Жаль, не добили

Какой-то козел в форме расправлялся с невысоким мужчиной средних лет. Тот держался мужественно, смотрел с презрением. Он что-то говорил, но слова не различались. Убийца выстрелил. Мужчина отлетел к столу. Кричала женщина. Картинка тряслась, изображение бегало, расплывалось. Кто-то хихикал у оператора под боком, отпускал замечания по-украински.

Убийца с нашивкой старшего сержанта – коренастый, заросший щетиной – обернулся, исподлобья уставился в камеру.

«Что это ты делаешь, Денис?».

«Документальные кадры, Касьян. Фронтовая кинохроника, так сказать».

«Черт с тобой, снимай», – разрешил убийца и резко повернулся к худому пожилому мужчине.

Вадима затрясло. Надо бы выложить эту запись на всеобщее обозрение, чтобы весь мир увидел! Но все равно отбрешутся, российские спецслужбы обвинят.

Мерзавец не долго разбирался с очередным смертником. Тот что-то тихо сказал. Убийца взбесился, толкнул его, тот отлетел, ударился головой о ножку стола. Мерзавец коршуном набросился на него, стал бить по челюсти. Потом держал за ворот, другой рукой всаживал пулю за пулей.

Женщина кинулась на него с канцелярским ножом! Подонок струхнул. Очень жаль, что нож не добрался до цели. Вадим не мог смотреть, как мерзавец расправляется с женщиной, отвел глаза. За его плечом утробно сопел Олежка.

Убийца, залитый чужой кровью, снова повернулся к оператору, стал орать на него. Картинка задрожала, пропала, потом опять появилась.

Дело происходило уже на улице. Бочка, из которой торчали ноги убиенного, мертвые глаза под раскроенной лобной костью. Потом улица, БМД, застывшая на дороге. Солдаты избивали какого-то парня. Тот сидел в снегу, опустив голову, обливался кровью. Воистину, горячий снег.

Снова подпрыгивал тот самый убийца в форме старшего сержанта. Он расправлялся с пожилой четой, сначала убил мужчину, потом женщину, заорал, чтобы солдаты расстреляли всех остальных.

Максименко сработал как нельзя вовремя. Еще немного, и эти нелюди перестреляли бы полтора десятка человек.

Вспыхнула пальба, изображение дернулось и исчезло. Вадим продолжал тупо смотреть на потухший экран.

– Вот суки, – прокомментировал Апраксин и злобно харкнул на землю. – Это не люди, отбросы какие-то. Как так можно? Вот согласись, Вадим, посмотришь на такое, а потом сам начинаешь их косить направо и налево. Они сдаются, а ты их не берешь, мочишь без всякой пощады. Эй, начальник! – Он толкнул в плечо окаменевшего капитана. – Ты нормально? Чего притих-то? Не видел такого прежде?

Вадим продолжал разглядывать черный дисплей так, словно видел там что-то.

– Подожди. – Овчинин стряхнул оцепенение, мотнул головой. – Я, кажется, знаю этого ублюдка.

Да, он был знаком с негодяем, заросшим щетиной. Капитан начал заново проматывать запись.

«Документальные кадры, Касьян. Фронтовая кинохроника, так сказать».

Это был удар током. Касьян Гныш! Собственной персоной! Фашист, прирожденный убийца, старый знакомец, о котором Вадим уже начал забывать. Сколько же они не виделись? Всего-то четыре месяца с хвостиком, а кажется, что целую жизнь.

– Вспомнил? – спросил Олег Апраксин.

– Вспомнил, – выдохнул Вадим.

Из Гривово пришла та банда. В середине августа, если память не подводила капитана. Морально опустившиеся типы, которым бухла не хватило. Жизнь швырнула их на обочину, даже свои отказались от услуг этих маргиналов.

У них созрела идея метнуться на сопредельную территорию, в ДНР, обнести винную лавочку. У себя нельзя, посадят, а за грабеж у врага только похвалят. Проехали по грунтовкам на старенькой «Ниве». Итогом акции стали четыре трупа – ни в чем не повинная семья и местный безвредный алкаш. Ополченцы кинулись в погоню, но убийцы ушли.

Через несколько дней опять налет – теперь на Грозу. Вадим был там, но не успел принять мер. Погибла его соседка, тетя Тася Суровцева, пока он развлекался на озере с ее вдовой снохой Кирой. Расстались с жизнью дальний родственник одного из налетчиков и его соседи, семейная пара. При выезде на трассу бандиты застрелили двух милиционеров. Взбешенный Вадим бросился вдогонку, но мерзавцы опять ушли.

Он взял эту банду на сопредельной территории, затолкал в багажник, чтобы везти на суд, скорый, но справедливый. Эти твари развязались, бросились на него всем кагалом! Троих он ликвидировал, а Гныш ушел. Прикинулся дохлым, а стоило отвлечься – сделал ноги.

Капитан выл от бессилия, искал его под каждым кустом, но тот как в воду канул. Значит, выжил, добрался до своих, да еще и выслужился за эти месяцы, стал старшим сержантом. Он вновь занимается любимым делом, теперь уже совершенно безнаказанно. Только в Гуляевке, согласно видеозаписи, убил шестерых.

Во дворе тела Гныша не было. Капитан бросился на дорогу. Там кто угодно, только не он. В конце села тоже нет. Подонок выжил, ушел с остатками побитого войска.

Вадим снова проматывал запись, не замечая крепчающего ветра, вглядывался в хищные черты своего личного врага. Тот ведь тоже наверняка его помнил. Решит однажды поквитаться, припрется в Донецк. Хорошо, если Вадим окажется на месте, а вдруг только Кира? Они уже четыре месяца живут вместе.

– Расскажешь? – осторожно поинтересовался Олег.

Вадим отделался десятком лаконичных фраз.

Олежка был молод, но не глуп, схватывал на лету.

– Искать его собрался? Мстить будешь?

– А что еще? – Вадим вздохнул. – Ждать, пока это за меня сделают высшие силы? Сколько народа еще помрет, пока они чесаться будут? Ладно, Олег, не бери в голову. Это мои проблемы.

Из соседнего села подошли крытые фургоны, машины «Скорой помощи». Погибших мирных жителей бойцы грузили в них под вой и причитания родных. Мертвых врагов они забрасывали в кузов фургона.

Дерзкая предновогодняя вылазка обошлась противнику недешево. Двадцать два убитых у высоты, восемнадцать – в Гуляевке. Это не считая раненых и побитой техники. Кому-то в Киеве придется держать ответ за такие дела.

Можно представить завтрашние заголовки в новостях: «Новая провокация террористов!», «Прислужники страны-агрессора совершили наглую вылазку, но украинская армия отбила нападение! Потери ВСУ составили четыре с половиной человека».

С опозданием подошли бронированные микроавтобусы для перевозки личного состава. Взвод спецназа выдвинулся к линии разграничения. Наблюдатели докладывали, что противник, ранее сконцентрировавшийся в Худяковке, уходит на запад на шести грузовиках. У границы остаются дозоры и пулеметные расчеты. За Лысой горой юго-западнее Худяковки зарылись в землю батарея тяжелых гаубиц и несколько расчетов 120-мм минометов. Покидать эти позиции укропы явно не намерены.


Вадим связался со своим прямым руководителем. Начальник отдела по борьбе с диверсионно-штурмовыми группами полковник Богданов отозвался сразу.

Капитан отчитался, поздравил начальника с праздником.

– И тебя с наступающим, Овчинин, – сказал полковник. – Будем надеяться, что семнадцатый год станет лучше предыдущего.

– С чего бы? – проворчал Вадим. – Анекдот хотите? «Не задался что-то 16-й год. Наверное, 17-й будет лучше», – думали люди ровно сто лет назад.

– Да, поучительно, – согласился Богданов. – Хотя и не очень смешно. Гражданских жаль, опять ни за что страдают. Я очень рад, что ты без потерь. Молодец, бережешь людей. Не уходи пока оттуда, пусть твои ребята вдоль границы посидят. Под пули снайперов не лезьте. А насчет того, что случилось, не парься. Рецидива не будет. Знаешь, как тот мужик с лопатой, который по своим четырем соткам ходит. Вроде ровный участок, а в одном месте шишка, которая не дает ему покоя. Бродит вокруг нее, раздраженный весь такой. Потом лопату заносит, бац! – а там камень. Этот выступ на карте не дает хохлам покоя. Изнервничались в своих штабах. Срезать им надо эту неровность на карте, чтобы линия разграничения благопристойно смотрелась. Идиоты кромешные, блин. А в том, что четыре десятка семей под Новый год своих мужиков недосчитаются, не они виноваты, а мы. Будьте, кстати, осторожны. Батарея за Лысой горой может ударить. Хохлам это спишется, на них с надеждой весь западный мир взирает, а мы опять кого-то недосчитаемся.

– Хотите сказать, Валерий Павлович, что это не спонтанная акция?

– Акция планировалась в генеральном штабе Украины, с одобрения и при поддержке западных коллег. Решили под Новый год себе приятное сделать. Натворили, кретины безмозглые.

– Да, кто с демократией к нам придет… – пробормотал Вадим.

– Тот от нее же и сдохнет, – согласился полковник. – Только никакая это не демократия, а форменный фашизм. Да ты и сам это знаешь. В общем, действуй, Вадим.

– Новый год, вообще-то, – робко заметил капитан.

– Серьезно? – удивился Богданов. – А я не заметил. Как там твоя Кира? Не расписались еще?

– Живем вместе, квартиру снимаем на улице Лермонтова. Она работает в IT-компании, которая почему-то не развалилась. Пока не расписались, трудное время не позволяет. Но когда-нибудь сделаем это – всем назло и вам особенно.

– Трудные времена никогда не кончаются, – назидательно заметил Богданов. – Они меняют друг друга.

– Спасибо, товарищ полковник, – поблагодарил Вадим. – Без вас я об этом никогда не догадался бы. То есть тему наступающего Нового года вы попросту игнорируете?

– Какой же ты докучливый! – сердито проговорил куратор. – Ладно, я сегодня добрый. Покантуйся там со своими ребятами одну ночку, если все будет нормально, завтра вечерком вернешься в Донецк. Встретишь год Петуха как положено.

– Что-то мне не нравится эта птичка, – проворчал Вадим. – Хорошо, Виктор Павлович, я понял. Что там по Гнышу?

– Наведу я справки по твоему Гнышу, не переживай.

К вечеру 30 декабря усилилась метель. Завихрения поземки носились над землей, упала температура. Бойцы спецназа, свободные от боевого дежурства, отогревались в разоренной администрации. Новых попыток проникновения через границу зафиксировано не было.

Но в шесть часов вечера, когда стемнело, ударила батарея, дислоцированная за Лысой горой. Первые снаряды разорвались за западной околицей, на миг расцветили голые кусты и косогоры с балками. Рано еще для новогоднего фейерверка, никто его не заказывал!

Селяне лезли в подвалы, прятали детей, стариков. Спецназ рассредоточился в овраге за зданием администрации. Эти меры предосторожности оказались не лишними.

Последовал новый залп. Снаряд взорвался на углу здания, разнес ту самую бочку и солидный кусок стены. Два рванули на дороге, еще парочка – в огородах мирных жителей. Разлетелась в щепки недостроенная беседка, вспыхнула старенькая «Лада».

Подставлять вторую щеку командование ополчения не собиралось. Позиция украинской батареи была известна. Вступили в дело 152-мм самоходные гаубицы «Акация», подошедшие к линии фронта. На врага обрушился мощный удар. Снаряды терзали земляные валы, разбрасывали бревна накатов. Одно из орудий превратилось в груду железа. Загорелись и стали рваться ящики со снарядами, которые хранились в отдельном блиндаже.

Гуляевку украинцы уже не обстреливали. Выжившие номера расчетов плевать хотели на крики командиров, покидали позиции и прятались в лесу.

Это был благоразумный шаг, потому что третий залп оказался самым разрушительным. Снаряды рвались в траншеях, на огневых позициях, в клочья разносили орудия. Зарево за Лысой горой было видно издалека.

В семь часов вечера все закончилось. По Гуляевке бегали люди с ведрами и огнетушителями. Спецназовцы помогали им.

Ночь прошла спокойно.

Последний день старого года тоже не бодрил людей жаркими баталиями. В три часа прибыл взвод ополчения из-под Макеевки, занял позиции вблизи границы. Ополченцы были злые, неласково косились на уходящий спецназ. В вещмешках у них что-то позвякивало. Парень с хорошо развитой мускулатурой тащил на плече мешок с мандаринами. Оптимистических иллюзий по поводу проведения новогодней ночи эти парни, похоже, не испытывали.

К пяти часам вечера спецназ вернулся в Липки. Вадим сдал оружие, наспех переоделся, вышел на дорогу ловить такси. Водитель присмотрелся к его физиономии и не стал ломить цену. Рассчитываться пришлось гривнами. Последняя зарплата была выдана именно ими. С этим в ДНР царила полная демократия. Не важно, какие деньги, лишь бы были.

– Эх, приятель, подрываешь ты мою веру в российский рубль, – заявил таксист, пересчитывая наличность. – Ладно, все в порядке, с наступающим тебя.

Улицы Донецка были заполнены народом. Город снова становился миллионником. Горели витрины, блестели гирлянды. Полным ходом работали магазины, хотя по устоявшейся традиции дензнаков у населения не хватало.

Капитану пришлось заехать в управление – выбора не было. Рядом со старым, тщательно охраняемым особняком, в котором ютились структуры разведки и контрразведки, как-то незаметно вырос новый, пока еще весь покрытый зеленью, то есть строительными лесами.

«Замечательно, – подумал Вадим. – Надо похвастаться Кире, что я тоже работаю в динамично развивающейся компании».

Полковник Богданов, отнюдь не похудевший за последние месяцы, все еще сидел у себя в кабинете и просматривал новости в планшете. Среди последних новшеств в управлении значился бесплатный WI-FI, хотя и не для всех смертных. На столе перед ним стояла крохотная искусственная елочка, увешанная миниатюрными автоматами Калашникова и красноармейскими звездами.

– Очень хорошо, что в первую очередь ты заехал не к себе домой, а к любимому начальству, – заявил Богданов.

– Подхалимствую, – объяснил Вадим. – Признаться, это решение далось мне с трудом, но я его принял. Читаете последние новости, Валерий Павлович?

– Читаю, – подтвердил полковник. – Что характерно, ни одной хорошей. В Америке давно прошли выборы, но умнее янки не стали. Опять они самые передовые, первыми произошли от обезьян. Во всем виновата Россия – в Сирии, на Украине, в киберпространстве, в том, что мы насаждаем новый мировой порядок, основанный на насилии, и даже назначили им президента. Снова санкции, ограничения, обвинения, угрозы показать нам кузькину мать.

– Это нормально. – Вадим пожал плечами. – Они Россию ненавидят только за то, что она есть. А что нового у нас, товарищ полковник? Кроме грядущего боя курантов, разумеется.

Богданов покряхтел, запоздало предложил капитану присесть.