удивляясь, что мое тело не взрывается болью от полученных ранений. Но ее не было. Ладно. Проверкой своей тушки на предмет целости и сохранности займемся потом. Сейчас главное – зачистить бандита, которого послали меня конвоировать. И «отмычек» тоже, ибо хоть они и «отмычки», но все равно члены группировки, от которых ничего хорошего ждать не приходится.

Бокорез корчился на земле, зажимая правое плечо, разлохмаченное моей очередью. Автомат бандита валялся в трех шагах от него, будто вырванный из руки и отброшенный назад неведомой силой. Странный эффект. Пуля АК пробивает в плоти очень небольшую дырочку, а не рвет ее на части. Хотя я уже начал кое о чем догадываться. Но это – потом.

Поняв, что Бокорез более не опасен, я резко перевел ствол в сторону двух «отмычек», которых тоже решил зачистить на всякий случай…

И не выстрелил.

Почему? Очень просто. Потому что никто не собирался стрелять в меня, а я никогда не убиваю тех, кто не представляет опасности.

Девушка медленно оседала на землю, а парень пытался ее поддержать. Понятно. Когда мои пули ударили в Бокореза, тот крутанулся на месте, продолжая стрелять, и, похоже, ранил «отмычку» номер два со странным прозвищем Сокол. Бывает, на то она и Зона, где люди убивают друг друга чаще, чем это делают самые кровожадные мутанты.

Парень, кстати, явно в наших местах был пассажир случайный. По повадкам видно. Вроде автомат правильно держал и двигался уверенно, но взгляд – отчаянный и одновременно отчаявшийся, как у загнанного в угол волка-подростка, готового дорого продать свою жизнь. А с Соколом, которую он бережно уложил на землю, дела были неважные. Пуля ударила девушке в ногу повыше колена, выдрав неслабый кусок мяса, и из раны на землю вытекло уже много. Понятно. Судя по тому, как багровая лужа увеличивалась в размерах, скорее всего, задета бедренная артерия. А это значит, что, если девушке не оказать первую помощь, жить ей осталось две-три минуты.

Парень это тоже понял и резко нажал кулаком в область чуть ниже паха раненой. Ишь ты! По ходу, армию отслужил не для проформы, а в войсках, где реально учили тому, как действовать в боевых условиях.

Правильно было бы, конечно, добить Бокореза и девчонку, чтоб не мучились, и этого волчонка заодно, пока клыки не показал. Это по всем правилам войны – правильно. Но, блин, мой дурацкий моральный кодекс, который я сам себе зачем-то придумал, заставил поступить иначе.

Мысленно ругая себя за мягкотелость, я, не выпуская Бокореза из виду, наклонился над трупом Тайпана и вытащил из его нагрудных карманов жгут и бинт, с которыми любой ветеран Зоны никогда не расстается. Потом отсоединил полупустой магазин от своего автомата и бросил его парню. После чего выдернул из разгрузки Тайпана свежий магазин и, воткнув его в шахту автомата, дослал патрон в патронник.

Парень же поймал брошенное и вопросительно уставился на меня.

– Кулак убирай, магазин прижми, – сказал я.

Парень послушался. Я подошел, протянул ему жгут, и, прижав каблуком берца край магазина, сказал:

– Теперь накладывай.

Ага, дошло до волчонка. Вспомнил, что такое перетягивать жгутом надо через гладкий твердый предмет. И принялся возиться. Я же глядел на Бокореза, готовый в любой момент отправить его в Край Вечной войны. А он – на меня. Смотрел – и улыбался. Сильный боец. Немногие с полуоторванной рукой способны скалиться, глядя в глаза смерти.

Наконец он не выдержал.

– Ну, чего зенки выкатил? Шмаляй нах, твоя взяла!

Я сплюнул.

– Надо бы. За пули «дум-дум» что на войне, что в Зоне расстреливают, и правильно делают. Просто об такую падаль, как ты, руки марать неохота.

И правда – так называемые экспансивные пули, разворачивающиеся в цветок при ударе о человеческое тело и наносящие ужасные раны, были запрещены двумя Гаагскими конвенциями 1899 и 1907 года. Интересно то, что этот запрет до сих пор поддерживается всеми странами, и правилом хорошего тона считается расстрелять пленного противника, в магазине которого найдут патроны со специфически подпиленными пулями.

Но, как бы там ни было, не в моих правилах стрелять в пленных и раненых. А вот помочь раненому, который не пытался убить меня, – это за мной не задержится. Глупое, конечно, занятие – спасать людей, которые через некоторое время вполне могут пристрелить тебя за понравившийся автомат или просто потому, что за добро в этом мире принято платить злом. Но ничего не могу с собой поделать.

Парень, между тем, наконец затянул жгут на ноге девушки.

– Звать тебя как? – бросил я.

– Анатолий.

– Длинно. К тому же имена здесь не в почете. Погоняло есть?

– Нокаут. Считаю его не погонялом, а позывным.

Я бросил насмешливый взгляд на парня. Ишь ты, гордый какой. На явно бандитское прозвище армейский ярлык навесил. Ладно, пофиг. Нокаут так Нокаут. Но все же лучше по-другому.

– Нок короче будет. Не против?

– Ладно…

– Принято. А сейчас рюкзаки обыщи, – скомандовал я.

– Может, сначала рану перебинтовать…

– Потом.

Нок больше ерепениться не стал и сноровисто выполнил команду.

В рюкзаке Тайпана оказалась лишь еда, вода и боеприпасы. А вот результатом обыска рюкзака Бокореза, которого я во время досмотра держал на прицеле, оказалась объемистая аптечка, в которой, помимо стандартного содержимого, оказался небольшой контейнер для переноски артефактов.

– Открой, – бросил я Анатолию. Парень бросил на меня недовольный взгляд, но команду выполнил.


Увидев то, что находилось в контейнере, я невольно скрипнул зубами.

Там лежал довольно редкий артефакт, который никакой нормальный сталкер даже если и найдет, то никогда не поднимет. И даже не потому, что самые отмороженные торговцы Зоны его не купят – за кордоном на Большой земле найдется немало желающих его приобрести за очень нехилые деньги. Просто если другие сталкеры увидят в твоей аптечке «пластырь», то, недолго думая, пустят тебе пулю в лоб – и правы будут. Причем даже быстрее, чем за пули «дум-дум», которые человек мог сунуть себе в магазин по ошибке или подпилить от незнания суровых законов Зоны. «Пластырь» кладут себе в аптечки осознанно только те, в ком уже не осталось ничего человеческого. А значит, и жить им просто незачем.

Бокорез молчал, лишь оскал его стал еще шире. Я двинул стволом автомата, совмещая линию прицела с головой бандита… и не выстрелил. Потому что у меня возникла идея. Гнусная. Мерзкая. Отвратительная. Но вполне применимая к тому уроду, что счел для себя возможным снабдить «пластырем» свою аптечку.

– Слышь, Нок, – негромко сказал я. – Сейчас ты возьмешь нож у Тайпана, потом подойдешь к Бокорезу и вырежешь у него из ноги такой же по размеру кусок мяса, что пуля выдрала из ноги Сокола.

Парень вылупил на меня глаза, словно вдруг распознал во мне опасного буйнопомешанного.

– Поясняю, – стальным голосом произнес я. – В этом контейнере лежит артефакт, который практически мгновенно залечивает любые глубокие раны. Но при одном условии – если ту рану до уровня кожи забить свежим мясом, вырезанным у живого человека. Вообще-то того, у кого найдут такой артефакт, в Зоне принято убивать как бешеную собаку. Но уж коль у нас такое положение, то зачем добру пропадать? Лучше вылечить раненую девушку, верно?

На лице Нока я увидел замешательство. Уже понятно было, нравится ему эта Сокол. Может, сам он это еще и не осознал, но со стороны видна была «химия», возникшая между ними. Боевая девчонка тоже небось не отдавала себе отчета, что ее тянет к парню, но против природы не попрешь. Я ж слышал, каким голосом она рассказывала ему о Зоне. Взаимное чувство – оно ж как болото. Идешь себе, идешь, заходишь все глубже, не замечая особой опасности, как вдруг – раз! – и провалился по уши…

Но одно дело в армии стрелять по мишеням, и совсем другое – резать живого человека. Выстрелить-то во врага попервоначалу не все могут, а тут для человека, впервые попавшего в Зону, вообще жесть жесточайшая…

Конечно, я все мог сделать сам. Но этому парню надо было преподать урок, который бы он на всю жизнь запомнил. На всю оставшуюся жизнь. Потому что такого вот щенка с Большой земли Зона убьет очень быстро – если он, конечно, не переломается прямо сейчас и оперативно не превратится в волка, умеющего не просто убивать врага, но делать это хладнокровно и безразлично, как самую обычную работу.

Нок смотрел на меня как на судью, который только что объявил ему смертный приговор.

– Я не смогу… – выдавил он из себя.

– Как хочешь, – пожал я плечами. – Значит, твоя девушка умрет. Идти она с такой раной не сможет – там сам видишь, на ноге до кости мясо сорвано. Через пару часов в конечности начнутся необратимые процессы, плюс столбняк, раневой шок, инфицирование. До завтра без медпомощи она, может, и протянет, только мучиться будет сильно. Нести ее на себе тоже нельзя, да и некуда. Поэтому, если не можешь ей помочь, лучше пристрели, избавь от страданий.

Проговорив все это, я закинул за спину автомат, подошел к Бокорезу, наклонился и, приставив острие «Бритвы» к его щеке, равнодушным голосом задал вопрос:

– Куда мы шли?

Бандит скривился.

– Да пошел ты.

– Ладно, – равнодушно сказал я. И медленно начал двигать нож вверх по направлению к глазу. По пути клинок поддел кожу на щеке, которая легко развалилась. Из ранки брызнула кровь, потекла по подбородку бандита.

Бокорез дернул головой. Понимаю – я задел лицевой нерв, и это очень больно. Но мне было все равно. Есть люди. А есть мрази. И по отношению ко вторым я не испытываю вообще никаких чувств. Что деревяшку гнилую строгаю, что их, если это необходимо, – без разницы.

А сейчас было как раз необходимо.

Когда до глаза осталось полсантиметра, бандит сдался.

– Все, тормози. Колюсь. Недавно «вольные» снова отбили у «боргов» комплекс производств «Вектор». Они за него по жизни грызутся, волчары позорные. Теперь Безнос там своей кодлой рулит. План был пройти кратчайшим путем, через вырубку, потратив двух «отмычек». По ходу, самый безопасный путь.

– Вот и ладушки, вот и хорошо, – кивнул я, отправляя «Бритву» обратно в ножны. После чего разогнулся, потянулся и кивнул Ноку, что стоял с ножом в руке, бледный, как только что побеленная стенка. Ага. У обезглавленного Тайпана нож все-таки забрал, но начать резать бандита по живому так и не решился.

– Ну все, бывай, парень, – сказал я. – А я пошел, дела у меня.

– Погоди, – с трудом проговорил Нок. – Я сделаю.

И шагнул у Бокорезу.

– Ты куда колеса катишь, фраер недоношенный? – зашипел бандит, рефлекторно отползая назад от надвигающегося на него Нока. И внезапно его змеиный шип сорвался на крик: – Слышь, Снайпер, убери нах от меня этого вольтанутого! Я в долгу не останусь, про богатый схрон колонусь…

Понятно, чего это с Бокореза вдруг все его понты слетели. Лицо Нока сейчас было страшным. Не только оно побелело, но и глаза остекленели, и такая ненависть в них плескалась, что даже мне немного не по себе сделалось.

Парень быстро подошел к бандиту и с ноги ударил его точно в челюсть, только хруст пошел. Если не сломал, то вывихнул точно.

Затылок Бокореза резко ткнулся в землю, глаза закатились. Понятно, глубокий нокаут. Парень только что наглядно показал – характерное прозвище ему дали не зря, ибо не так-то просто столь точно попасть рантом ботинка в подбородок.

А между тем Нок времени не терял. Встал на одно колено и быстро, словно боясь передумать, откромсал чуть ли не треть бандитского бедра. На нервах резал, явно отсекая больше, чем требовалось, но это и не удивительно. Чтоб хладнокровно делать такую работу, нужно быть полным отморозком, вообще удивительно, что этот парень на такое решился.

И – что самое главное – довел до конца. Понялся на ноги, держа в окровавленных руках кусок подрагивающего мяса, и, глянув на меня, спросил:

– Что теперь?

– Я ж говорил – мясом рану забивай, да поплотнее, – сказал я. Хотел подобрать палку и всунуть в рот раненой девушке, но глянул на нее – и не стал. Она тоже уже была без сознания от острой кровопотери. Это и к лучшему. Не будет орать от нереальной боли на всю Зону.

Потому что лечение «пластырем» – это очень больно.

Нок склонился над рваной раной и принялся делать то, что я велел. По-моему, он за все время так ни разу и не моргнул, взгляд у него словно остановился. Понятное дело, глубочайший шок. И как пацан от него отойдет – большой вопрос. Некоторые трястись начинают и рыдать в три ручья, словно красны девицы, и это не самый худший вариант. Другие самоубийством пытаются покончить либо завалить того, кто их подтолкнул к столь сложному жизненному переживанию, – меня в данном случае. Ну, что делать. Если Нок на меня кинется с ножом, придется его валить. В постшоковом состоянии силы у людей удесятеряются, а мне рисковать своей жизнью ради незнакомой «отмычки» совершенно неинтересно. Мне друзей спасать надо.

Пока Нок делал свою кровавую работу, я извлек из аптечки «пластырь» и принялся осторожно его разворачивать. Этот арт с виду похож на свернутый светло-синий бинт. И если поспешить, дернув слишком сильно, можно остаться без кистей рук – сила, заключенная в «пластыре», ударит через разрыв и снесет нафиг все на своем пути в радиусе примерно двадцати сантиметров.

Но у меня получилось.