Запах смерти

— Тело завернуто в пластик, — подал голос Уэлан. — Может, это тогда…

— Не исключено. Тело не мумифицировалось бы, если бы все это время находилось в брезенте. Внутри накапливалась бы влага, и оно разложилось бы в обычном порядке. И пластик был бы перепачкан продуктами разложения, как и одежда.

— То есть она сначала мумифицировалась, а в брезент ее завернули уже потом? — уточнила Уорд.

— Думаю, так. Потом еще это. — Я ткнул пальцем в резиновой перчатке в несколько темных, размером с рисовое зернышко крапинок в складках одежды. — Это яйца мясной мухи. Их должно быть гораздо больше. Если бы ее тело лежало здесь длительное время, они усеяли бы все вокруг.

— Какие тут мухи? — нахмурилась Уорд. — Здесь же темным-темно. Как они могут что-нибудь разглядеть?

— Им и не надо. Достаточно запаха. — Почему-то считается, что в темноте мухи не активны, но на самом деле требуется нечто посерьезнее отсутствия света, чтобы избавиться от этих назойливых насекомых. — И если не долетели бы мухи, то уж личинки и в темноте доползли бы.

— Гадость какая, — поморщился Уэлан.

Уорд бросила на него недовольный взгляд.

— И все-таки откуда мухи, если тело мумифицировалось? Разве мумифицированное тело представляет для них интерес?

— Не представляло бы, если бы не начало разлагаться. По потекам на одежде видно, что, прежде чем тело начало высыхать и мумифицироваться, разложение все-таки имело место. Этого более чем достаточно. Мясные мухи чувствуют запах разлагающейся плоти за милю и спешат на него, чтобы отложить яйца в глаза, ноздри и прочие отверстия. И хотя отсутствие кровавых пятен на одежде свидетельствует о том, что серьезных ран она не получила, для того чтобы привлечь мух, хватило бы и маленькой ссадины. На чердаке им потребовалось бы больше времени, но они начали откладывать яйца задолго до того, как до нее добрались крысы. Из отложенных яиц вылупились прожорливые личинки, они стали разъедать изначальную рану — и этот цикл пожирания и воспроизводства повторялся, пока тело не мумифицировалось. А тогда мухи ее бросили.

Уорд хмурилась:

— То есть вы хотите сказать, ее убили в другом месте, а сюда перенесли гораздо позднее?

— Не обязательно. — Я оглянулся на Конрада, на случай, если он захочет ответить. Но патологоанатом снова рассматривал останки. — Где бы это тело ни находилось прежде, условия там не могли не напоминать те, что здесь. Там наверняка было сухо, с хорошими сквозняками и достаточно жарко, чтобы мумификация началась почти сразу. Не слишком частое сочетание.

— Вы полагаете, труп все время находился тут и его только перетащили из одной части чердака в другую? — догадалась Уорд.

— Исходя из того, что я вижу, думаю, подобное возможно.

— Какая-то ерунда получается, — недовольно усмехнулся Уэлан. — Какой в этом смысл? Если кто-то беспокоился, что тело могут обнаружить, почему его не перетащили куда-нибудь в другое место? И зачем было ждать, пока оно мумифицируется?

— Не знаю, — вздохнул я. — Но до сих пор считаю, что вам нужно обыскать весь чердак в поисках кладок мясной мухи.

— Хорошо. — Уорд смотрела на патологоанатома. Тот, не обращая внимания на наш разговор, внимательно изучал сложенные руки трупа. — Вы что-нибудь нашли, профессор?

— У нее кончики пальцев сильно изуродованы. Что-то обглодано грызунами, но, по-моему, дело не только в этом.

— Можно посмотреть? — попросил я.

Конрад подвинулся. С учетом состояния трупа я не мог бы определить, какие повреждения имели место посмертно, а какие нет. Часть пальцев была обглодана острыми зубами, а ногти начали выпадать на ранней стадии разложения. Но то, что осталось от подушечек, было стертым, а ногти — сломанными. Одного вообще не хватало.

— Это не крысы, — произнес я. — Похоже, что часть этих повреждений случилась, пока она еще была жива.

— Ее пытали?

— Вы задаете вопросы, на которые у нас нет ответа, — огрызнулся Конрад. Хрустнув коленями, он поднялся. — Ладно, все, что хотел, я увидел. Можете перекладывать ее на носилки и отправлять в морг. Думаю, мы…

Он осекся: над его головой промелькнула с резким шелестом темная тень. Летучая мышь исчезла в темноте, словно ее и не было, однако успела напугать профессора. Он отшатнулся, взмахнул руками, нога сорвалась с настила и с хрустом погрузилась в полуистлевший утеплитель. Уэлан успел поймать его за запястье, и на мгновение мне показалось, что он удержит профессора.

А потом, под треск ломающихся досок и штукатурки, Конрад и целый кусок чердачного перекрытия провалились вниз.





Глава 3




— Назад! Все назад! — крикнула Уорд и закашлялась: воздух заволокло пылью и блестящими хлопьями стекловаты. Кашляли все вокруг меня, поскольку тонкие медицинские маски были бессильны против такого облака. Пыль набилась и в глаза, но я все же попробовал заглянуть в зияющий провал. Один из прожекторов опрокинулся, и луч его светил в сторону зиявшего в чердачном полу отверстия.

— Это и вас касается, — добавила Уорд. Осторожно ступая по настилу, она тоже подошла к краю. В провале не было видно ничего, кроме свисавших вниз лохмотьев утеплителя и зловеще заостренных обломков деревянных досок. — Профессор! Вы в порядке?

Ответа не последовало. Как у любого солидного дома Викторианской эпохи, высоты этажа хватало на то, чтобы переломать себе кости даже без упавших вслед за профессором деревяшек и железяк.

— Да не стойте же вы как идиоты, черт побери! — крикнула Уорд стоявшему ближе всех к выходу полицейскому. — Спуститесь и посмотрите, как он!

— Вероятно, балки прогнили, — сказал Уэлан, дождавшись, пока полицейский выполнит приказ.

— Мэм, вам не…

Она кивнула и неохотно отступила от провала.


— Хорошо. Выходим все! Медленно, спокойно, по одному, не торопясь! Ну же, шевелитесь!

Кашляя, мы двинулись по извивающейся полосе настила к выходу. Алюминиевые щиты прогибались и скрипели под нашими ногами, и я с облегчением перевел дух, добравшись до стремянки. После раскаленной духоты чердака спуск на прохладный этаж казался чуть ли не прыжком в холодную воду. Уорд с Уэланом пришли последними.

— Вызвать «Скорую», живо! — скомандовала Уорд, растолкав столпившихся у стремянки полицейских в комбинезонах. Потом оглянулась в поисках полисменов, посланных на помощь патологоанатому. — Где Греггс и Пейтел?

В дальнем конце длинного больничного коридора возникло какое-то то движение, и оттуда к Уорд почти бегом бросилась девушка-полисмен с фонариком; вид она имела весьма расстроенный.

— Здесь, мэм!

Кто-то протянул Уорд бутылку воды, но она лишь отмахнулась.

— Как он?

Девушка покачала головой, виновато моргая.

— Э… Не знаю…

— Как не знаете? Ох, чтоб… Ну, с дороги, живо!

Она бесцеремонно оттолкнула девушку, но та снова подала голос:

— Его там нет, мэм.

— Тогда где он, черт его побери?

— Мы… мы не можем его найти.

— Как это? Не мог же он просто так взять и исчезнуть!

В глубине другого, темного коридора мелькнул луч фонарика, и Уорд повернулась в ту сторону. Луч, подпрыгивая, приближался, а за ним из темноты вынырнула фигура полисмена — второго посланного Уорд на поиски.

— Там от этого коридора ответвляются другие, несколько! — задыхаясь, выпалил он. — Мы посмотрели в палате, которая, думали, находится под местом, откуда он упал, и в двух соседних — и его нет ни там, ни там.

— Но он же не мог уйти — после такого-то падения!

— Вероятно, мог, но… — Полисмен замялся, будто не решаясь продолжить. — Я смотрел: в потолке никаких дырок.

— Значит, вы, черт вас подери, смотрели не там! Дайте мне это! — Уорд выхватила у него из руки фонарь и повернулась к Уэлану: — Джек, мне нужно, чтобы этот этаж обыскали. Все до единой комнаты. И куда запропастились «Скорая»?

— Едет, мэм.

Уэлан начал сыпать распоряжениями, а я двинулся за всеми, но он вдруг заявил:

— К вам это не относится, доктор. При всем моем к вам уважении, мы одного эксперта уже потеряли. Пока не убедимся в том, что пол больше не провалится, вы останетесь здесь.

По его глазам я понял, что спорить бесполезно. Раздосадованный, я остался стоять у стремянки, а остальные, шаря перед собой лучами фонариков, разошлись по разным направлениям. Один за другим исчезали они в коридорах и палатах. Когда их голоса и топот немного утихли, я задрал голову и посмотрел на чердачный люк. Уэлан велел мне оставаться на месте, но не мог же я просто стоять столбом, не делая ничего?

Я вскарабкался по стремянке и высунулся по грудь в чердачное пространство. В воздухе до сих пор висело плотное облако пыли, и от этого лучи прожекторов казались живыми существами. Снизу доносились голоса полицейских — судя по тому, что я слышал, профессора они пока не нашли, и я подумал, что отыскать его будет сложно. От люка до места, сквозь которое провалился вниз Конрад, было футов тридцать или сорок, и планировка помещений третьего этажа ничем не напоминала огромное открытое пространство чердака. Судя по всему, плана палат, кабинетов и коридоров у полиции не было и определить, куда именно упал патологоанатом, они не могли.

Но даже так, вслепую, им полагалось бы найти уже профессора. Я неловко топтался на перекладине стремянки, снизу продолжали перекликаться полицейские. Ну же, почему так медленно? С момента обрушения потолка прошло уже минут пять. Если у Конрада открытая рана, он может истечь кровью прежде, чем до него наконец доберутся.

— Профессор Конрад! — окликнул я.

Эхо моего голоса прокатилось по закоулкам чердака и стихло. Я собрался уже спускаться вниз и присоединиться к поискам, что бы там ни говорил Уэлан, когда мне показалось, будто слышу слабый звук. Я замер. Звук не повторился. Но он никак не напоминал голоса полицейских.

Он напоминал стон.

— Профессор, вы меня слышите?

Снова ничего. Я смотрел на островок света в том месте, где лежал труп. В этом году мне пришлось уже наблюдать, как умирает человек. Меня до сих пор мучили кошмары, и мысль, что подобное может повториться, была невыносимой.

Да ну их всех к черту!

Я одолел последние несколько ступенек и осторожно ступил ногой на алюминиевый настил. Балки под ним скрипнули, но не затрещали. Потолок провалился, когда Конрад попал ногой между балок. Значит, если я постараюсь избежать этого, со мной ничего не случится.

Так я, во всяком случае, надеялся.

Чердак казался зловещим, даже когда в нем толпились люди. Теперь, когда я находился здесь один, это ощущение усилилось. Прожектора светили вдоль временного настила, и от этого окружающая их темнота сгустилась еще сильнее. Я шел по прогибающемуся настилу, опасаясь летучих мышей — мне очень не хотелось оказаться застигнутым врасплох подобно профессору, — но пока не видел ни одной. Наверное, шум и суматоха в здании спугнули их.

Завернутое в брезент тело лежало там, где его оставили. Обрушение его не потревожило, что не могло не радовать. Я обошел тело по мосткам, испытывая легкие угрызения совести: вроде невежливо бросать его одного. Однако сейчас больше внимания к себе требовал живой человек.

Осторожно ступая, я шагнул к зияющему провалу. Ближним к нему плитам настила я не доверял, поэтому ухватился одной рукой за стропильную балку и только после этого вытянул шею, чтобы заглянуть вниз. Оттуда в свете опрокинувшегося прожектора медленно поднимались завитки пыли, но дна свет не достигал.