Заражение

Маша задохнулась от гнева и бессилия.

— Давай, сволочь, живи! — что есть мочи, она ударила его по грудной клетке кулаком.

Профессор покачал головой, но в следующий миг он вскочил с кушетки, потому что Андрей что есть мочи заорал на весь этаж:

— Ти-и-игр!

Он приподнялся на руках, его глаза дико вращались, словно он только что сражался с тысячей невидимых врагов.

— Это мы, мы, Андрей, ты в безопасности! — Маша наклонилась к нему. Через минуту его зрение сфокусировалось. Вздымающаяся грудь немного успокоилась.

Профессор стоял посреди кабинета, сложив руки на груди. Потом он словно опомнился, подошел к шкафу, налил в стакан виски и протянул Андрею.

— Кажется, тебе не помешает, — сказал он.

— Не помешает, — согласился Андрей, опрокинув стакан в горло.

Никто ничего у него не спрашивал. Было ясно, что затея слишком опасная, к тому же — полностью антинаучная.

Какого черта, подумал профессор, удивляясь своей выходке. Мало того, публику ежедневно дурят с экранов телевизоров, так мы и сами не замечаем, как начинаем во все это верить. И, более того, полагаться, использовать в повседневной жизни! Он, видимо, с ума сошел, раз ввязался во все это… Да еще и сам предложил! Трошин закатил глаза, шокированный собственным мракобесием. Точно, заразу подцепил, не иначе.

Наконец, отдышавшись, Андрей пришел в себя. Виски понемногу возвращало ему розоватый цвет лица.

— Тигр, — сказал он, вытирая кровь с лица и глядя в окно, за которым наступили сумерки. — За нами приедет Тигр.

— Тигр? — переспросил Трошин. — Похоже, вы… ты… перегрелся. Мы выбрали неверную тактику и стратегию, это моя вина, признаю. Черт мне дернул предложить такое, но глядя на то, что тут творится с утра, немудрено голову потерять. Мария предложила меня под суд отдать. Когда все будет позади и за нами придут компетентные органы, я и сам сдамся. Мне стыдно, что на старости лет, я… человек, который в жизни не верил во всю эту брехню, вдруг стал скрещивать пальцы, если черный кот перебежал дорогу. Андрей, прости. Я…

— Никто нас не спасет, — сказал Андрей. — Органы не приедут. Так что, вам не за что просить прощения. Все гораздо хуже, чем вы можете себе представить.

— Хуже? — не понял профессор. — Куда уже хуже?

— Они хотят убить мою дочь, — сказал Андрей в полной тишине. — Я не знаю, что я видел. Не знаю. Лучше не спрашивайте. Потому что я все равно не смогу это описать. Правда это или неправда, вряд ли это имеет значение именно сейчас. Но если мои видения не галлюцинации, если побоище в городской диспетчерской, которое устроил Антон Морозов — не плод моего воображения, труп женщины в черных лакированных ботинках — не ряженый манекен, а мой друг Стас, бармен из бара «Свобода», только что разбивший бокал от испуга — не странная голограмма, то… минут пятнадцать назад диспетчер службы такси «Вит-Трип» приняла заказ на автомобиль ГАЗ 2330 «Тигр». Курить в салоне запрещено.

Трошин посмотрел на Андрея, словно он только что признался в неизлечимой болезни — со скорбным пониманием. Когда-то давным-давно в университете им преподавали курс психологии поведения человека в экстремальных ситуациях. Классическая защитная реакция, подумал Трошин. Человек сошел с ума. Острое пограничное состояние. Ничего плохого. Гораздо хуже, когда человек молчит, а потом его прорывает совершенно неожиданным образом — он может кинуться на ближнего, нанести увечье, попытаться свести счеты с собственной жизнью — все то, что он наблюдал на мониторе, когда смотрел через камеру видеонаблюдения на толпу в актовом зале. Вероятно, люди по какой-то причине подошли к этому порогу. По какой именно причине — установит следствие. Он в этом не сомневался.

Маша была на грани как раз такого состояния. Трошин снова наполнил стакан виски и протянул ей.

— Выпейте хотя бы немного.

— Маша, один глоток, — сказал Андрей. — Сейчас пойдем наружу, там холодно. Выпей, лишним не будет.

— Зачем наружу? — спросил Трошин.

— Подождем машину на проходной. Чтобы не проворонить.

Профессор покачал головой. Спорить было бесполезно.

— Ладно.

Маша все-таки поддалась, сделала глоток и тут же закашлялась.

— Как вы его пьете, — сказала она хриплым голосом.

— Одеваемся, — скомандовал Андрей.

Профессор нехотя принялся натягивать лыжный костюм.

Подождем полчаса и вернемся. Завтра нас начнут искать, сегодня уже, конечно, вряд ли. Ну ничего, переночуем в палатах, тут слава богу, тепло, есть еда, медикаменты, все самое необходимое, кроме связи.

Он был уверен, что произошедшее — фатальное недоразумение, стечение обстоятельств, которые всегда могут возникнуть при испытании новых видов лекарств. Вероятно, Лукин испугался последствий, а народ разбежался. Охрана? Как могла разбежаться охрана, — он себе объяснить не мог, но не сомневался, что и для этого вопиющего факта объяснение найдется. Всему свое время. Будучи приверженцем бритвы Оккама, он знал, что не стоит усложнять ситуацию нелепыми объяснениями. Все наверняка гораздо проще.

Андрей заметил пустую спортивную сумку в углу кабинета с надписью «Динамо». Подняв ее, он положил внутрь бутылку виски, потом сгреб из холодильники медикаменты, просматривая на этикетках названия.

— Пригодится, — пояснил он.

Профессор кивнул.

— Конечно. Идем.

Он пошел первым, за ним Маша и замыкал колонну Андрей. Они вышли на воздух и сразу зажмурились — мороз на самом деле усилился. Снег шел, не переставая. Двигаясь друг за другом по нечищенной дорожке, они направились к проходной. Рядом тянулись тени карликовых елочек. Фонари, обычно освещающие пространство перед институтом, были выключены, лишь с другой стороны забора мелькал желтый отсвет лампочки уличного освещения.

Трошин поежился, в обычный день за такой непорядок с освещением кто-нибудь точно лишился бы премии. Кто, завхоз Требухов? — думал он, тяжело ступая. Нет, причем тут завхоз. Скорее, кто-то из замов. Тот же Золотов вполне мог проконтролировать. Или Дюжин, правда он в отпуске и наказать его никак не получится. Вот же повезло Ивану Сергеевичу — не хотел ведь брать в ноябре, расстроился. Теперь увидит в новостях завтра, если, конечно, покажут, и подумает: справедливость существует. И по всей видимости, вернется Иван Сергеевич уже директором.

Они дошли до проходной, профессор потянул дверь на себя, сразу бросив взгляд в каморку за стеклом. Обычно там всегда горел яркий свет, за столом сидел дежурный и второй человек, его помощник, который осматривал проезжающие через ворота машины, проверял сумки, если рамка вдруг начинала звенеть. Сейчас внутри никого не было. Пожалуй, Трошин впервые за долгие годы работы в институте наблюдал подобную картину. Это уже не на выговор, а на увольнение тянет, причем по статье. На полу он заметил лыжную перчатку и брошенную склянку — точь в точь как в холодильнике Лукина.


Он поднял руку и попятился.

— Что такое? — спросил Андрей.

— Похоже, караульных тоже нет. Я… не знаю, где они. Никого вообще нет. Вы же видите, — он указал на темную линию фонарей с круглыми матовыми плафонами, тянущуюся вдоль центральной институтской аллеи, — ночью они горят всегда, включаются автоматически, так что не может быть такого, что кто-то вдруг забыл включить свет. Его кто-то выключил. И там внутри проходной — пузырек валяется, судя по всему от вакцины. Не дышите, если будете заходить. Хотя, по большому счету делать внутри нечего, разве что спрятаться от непогоды. Но теперь укрыться не получится.

Маша похлопала перчатками друг о друга.

— Холодно, — сказал она. — Долго мы тут не простоим.

— Машина уже должна быть, — сказал Андрей. Профессор посмотрел на него и скептически цокнул языком.

— Может быть, а может и не быть, — сказал он. — В любом случае, нам есть где переночевать. Утро вечера мудренее.

Они стояли с подветренной стороны и могли не кричать, чтобы услышать друг друга — с крыши проходной то и дело слетали снопы холодного снега, оседая на лицах и спортивных костюмах.

— Надо выйти, посмотреть, может быть он уже приехал, а мы стоим здесь, — сказал Андрей.

— Задержи дыхание, — предупредил профессор, снова открывая дверь.

Когда они втроем оказались внутри проходной, то сразу же возникло сонливое ощущение — то ли оттого что здесь было довольно тепло, то ли от распыленной вакцины.

Андрей краем глаза прочитал трафаретную надпись над окошком: «Вход строго по пропускам. Предъявите документы в развернутом виде». Рядом висела табличка в рамке, сверху ее алело отчетливое слово «ЗАПРЕЩЕНО», и ниже перечень мелким шрифтом. В каморке караульного все выглядело так, словно человек ушел минуту назад и вот-вот вернется. Раскрытый журнал регистрации посетителей и работников, вдоль его переплета лежит ручка, рядом стакан с чаем. Позади несколько мониторов видеонаблюдения, также выключенных, форменный пиджак, большой сейф, за которым висит комплект химзащиты. Ничего необычного, но почему выключено видеонаблюдение?

Андрей хотел задать этот вопрос Трошину, но в этом момент они втроем услышали тарахтение двигателя. Это, конечно был двигатель автомобиля, судя по всему, довольно большого. Кажется, только что этого звука не было, или, быть может, они его не слышали из-за сильного ветра.

Профессор кинулся к выходу, он ближе всех стоял к двери. Андрей за ним — он придержал тяжелую металлическую дверь, чтобы следовавшую за ним Машу не сшибло. Этой задержки в пару секунд хватило, чтобы… увидеть и оценить весь ужас, который предстал перед их глазами. У закрытых ворот с красными звездами стоял огромный джип, колеса его доходили Андрею до пояса. Возле передного колеса у водительской двери лежал человек, склонившаяся над ним тень в слепой ярости наносила удары топором по голове.

До джипа было метров десять. Человек с топором, видимо, заметил их боковым зрением. Он ринулся за руль, но профессор нагнал его, схватив куртку — высокий порог джипа не дал убийце одним махом запрыгнуть в кабину. Издав нечеловеческий вопль, он развернулся, и Андрей увидел его лицо.

Увидел его и Трошин.

— Ты?! — удивленно воскликнул профессор, на мгновение ослабив хватку.

Человек в серой куртке немедленно воспользоваться его замешательством, короткий взмах руки с зажатым охотничьим топориком, желтый отблеск резанул Андрея по глазам — и лезвие погрузилось в голову профессора как в спелый арбуз.

Андрей оттолкнулся ногой от ступеньки и в два прыжка оказался возле незнакомца — тот пытался извлечь топор, но у него ничего не получалось, — выскальзывала ручка. Тогда он оттолкнул профессора от себя, но тот вцепился мертвой хваткой в накладной карман куртки и потянул убийцу на себя. Сто килограммов потянули за собой довольного щуплого брыкающегося человека — они упали вместе, и Андрей тут же сел верхом на его спину, схватив обеими руками тощую шею.

Первобытная злоба охватила его. В глазах померкло и пальцы — не чувствуя никакой моральной преграды, сжались словно тиски.

Человек под ним сдавленно захрипел, попытался высвободиться, но неудобное положение, лежа лицом на трупе профессора, не давало ему свободы действия. Его ноги несколько раз дернулись и он обмяк, распластавшись на своей жертве.

Андрей ничего не понимал и ничего не чувствовал. Он знал, что это их единственный шанс выбраться отсюда и плешивая скотина (шапка слетела с головы мужчины) чуть не лишила их его.

Маша вскрикнула, а может быть, она кричала все это время — Андрей не слышал.

— Все, Андрей, все! Отпусти. Все кончено, он мертв, — только когда он услышал слова, доносящиеся откуда-то издалека, поднял голову, увидел ее лицо, фонарь над ними и пургу, кружащуюся в блеклой желтизне, только тогда он ослабил хватку.

Профессор смотрел в небо и глаза его были наполнены мечтательной поволокой. Дрожащие снежинки застревали в его длинных ресницах, он будто бы хотел что-то сказать, но зимняя ночь убаюкала его навсегда.

Андрей поднялся. Его лихорадило. Еще чуть-чуть и они бы никогда отсюда не уехали. Кто-то слышал все их разговоры. Кто-то смотрел за ними все это время. Кто-то знал про машину. И этот кто-то был теперь мертв.

Он схватил тело за куртку и потянул — оно перевернусь и легло рядом с трупом профессора. Лицо в пятнах и эта жуткая вонь — будто пахнуло болотной жижей.

— Это его заместитель, — сказала Маша тихо. — Кажется, фамилия Золотов. Я видела его рожу там же, на доске почета. Он там улыбается во весь рот.

— Они тут что, все заодно что ли? — сказал Андрей.

— Похоже, что так… Жаль профессора, — ответила она. — Он все-таки был с нами до конца. Если бы не он… — она хотела сказать, что тогда вряд ли бы они вытащили Андрея с того света или где он там находился, но промолчала.

— Да, жаль. Но он как капитан корабля, дрался до последнего. Другой бы давно сбежал.

— Нельзя его тут оставлять, — сказала Маша. — Может быть, в караулку затащим?

— Слишком тепло там. Я перенесу его за забор, там хотя бы волков нет.

— А здесь есть?

Андрей пожал плечами. Он склонился над телом профессора, затем резким движением вытащил топор из черепа. Снег под седой головой был кроваво-красным.

Пошатываясь от напряжения, он оттащил тела водителя джипа и профессора за ограду.

— А этот пусть валяется, вряд ли кто его похитит.