Жаркое лето сорок второго

Что касается итальянских моряков, то у них не было существенного боевого опыта. Полностью сосредоточив внимание на защите собственных портов, прикрытии военных конвоев в Тунис и на борьбе с британской эскадрой, стоящей в Александрии, дуче отправил своему другу не лучших представителей королевского флота. Натолкнувшись на заградительный огонь корабельной артиллерии, итальянцы предпочли скорее имитировать торпедную атаку, чем её осуществить. Благодаря чему советские корабли благополучно вернулись в свою базу.

Свой главный удар, как и предполагал генерал Рокоссовский, враг нанес на северном участке обороны Севастополя, на стыке секторов 3 и 4, силами трех полков. Благодаря разрушительным действиям артиллерии и саперам, немецкие солдаты быстро преодолели минные поля и заградительные построения советской обороны. Орудия ещё вели огонь, когда штурмовые отряды спустились в долину реки Бельбек и, перейдя ее вброд, поскольку она была неглубока и имела несильное течение, атаковали позиции советских войск вдоль Камышловского оврага. Именно в этот момент стало возможно оценить эффективность действий немецкой артиллерии все эти дни, и она не поднялась выше оценки 3+.

Огневые точки не были полностью подавлены, а, казалось бы, разрушенные от длительной бомбардировки окопы и траншеи советской обороны ощетинились плотным огнем автоматов и винтовок. Вместе с ними вели огонь по врагу и советские снайперы. Воспользовавшись тем, что замах атаки противника был слишком длинен, они уверенно выбивали из его наступающих цепей в первую очередь офицеров и пулеметчиков, что существенно влияло на силу атаки.

Не сыграли в этот день и бронетанковые подразделения вермахта, на которые Манштейн делал особые ставки. Из-за сложности рельефа столь любимые генералом штурмовые орудия не смогли действовать в своем прежнем блеске на берегах Бельбека. Несколько машин подорвалось на минном поле противника, затем выяснилось, что угол склонов не позволяет орудиям в полной мере оказывать огневую поддержку пехоты.

Кроме этого, весьма эффективно против них действовали расчеты противотанковых ружей и метатели бутылок с зажигательной смесью. Они смогли остановить и зажечь четыре штурмовых орудия, к огромному раздражению Манштейна, лично следившего за штурмом. Последнюю точку в их участии в атаке поставил огонь гаубичных батарей, заставивший бронированные машины вермахта отступить.

Также не столь эффективным оказалось применение немцами радиоуправляемых танкеток. Любимое детище покойного маршала Тухачевского получило боевое крещение, только с обратной стороны фронта. «Боргварды», так именовались они в немецкой документации, не смогли произвести ни одного удачного подрыва. Несколько танкеток вышли из строя ещё до начала атаки из-за технических проблем. Большая часть машин, принявших участие в атаке, было повреждено артиллерийским огнем защитников Севастополя. Некоторые переворачивались в результате близких разрывов снарядов, с другими терялось управление, третьи преждевременно взрывались, нанося ущерб атакующим порядкам пехоты. Те танкетки, что не были повреждены огнем советской артиллерии, попросту застряли на неровной дороге и были брошены своими операторами.

Единственный случай, когда танкетке удалось достичь позиций противника, был зафиксирован, когда аппарат двигался по ровной проселочной местности. Несмотря на пулеметно-автоматный огонь, танкетка приблизилась к своей цели и по сигналу оператора взорвалась, но достигнутый успех не был поддержан усилиями пехотинцев.

Полная неэффективность радиоуправляемых танкеток проявилась под стенами Севастополя во всей «своей красе», наглядно продемонстрировав всю пагубность идей «великого маршала», в свое время потратившего миллионы рублей на создание этого детища.

Все тяжесть штурма Севастополя легла на плечи немецких пехотинцев, которые только в одном месте, на стыке двух секторов, смогли прорвать оборону и блокировать гарнизон одного из её укреплений. Об этой новости немедленно сообщили Манштейну, но радость была недолгой. Рокоссовский немедленно подтянул к месту прорыва резервы и быстрой контратакой восстановил положение дел. Немцы ещё дважды, при поддержке артиллерии и реактивных установок, пытались прорвать в этом месте оборону противника, но безуспешно. Укрепление несколько раз переходило из рук в руки, но в конце концов осталось за советскими воинами.

Не добились успеха подразделения и генерала Фреттера-Пико, атаковавшие позиции в районе Сапун-горы. Преодолев минные поля и вклинившись в оборону русских, немецкие штурмовые роты попали под фланговый пулеметно-минометный огонь. Своевременно подтянув резервы, генерал-майор Новиков провел контратаку противника и заставил его солдат отойти на исходные позиции.

Действия румынского горного корпуса в документах 11-й армии было определено как «неспособность незамедлительного использования эффекта огневой подготовки и неэффективное руководство войсками на всех уровнях их управления».

Подводя итоги первого дня наступления, Манштейн был вынужден признать, что в этот день ни на одном участке фронта боевая задача не была выполнена. Командующий 1-й армией признал, что сопротивление советских войск оказалось сильнее ожидаемого. Что выпущенные в этот день по позициям врага четыре тысячи тонн боеприпасов не позволили германской армии прорвать советскую оборону.

Особенное раздражение у лучшего военного ума рейха вызвали цифры потерь. В общей сложности убитыми и ранеными они составляли около четырех тысяч солдат и офицеров немецко-румынского воинства. Имеющиеся в распоряжении Манштейна резервы позволили ему компенсировать потери этого дня, но все это наводило на грустные мысли.

Также неудачной оказалась поддержка наступательных действий пехоты со стороны артиллерийских гигантов. 355-миллиметровые М.1 и «Гамма» не смогли заставить умолкнуть орудия фортов «Сталин» и «Чека», как и уничтожить их защитников. Все немецкие атаки разбивались о стойкость гарнизонов этих укреплений.

Два мощных «Карла», выпустивших в этот день пятьдесят два снаряда на двоих по батарее майора Александера, вновь достигли очень скромных успехов. На этот раз они повредили поворотный механизм другой башни и тем самым на время вывели её из строя. Выпадение части орудий зловредной батареи было сразу замечено немецкими наблюдателями. Уменьшение количество активных стволов форта «Максим Горький» было расценено как большой успех, о чем сначала было сообщено Манштейну, а затем и в штаб-квартиру фюрера. Этот мнимый успех одного из «Карлов» на время позволил прикрыть фиговым листком срам неудачного наступления, а также проблемы, возникшие при эксплуатации «Доры». В этот день из-за многочисленных проблем технического характера чудо-оружие смогло сделать по русским позициям всего одиннадцать выстрелов. Главной целью «Доры» вновь стали штольни, укрывавшие арсенал северной стороны Севастополя, но на этот раз удача смотрела в противоположную сторону.

Как ни пытались наблюдатели рассмотреть в мощные цейсовские окуляры результаты действий своих сверхгигантов, но так и не смогли этого сделать. Подручные подполковника Боме не смогли смести с лица земли ни укрепление форта «Молотова», ни «Белый утес». В качестве оправдания своей малорезультативной стрельбы артиллеристы указали невозможность проводить пристрелку орудия двумя выстрелами из-за плохих погодных условий.

Так закончился первый день этого штурма. Севастопольцы сумели отбить натиск врага, но Манштейн славился своим упорством и настойчивостью. Вцепившись мертвой хваткой в противника, он не собирался отступать. Внеся коррекцию в свои наступательные планы, генерал решил усилить акцент морской блокады Севастополя, чтобы обескровить защитников крепости.

В ближайшее время должен был прибыть отряд немецких торпедных катеров, которые, по замыслу Манштейна, должны были переломить ситуацию в пользу вермахта. Кроме этого, Рихтгофен обещал перебросить из-под Ростова дополнительные эскадрильи пикирующих бомбардировщиков. Все ещё только начиналось.





Глава IX. Бои местного значения в районе Мекензиевых гор




Серьезность своих намерений и готовность идти до конца Манштейн доказал уже на следующий день, когда вновь продолжил наступление на стыке третьего и четвертого секторов обороны Севастополя.

Передняя линия советской обороны представляла собой широкую полосу оборонительных укреплений, состоявшую из минных полей, четырехрядную заградительную линию колючей проволоки, а также траншей, окопов, дотов и дзотов.

Шесть дней непрерывного артиллерийского обстрела не очень помогли немецкой пехоте в её попытке прорвать оборону противника. Да, были организованы проходы в минных полях и серьезно повреждена заградительная линия, но хорошо углубленные в полный рост окопы с траншеями, а также доты и дзоты не были полностью разрушены, что обернулось для немцев чувствительными потерями.

Для быстрого и эффективного исправления допущенных ошибок и недочетов Манштейн приказал применить против русской обороны зенитную артиллерию. Знаменитые немецкие пушки «ахт-комма-ахт» с началом боевых действий на Восточном фронте хорошо зарекомендовали себя в борьбе не только с самолетами, но и с танками противника.

Это были единственные орудия вермахта, что могли пробить броню советских танков Т-34 и КВ, неприступную для снарядов других немецких пушек. Зная эту особенность зенитных орудий, гениальный стратег Манштейн решил использовать их против дотов и дзотов Севастополя, и его выбор оказался верным. После обстрела из зенитного орудия огневые точки, как правило, прекращали свое существование.

Столь неожиданный ход принес свои плоды уже в тот же день. Сосредоточив свои ударные силы на узком участке фронта, после пятичасового обстрела немцы прорубили оборону советских войск в долине реки Бельбек. Массированный удар авиации, артиллерии, танков буквально выкосил ряды защитников Севастополя. Так, 172-я стрелковая дивизия по своей численности не превышала полк, а 70-я стрелковая бригада едва могла равняться по своему личному составу двум обычным батальонам. В этих условиях советские солдаты не смогли противостоять натиску врага и были вынуждены отступить к станции Мекензиевы Горы и к южным скатам высоток, примыкавшим к станции.

При прорыве обороны немцам удалось окружить часть соединений 172-й дивизии. Все попытки имеющимися в третьем секторе силами пробить коридор к взятому в кольцо батальону майора Невоструева успеха не принесли. При поддержке реактивных минометов и полевой артиллерии немцы успешно отразили контратаку советских войск. Казалось, что судьба окруженных войск ясна, и генерал Петров предложил считать их потерянными, но с этим в самой категоричной форме не был согласен командующий. Несмотря на то что в южной части обороны немцы и румыны в этот день продолжали наносить вспомогательные удары, Рокоссовский снял часть войск из района Инкермана и ближе к вечеру предпринял ещё одну контратаку, увенчавшуюся успехом.

Ради вызволения бойцов батальона из смертельных тисков гитлеровцев севастопольцам пришлось серьезно опустошить свои арсеналы. На этот факт генерал Петров специально обратил внимание командующего при подведении итогов боевых действий за день.

– Ещё несколько таких контратак, и мы останемся без снарядов… – В этих словах командующего СОР было слышно продолжение недавнего спора о разумной длительности артиллерийской контрподготовки. Упрек был в определенной мере справедлив, но по прошествии нескольких часов генерал был вынужден признать свою неправоту. Поздним вечером в бухту Казачью прибыл крейсер «Ворошилов» в сопровождении эсминцев, на борту которых находилось маршевое пополнение и большое количество различных боеприпасов. Кроме этого, на аэродром Херсонес прибыло шесть транспортных самолетов Ли-2, доставивших в осажденную крепость тридцать тонн боеприпасов. Зная об острой нехватке боеприпасов, которую испытывали защитники Севастополя, Мехлис сумел добиться от Москвы отправки на Крымфронт двадцати транспортных самолетов. При этом Лев Захарович настоял на том, чтобы самолеты прибывали груженные боеприпасами, согласно списку, составленному генералом Малининым.

Столь вовремя прибывшие подкрепления сняли определенную остроту разногласий между «варягами» и старожилами по тактике, но не смогли устранить разногласия по стратегии.

Если для Рокоссовского все действия противника были ясны и понятны, то для генерала Ивана Ефимовича и его штаба в вопросе направления главного удара немцев полной определенности по-прежнему не было. Во всех действиях противника они в первую очередь видели хитрость, за которой стояла угроза прорыва обороны в том месте, где его не ждали.

Кроме этого, командующий войсками фронта и командующий СОР расходились в вопросе противодействия противнику. Оба генерала стояли за активное противостояние войскам врага путем проведения контратак, но полностью расходились во взглядах по их осуществлению. Петров стоял за статичную, размеренную оборону с привлечением для контратак резервов СОР, тогда как Рокоссовский имел совершенно противоположную точку зрения. Выяснив направление главного удара врага, он собирался противодействовать ему путем усиления этого участка обороны через переброску войск со спокойных участков фронта, сохраняя при этом резервы. На резонное замечание оппонента, что противник может воспользоваться временным ослаблением сектора обороны и прорвать его, командующий говорил, что он предпочитает бороться с реальной угрозой прорыва обороны, а не с гипотетической.

– Да, такая угроза существует, но, поддерживая постоянную плотность войск во всех секторах обороны, мы создаем Манштейну благоприятные условия к прорыву нашей обороны в районе Мекензевых гор и к выходу к главной бухте Севастополя. Для недопущения этого нам необходимо сформировать мощный кулак на пути корпуса генерала Хансена, наткнувшись на который, немцы бы отступили.

Командующий говорил без криков и энергичных междометий, обычно присутствующих в речах советских командиров, но всем было ясно, что его позиция не является предметом споров и обсуждений. Выработав кровью и потом свою «науку побеждать», генерал Рокоссовский не собирался от неё отступать.

Обсуждая тактику противодействия противнику, ни старожилы, ни «варяги» не смогли найти эффективного способа борьбы с гаубицами и зенитными пушками немцев. Первые были надежно скрыты от огня советских пушек складками местности, а вторые, благодаря своим вездеходам, могли быстро менять свою дислокацию или вести огонь прямо с колес.


Совещание уже закончилось, когда дежурный по штабу доложил Рокоссовскому, что к нему на доклад просятся летчики. Поначалу командующий полагал, что авиаторы хотят обсудить с ним вопросы прикрытия транспортов или противодействия самолетам противника, но они предложили ему другую тему разговора.

В составе авиации СОР было две пары самолетов У-2, в основном использовавшихся для связи с Большой землей или для разведки. Маленькие и тихоходные самолеты не годились для быстрого и скоростного боя, но летчики предложили использовать их самолеты в качестве ночных бомбардировщиков.

– Мы слышали, товарищ командующий, что наши войска сильно зенитки донимают, так мы можем попытаться уменьшить их численность.

– Но каким образом? – удивился Рокоссовский. – Пусть я не авиатор, но даже мне ясно, что в противостоянии У-2 с зениткой больше шансов на победу у зенитки.

– Ваше утверждение верно только наполовину, товарищ генерал. В дневное время зенитка, конечно, сможет быстро сбить наш тихоход, но вот ночью картина полностью противоположная. На малой высоте с работающим на малых оборотах мотором, а иногда и без него, У-2 сможет незаметно подойти к цели и произвести скоростное бомбометание. Две фугасные бомбы по сто килограммов или четыре по пятьдесят наша «блоха» вполне потянет.

– Но вам ещё нужно будет выяснить, где находятся зенитки врага. К сожалению, точным местом их расположения мы не обладаем, – честно признался командующий, которому идея с У-2 очень понравилась.

– С точным их местоположением было бы неплохо, но эта проблема вполне решаема.

– Как?!

– Мы заставим их себя обнаружить, – принялись летчики с увлечением пояснять генералу. – Один самолет без бомбовой нагрузки пройдет над предполагаемой позицией врага и позволит немцам себя засечь. Они, естественно, зажгут прожекторы и откроют огонь по воздушной цели. Пока они будут пытаться сбить нашу приманку, главные силы нашего отряда подойдут со стороны немецкого тыла и уничтожат зенитки противника.

– Но ведь это очень опасно и рискованно. Кроме того, у вас наверняка нет опыта в проведении подобных операций.

– Уже есть, товарищ командующий, – усмехнулись пилоты. – Прошлой ночью мы атаковали одну гаубичную батарею немцев, что сильно беспокоила наши позиции в районе Сапун-горы. Вышли, сбросили бомбы и благополучно вернулись домой. По докладам наблюдателей, больше она нас не тревожит.

– И когда вы намерены уменьшить численность зениток у Манштейна – сегодня?

– Можно и сегодня, но было бы лучше провести наблюдение за действиями противника, чтобы нанести точный удар.

– Хорошо, – быстро согласился Рокоссовский. – Нам примерно известно, где завтра будут действовать немцы, поэтому давайте определимся, кого куда пошлем наблюдателем.



Обрадованный предыдущим успехом, утром 9 июня генерал Манштейн продолжил свое наступление по прежнему шаблону. Первой по советским позициям ударила авиация, затем артиллерия, после чего в дело вступили штурмовые группы. В этот день немцам нужно было окончательно прорвать первую линию обороны противника и выйти к фортам, главным защитным укреплениям Севастополя. О них они сломали себе зубы в декабре сорок первого и на этот раз намеривались получить за этот конфуз достойную сатисфакцию.

Сил, решимости сделать это у гитлеровцев хватало, но с самого начала стали возникать досадные неожиданности. Число зенитных установок в северных секторах обороны Севастополя увеличилось, что сказалось на количестве потерь немецких самолетов. За один день от огня с земли летчики люфтваффе потеряли девять самолетов, и ещё три получили повреждения. Свои неприятные сюрпризы получили и немецкие артиллеристы. Во время обстрела советских позиций из пушек, минометов и зениток они столкнулись с хорошо организованной контрбатарейной борьбой. Несмотря на новый обстрел осадных гигантов «Доры» и «Карлов», зловредная батарея майора Александера продолжила громить тылы немецких войск вместе с неизвестно откуда взявшейся 203-миллиметровой гаубичной батареей.

Удары, наносимые советскими артиллеристами, были для гитлеровцев довольно чувствительными, и потому они были вынуждены незамедлительно принять контрмеры. Вместо того чтобы своим огнем расчищать дорогу изготовившейся к наступлению пехоте, часть расчетов занялись контрбатарейной борьбой, что имело пагубные последствия для пехоты, так как не все огневые точки противника были подавлены.

Дальше – больше. Во время атаки пехоты быстро выяснилось, что вместе с зенитками русские перебросили на северную сторону обороны несколько гаубичных 152– и 122-миллиметровых батарей. Скрытые до поры до времени, они стали камнем преткновения для наступающей пехоты немцев. Именно руководимые наблюдателями, они быстро отсекли атакующие цепи пехоты от штурмовых орудий, сделав их легкой добычей для расчетов ПТР.

Несколько раз солдаты 25-й пехотной дивизии генерал-майора Теттау пытались занять станцию Мекензевые Горы, но все их атаки были отбиты. Советские войска прочно удерживали свои позиции и не отступили ни на шаг. Кроме этого, во время последней атаки произошел трагический случай. Видя безрезультативность этого наступления, командир 32-го пехотного полка полковник Толь отдал приказ об отходе на занимаемые позиции. Получив приказ командира, солдаты полка стали отступать и в этот момент попали под огонь советских гвардейских минометов, легендарных «катюш». Понесенные от этого потери исчислялись десятками, и полковник был смещен по приказу Манштейна.

Это день наступления принес командующему 11-й армией сплошные разочарования. Кроме конфуза с наступлением, Манштейн сделал для себя несколько неприятных открытий. Во-первых, противник явно ждал наступления немецких войск в этом месте. Едва только артиллерия прекратила огонь по позициям врага и пехота пошла на штурм укреплений, как русские быстро подтянули резервы. Это было хорошо видно с наблюдательного пункта в «Орлином гнезде». После обстрела русских траншей и окопов из гаубиц и минометов, вместо разрозненных очагов сопротивления, как это было вчера, немецкие солдаты наткнулись на хорошо насыщенную оборону противника и были вынуждены отступить.

Во-вторых, Манштейн и офицеры его штаба заметили такой факт: если в прежние дни русские артиллеристы вели свой огонь очень экономно, явно считая каждый свой снаряд и руководствуясь исключительно необходимостью действий, то на этот же раз они вели огонь ровно столько, сколько это было нужно для боя, не пытаясь сэкономить. Подобные действия противника ясно говорили, что осажденная крепость явно получает помощь извне и провозглашенная блокада Севастополя существует только на бумаге. Сделанные командующим открытия послужили основанием для неприятной беседы, произошедшей между ним и летчиками и моряками. Лучший германский ум не пожелал слушать их жалкие объяснения, что русские корабли действуют в основном в ночное время суток, что не позволяет создать полную морскую блокаду осажденной крепости.

– Севастополь должен быть изолирован! В противном случае не мы перемелем его гарнизон, а он нас, – гневно бросил Манштейн вытянувшимся в струнку военным. Энергетическое воздействие начальства на подчиненных всегда было действенным методом. Переполненные энтузиазма, ответственные за блокаду Севастополя офицеры приступили к работе и уже утром смогли порадовать генерала приятными новостями.

Первыми отличились моряки. Их стоявшие в Ялте торпедные катера сумели потопить на подступах к Балаклаве две шхуны и баркас, груженный боеприпасами и продовольствием. Конечно, куда более приятным известием было бы сообщение об уничтожении более крупного корабля, но и это обрадовало генерала. На безрыбье и рак рыба, а на бесптичье и попа соловей.

Вслед за моряками о своей удаче доложили Манштейну и летчики. Согласно их победному донесению был поврежден и уничтожен крупный транспортный корабль русских, везший в Севастополь боеприпасы, людское пополнение, и в этом было горькая доля правды. Из-за разгильдяйства и безответственности некоторых товарищей из штаба адмирала Октябрьского теплоход «Абхазия» был выпущен из Туапсе с большой задержкой, в результате чего подошел в район Севастополя в светлое время суток. Более того, вместо двух кораблей прикрытия его сопровождал один сторожевик, что было грубым нарушением инструкции, утвержденной членами Военного совета Крымфронта.

Первый раз транспорт подвергся атаке четырех истребителей противника в районе мыса Форос. Однако благодаря своим зенитным установкам и пулеметам сторожевика, ему удалось отразить все атаки противника без серьезного ущерба. В результате грубой ошибки капитана обнаруженная врагом «Абхазия» не попыталась укрыться в Балаклаве, а продолжила движение в Севастополь. На траверзе мыса Херсонес транспорт атаковала восьмерка «юнкерсов» вместе со звеном истребителей. Благодаря вовремя поднятой в воздух авиации прикрытия, а также самоотверженной работе зенитных расчетов мыса Херсонес, противник не смог потопить «Абхазию». С многочисленными пробоинами и повреждениями она вошла в Камышовую бухту, где встала под разгрузку.

На добивание транспорта было брошено два десятка пикирующих бомбардировщиков, но потопить корабль они так и не смогли. Сначала сделать это им помешала дымовая завеса, которую согласно приказу генерала Рокоссовского ставили над любым транспортом, по тем или иным причинам оказавшимся в Севастополе днем. Затем гитлеровским стервятникам под удар было подставлено старое гидрографическое судно, потерявшее ход. Именно оно приняло на себя град бомб фашистов и было ими потоплено, сохранив для осажденного города свыше 500 тонн боеприпасов и боевое пополнение численностью в бригаду.

Когда Мехлис узнал о случившемся, его гневу не было предела. В кратчайшие сроки было проведено расследование, и все виновные в случившемся пошли под трибунал. Звания, награды и сроки летели подобно осенним листьям в ветреную погоду. Первый комиссар страны был безжалостен к нарушителям, впрочем, и он был вынужден считаться с военным временем. Лишившись званий и должностей, виновные сохранили жизни, ибо все приговоры были отложены на время войны.

Что касается адмирала Октябрьского, то он основательно поседел, когда Мехлис зачитал ему проект телеграммы к Верховному Главнокомандующему. Попади она на стол Сталина, и бедному Филиппу Сергеевичу уже ничто бы не помогло.

– Ваше счастье, что для её отправки в Москву нужно две подписи; моя и генерала Рокоссовского. Свою подпись я уже поставил, но вот командующий не согласен со мной. Он не видит вашей полной вины в произошедшем случае. Пока не видит, но если по недосмотру ваших подчиненных пострадает ещё один транспорт, я вам не завидую, Октябрьский, – холодно произнес Мехлис, и у адмирала защемило сердце от предчувствия того, как ему будет плохо. С трудом сдерживаясь, чтобы не схватиться за ноющую грудь, пересохшими от волнения губами Филипп Сергеевич пообещал своему мучителю, что контроль за отправкой транспортов в Севастополь будут удвоен, утроен – ужесточен, одним словом.

– Я лично прослежу за тем, чтобы подобного безобразия не повторилось, товарищ Мехлис. Лично, – заверил Октябрьский первого комиссара, и тот согласился не отправлять телеграмму в Москву, но тут же выкатил новые требования к флоту, составленные к этому времени генералом Малининым.

Все это было потом, а утром 10 июня, взбодренный хорошими известиями от летчиков и моряков, командующий 11-й армией пребывал в хорошем настроении. Шестое чувство подсказывало ему серьезную удачу в этот день, и оно его не обмануло. Не прошло и часа, как наблюдатели донесли, что в результате выстрела одного из «Карлов» на форте «Максим Горький» замечен взрыв, после которого огонь русской батареи ослаб. С замиранием сердца генерал потребовал скорейшего подтверждения этого сообщения от летчиков, и оно вскоре поступило. Сначала летчики сообщили по радио, что одна из башен батареи сорвана с погона, а затем это было подтверждено напечатанными фотографиями.

Радость о хотя бы частичном уничтожении ненавистной батареи у всех присутствующих в штабе офицеров была огромна. Все наперебой поздравляли друг друга с успехом, и в этом радостном гуле потонуло сообщение о том, что прошлой ночью русская авиация уничтожила несколько зенитных установок. Горечь потерь оставила свою зарубку на душе генерала, но не смогла испортить предчувствия скорой победы.

Несколько отойдя от прежнего рисунка наступления, в этот день Манштейн первыми двинул в бой войска генерала Фреттера-Пико. После привычной бомбардировки передовых позиций русских с земли и с воздуха немцы пошли в атаку при поддержке двух рот танкового батальона 22-й танковой дивизии. Желая создать у противника иллюзию в переносе направления главного удара, Манштейн был вынужден частично задействовать свой танковый резерв из-под Керчи. Стремясь хоть как-то компенсировать ослабление этого заслона, он согласился на включение в состав танковых рот трех трофейных советских танков КВ.

Задумка лучшего тевтонского ума была неплохой, но все пошло прахом из-за её скверного исполнения и активного противодействия генерала Новикова. Первая заключалась в том, что, несмотря на активные действия против южного сектора русской обороны, немцы так и не смогли вскрыть полностью всю её схему. Будучи полностью уверены в том, что уничтожили всю переднюю линию укреплений противника, немецкие солдаты шли в наступление и натыкались на новые очаги сопротивления. Пытаясь исправить допущенные ошибки при помощи артиллерии, через некоторое время Фреттер-Пико вновь атаковал, и вновь безрезультатно.

Попав под сильный минометный огонь прикрытия, немецкая пехота не смогла продвинуться дальше линии первых траншей. Что же касалось танковой поддержки, то здесь цивилизованные немцы столкнулись с примитивной азиатской хитростью. За ночь перед наступлением противника советские саперы скрытно установили новые минные поля, что стало полной неожиданностью для немецких танкистов. Полностью уверенные в том, что наступают по чистому месту, они атаковали позиции защитников Севастополя и потеряли на минах пять машин, в том числе и два трофейных танка. Потеряв в бесплодных атаках убитыми и ранеными свыше трехсот человек, Фреттер-Пико прекратил наступление и, по язвительному совету Манштейна, занялся тщательным изучением обороны противника.

Танковые атаки произошли в этот день и на северной стороне обороны города, но только на этот раз в качестве атакующей стороны были советские танкисты. После двухчасовой задержки Манштейн продолжил наступление на стыке третьего и четвертого секторов обороны Севастополя, стремясь на узком участке фронта выйти к форту «Сталин». Это укрепление он называл «поворотным столбом», разрушение которого должно было привести к краху всей главной линии обороны противника.