Запад в огне

– Вы, как никто другой, здешних людей знаете.

– А то как же! – легко согласился Потап. – Мимо меня ни горе, ни радость не проходят. А что вы хотели узнать?

– Ведь Игнатенко отсюда родом?

– Здешний, хотя и в городе служит.

– Настроение у него неровное, все больше хмурится, что с ним?

– Сложный он человек, все так говорят. Но вы бы на него не обижались, товарищ капитан, жену его бандеровцы убили.

– Как так?

– А кто ж его знает как? – пожал Потап плечами. – Нам ничего об этом не известно… Только в народе говорят, когда он от бандеровцев скрывался, так они к его жене пришли. Скажи, мол, где твой муж прячется, и будешь жить. Она отказалась, вот они над ней поизмывались, а потом и порешили. Он до сих пор простить себе не может, что так оно обернулось.

– Понятно… Спасибо за письмо, – поблагодарил Тимофей и зашагал в штаб.

Письмо было от Зои. Оставалось только гадать, каким таким образом послание не затерялось среди других сотен писем и, обойдя обычную цензуру и рассыльные пункты, по самой кратчайшей дороге добралось до адресата. А ведь письмо, как и все прочие, могли задержать до начала наступления. Иначе, как чудом, подобное обстоятельство не назовешь.

Следовало бы расспросить почтальона, выпытать у него правду, но вряд ли он об этом знает. Его задача доставить письмо из пункта А в пункт Б. Не исключено, что ему просто повезло. На войне такое тоже бывает.

Прочитав послание, Тимофей некоторое время пребывал под впечатлением. По жене он соскучился, хотя расстались не так давно. До совещания у командира полка оставалось каких-то полчаса, и он решил написать ответ.

Долгое время слюнявил карандаш, пытаясь отыскать подходящие слова для начала. Но что-то не складывалось, получалась одна сплошная банальщина. Подумав, Романцев решил писать о простом, понимая, что жена не ждет от него каких-то невероятных откровений, главное, чтобы уверовала, что с ним все в порядке и ничего не случится впредь. Пусть это письмо будет продолжением их прерванного диалога.

«Здравствуй, Зоя, моя любимая!

Ты даже не представляешь, какая тут потрясающая природа, всегда буйная, разноцветная, в средней полосе такой, пожалуй, не встретишь. А какие на Украине крупные и вкусные яблоки! Я таких не ел даже у деда в деревне. Доводилось встречать целые абрикосовые рощи! А ежевика растет здесь прямо вдоль дороги: крупная, черная, сладкая. Ее здесь очень много, и почему-то никто не собирает, так что я поел ее вволю.

Воздух, настоянный на цветах, такой сладкий, что им просто не надышишься. А народ на Украине добродушный и веселый. Несмотря на то что идет война, всегда находят время для песен. Поют все: и молодые, и старики. Песни звонкие и голосистые, такие, что берут прямо за душу.

Приехал я сюда совсем недавно, а ощущение такое, будто знаю этот край очень хорошо и что эти люди совсем мне не чужие. Не знаю, как это объяснить, но, возможно, в прошлой жизни я родился именно в этих местах.

А еще меня удивляют здешние ночи, они очень темные, зато, когда небо ясное, звездит так, что даже глазам больно.

Зоя, милая, хотелось бы мне вернуться сюда после войны, когда все это закончится, когда не будет слышно ни свиста пуль, ни разрыва снарядов. Хотя нет, лучше мы приедем сюда вдвоем. Уверен, что ты полюбишь эти места так же крепко, как полюбил их я. Мне бы хотелось пройтись по ним с тобой, взявшись за руки. Уверен, что на полях, разрытых снарядами, как и раньше, будет колоситься рожь, а шрамы войны – окопы и воронки – зарастут яблонями.

Милая Зоя, целую тебя крепко, твой Тимофей».

Сложив письмо, Романцев положил его в ящик стола. Нужно будет отправить в Москву ближайшей почтой.

Без стука, широко распахнув дверь, вошел Игнатенко. Радостный. Возбужденный.

– Девка полностью раскололась! – возбужденно проговорил он.

– Значит, трюк удался? – удовлетворенно заметил Тимофей.

– На все сто! – Грузное тело Игнатенко плюхнулось на стул. – Она до последнего не могла понять, кто мы на самом деле. Все за бандеровцев принимала.

– Молодая она, мозгов еще своих не нажила, житейского опыта тоже никакого, это нам сыграло на руку. Сказала, где Гамула скрывается?

– Сказала. В селе Лугове. У своей тетки Валентины, ее хата крайняя у леса. Его надо брать! Сейчас же! Пока он не ушел.

– Далеко отсюда?

– Часа за полтора доберемся. Возьмем с собой отделение автоматчиков, этого будет вполне достаточно. Он даже ни о чем не догадается, фактор внезапности на нашей стороне.

– Хорошо, выезжаем через десять минут.

Когда за Игнатенко закрылась дверь, Тимофей поднял трубку телефона и произнес:

– Это тридцать два-семнадцать…

– Слушаем вас, – немедленно отозвалась связистка.

– Соедините меня с полковником Утехиным, Главное управление военной контрразведки «СМЕРШ».

– Что у тебя? – послышался через несколько минут глуховатый голос Утехина.

– Операция «Чужой» входит в завершающую стадию. Идем на задержание Гамулы.

– Хорошо. Постарайтесь взять его живым. Через него выйдем на остальное руководство банд-формирований.

Полуторка подъехала прямо к крыльцу штаба, подле которого уже стояли человек десять автоматчиков. На молодых загорелых лицах откровенный азарт, какой можно встретить только у профессионалов, отлично знающих свое дело. Каждый из бойцов имел боевой опыт, по-другому в контрразведку не попасть. Оружие держали уверенно, но с той дозволенной небрежностью, какая наблюдается исключительно у фронтовиков, привыкших к ежедневному ратному труду.


Открыв дверцу кабины, Тимофей скомандовал:

– Загружайся!

Автоматчики быстро и привычно разместились в кузове.

К селу подъехали за час с небольшим, на то были свои причины: дважды пережидали, когда пройдет длинная колонна танков, а потом машину попридержали на КПП для проверки документов. Добравшись до места, остановились в густом колючем ельнике.

– Отсюда минут двадцать пешком, – объявил Игнатенко, осмотрев обступивших его бойцов. – На дорогу выходить нельзя. Доверять здесь тоже некому. Обычно вокруг села пацаны с девчонками шастают, лучших дозорных, чем они, вряд ли придумаешь. Как только появляется отряд, они тут же бандеровцев предупреждают, а когда мы в село заходим, там уже никого нет… Хорошо то, что изба, в которой прячется Гамула, находится на самом краю леса. Мы подойдем незаметно, возьмем в кольцо всю территорию и ворвемся в дом. Важно, чтобы этот гад не ушел! И предупреждаю, он нам нужен только живым! А сейчас по одному вот по этой тропе, – показал старший лейтенант на узенькую дорожку с едва примятой травой.

Следы недавнего сражения просматривались даже в глубине чащи, со всех сторон, спрятанных от людского взора густым смешанным лесом. Метров через сто, в самом центре небольшой поляны, обнаружился развороченный блиндаж с торчавшими из земли ощетинившимися расщепленными бревнами. Вход засыпан, и только ступени, выложенные плоскими камнями, продолжали хранить следы недавнего пребывания.

Далее, разрывая поляну на две неровные половины, просматривались заросшие следы гусеничных и колесных машин, углубившись в чащу, они безжалостно проредили разросшийся густой орешник. Еще через километр прошли мимо большого луга, поросшего высокой сочной травой, надежно спрятавшего недавние следы войны. Только порыжевшая металлическая табличка со следами пулевых отметин напоминала о недавних сражениях: «Achtung! Minen!» Покореженная, вмятая в землю пушка – немой свидетель недавнего танкового прорыва.

– Все, пришли, – объявил Игнатенко. – Дом на краю видишь?

– Вижу, – отозвался Романцев.

– Гамула здесь прячется.

Могучие стволы лип, вплотную подступивших к дороге, скрывали контрразведчиков, наблюдавших за белой хатой с небольшим приусадебным участком.

Неожиданно из горницы вышла женщина лет сорока: статная, высокая, в длинном цветастом сарафане, в руках небольшая корзина, из которой торчала бутыль с молоком и чугунок, обернутый белым полотенцем (не иначе, в нем вареная картошка). Она быстрым шагом направилась к сараю и, уверенно распахнув дверь, вошла внутрь.

– Жратву бандеровцу принесла, – зло проговорил Игнатенко. – Этот кусок хлеба ему поперек горла встанет!

Через минуту дверь нешироко отворилась, и хозяйка, энергично размахивая уже пустыми руками, заторопилась обратно в хату. В горнице она пробыла недолго и вновь побежала к сараю.

– За пустой корзиной пошла… – Тимофей повернулся к старшему лейтенанту: – Игнатенко, возьмешь пять бойцов и в дом! Держитесь начеку, неизвестно, кто еще там кроме женщины… Остальные со мной. Жестко пресекать всякое сопротивление, гада не жалеть, главное, взять его живым! – Он говорил спокойно, без интонаций, но в голосе, натянутом, как струна, ощущалось нетерпение. – Чего бы нам это ни стоило!.. Предупреждаю, при нем всегда автомат, стреляет при малейшей опасности.

Двигаясь совершенно бесшумно, группа Игнатенко подошла к дому, а Романцев со своими бойцами окружили сарай. Дверь сарая скрипнула, вышедшая женщина натолкнулась на шагнувшего из-за угла капитана, но, прежде чем она успела вскрикнуть, он с силой толкнул ее обратно на сидящего в углу Гамулу. Повалившись, хозяйка опрокинула крынку с молоком, перевернула чугунок с картошкой и упала прямо на «Шмайсер», покоившийся под рукой бандита.

– Лежать!! – закричали бойцы, ворвавшиеся в сарай.

Первый подскочивший «смершевец» отшвырнул перепуганную женщину, выбил далеко в сторону валявшийся под ней автомат. Двое других бойцов перевернули на живот лежавшего Гамулу, жесткими тычками усмирили его сопротивление и связали за спиной руки.

Хозяйка тихо попискивала, ошарашенно взирая на ворвавшихся контрразведчиков. Гамула, облокотившийся спиной о стену, выглядел равнодушным.

– Чего скажешь, Гамула? – подошел к нему Романцев.

– Значит, нашли… – хмыкнул бандеровец. – Не ожидал, что так скоро. А чего мне говорить? Конец у меня один. Если не сегодня, так завтра к стенке поставите. Я готов… Пожил свое, с вами тоже успел повоевать.

– Ты не с нами воевал, а с безоружными. В спину им стрелял!

– Как умел, так и воевал. Таких, как я, много, всех не перебьете.

– Геройствуешь, значит, – усмехнулся Тимофей. – А как, думаешь, мы тебя нашли?

– И как же?

– Сдали тебя!

– Кто? – стиснув зубы, спросил Гамула.

– Коханка твоя! С потрохами тебя сдала! Жить очень хотела, – продолжал напирать Тимофей. – Рассказала, сколько человек в твоем курене, где твой штаб размещается, какое у вас вооружение и где находятся остальные бандиты. Знаем, кто у вас господарчий, станичный надрайона, – продолжал дожимать его капитан.

– Это не она! Оксана не могла меня предать! – в отчаянии выкрикнул Гамула. – Она лучше умрет, чем предаст меня.

– Не предаст, говоришь? Посадим вас в одну камеру, вот там у нее и спросишь.

Врага следовало раздавить, растоптать, сломать морально. Отнять у него последнюю надежду, выбить из-под ног опору, подтолкнуть уже падающего, пусть расшибется в кровь. Только так можно победить. Никакой пощады!

– Оксана… Что вы с ней сделали?! Вы ее били?! Пытали?! – не унимался Гамула.

– Сидеть, бандеровское отродье! – гаркнул Романцев. – Это ты пленных пытаешь и режешь! Это твои дружки два дня назад семью из десяти человек в Сварочиве сожгли! Даже грудных детей не пожалели. Уведите его, – несколько тише добавил он, – а то я за себя не ручаюсь.

Два автоматчика заломили руки Гамуле и, не давая разогнуться, вывели из сарая. Хозяйка, зажав ладонью рот, негромко попискивала.

– Встань! – приказал капитан.

Женщина послушно поднялась.

– Бог ты мой, бог ты мой, что же это такое! – громко причитала она. Еще немного, и заголосит в полный голос.