Жаркое лето сорок второго

Среди бумаг, обнаруженных в нем, есть один важный документ. Это копия рапорта от командира одного из пехотных полков 24-й дивизии. В нем он сообщает о невозможности выделения воинских подразделений для охраны железнодорожных путей, по которым под Севастополь к 27 мая этого года должны прибыть три осадных орудия, из-за сильных потерь полка. Тот факт, что рапорт составлен на имя генерал-полковника Манштейна, говорит об особой важности этих орудий для немцев. В документе они обозначены как «Гамма», «Карл» и «Тор». По крайней мере, их так перевели наши специалисты. По своей линии я послал запрос в Москву об этих орудиях, но ответа пока ещё нет.

Зинькович излагал суть дела коротко, сжато, не размазывая кашу по тарелке, и вместе с тем информативно, подобно тому, как преподаватель доносит главную суть обсуждаемого вопроса студентам. В ранней молодости Зинькович действительно преподавал в одном из институтов страны, но затем его судьба резко изменилась.

– Наверняка это осадные орудия крупного калибра, если немцы перевозят их по железной дороге, – высказал свое предположение генерал Малинин и вопросительно посмотрел на Казакова, главного специалист по артиллерии.

– Вполне возможно, что так оно и есть. Для разрушения линии Мажино немцы создали несколько осадных батарей особой мощности, но испытать их в деле не пришлось. В управлении говорили, что в июне сорок первого из сверхмощных орудий немцы обстреливали Брестскую крепость, но точных сведений по этому вопросу у нас нет.

– Если это правда, то Севастополю предстоит очень трудный экзамен, который он может и не выдержать.

– Значит, нужно сделать все, чтобы уничтожить эти орудия или не дать им дойти до Севастополя, – оппонировал Малинину Мехлис. – Товарищ майор, в вашем распоряжении есть диверсионные группы, способные выполнить такое задание?

– Нет, специальных диверсионных групп у фронта нет, товарищ армейский комиссар первого ранга. Все подобные подразделения находятся в прямом подчинении Москвы, точнее наркоматов. Есть несколько партизанских отрядов, находящихся на связи с нами, но поручать им подобную задачу значит неоправданно рисковать. Большинство из них гражданские люди, без опыта диверсионной работы, а следовательно, высок шанс провала задания, а бить нужно точно в десятку. Если выяснится, что мы знаем об орудиях, немцы сделают все, чтобы второй попытки их уничтожения не было.

– Вы принижаете способности советского человека к быстрому освоению любого дела. Если Родина прикажет, каждый сможет стать Героем, – начал спорить с Зиньковичем Мехлис, но Рокоссовский остановил его.

– Специальный диверсионный отряд можно создать своими силами из числа морских пехотинцев. Люди они крепкие, способные воевать в любых условиях, а что касается диверсионных навыков, то я здесь полностью согласен с товарищем Мехлисом. Пусть знающие товарищи покажут и научат, что и как делать, а дальше опыт придет, было бы желание. А вот помощь партизан в этом деле неоценима, они должны стать нашими глазами и ушами в тылу врага. И чем больше этих ушей будет в нашем распоряжении, тем лучше. Александр Аверьянович, нельзя ли на ближайшие два месяца нацелить внимание всех крымских партизан на проведение разведки?

– Можно попробовать, товарищ генерал. Правда, не у всех отрядов есть рации, и связь их с нами будет затруднена.

– А не нужно, чтобы в каждом из отрядов партизан была рация. Будет лучше и проще, если эти отряды все собранные сведения будут передавать нашему спецотряду, в обязанности которого и будет входить уничтожение осадных орудий врага. Что вы считаете по этому поводу, товарищи? – спросил Рокоссовский всех присутствующих, но в первую очередь он обращался к Мехлису. Лев Захарович важно встряхнул головой и готов был ответить, но его опередил Зинькович:

– Отличная идея, товарищ командующий. Если разрешите, я сегодня же начну подбор кандидатов среди морских пехотинцев. Думаю, нужно будет десять-двенадцать человек, не больше. Что касается партизан, то недели вполне хватит, чтобы связаться с ними и замкнуть их внимание на поиск и выявление осадных орудий. Такая махина, как они, не иголка, под стог сена не замаскируешь и под брезентом не укроешь.

– Неделя слишком долгий срок, три-четыре дня, не больше. Мы не можем долго ждать, – обиженно бросил Мехлис, недовольный тем, что майор опередил его. – Будет справедливо, если мы к этому делу подключим ещё штаб партизанского движения. Я лично свяжусь с товарищем Ворошиловым и постараюсь выяснить, есть ли у них свои связи с отрядами, о которых не знает товарищ майор. Необходимо также помнить, что о поисках орудий должен знать узкий круг людей. Простых бойцов следует ориентировать на выявление войск противника и наблюдение за их перемещением, в целях планируемого нами наступления. Такая правда вполне допустима для пользы дела.

– Ещё предложения или вопросы есть?

– Думаю, стоит сделать запрос в ГАУ относительно сверхмощных орудий у немцев. Там сведений наверняка больше и они более точные, чем все наши предположения. Для быстроты дела будет лучше сделать его за вашей подписью, – предложил Казаков, и Рокоссовский на лету его поддержал.

Новых дополнений не последовало, и штаб Крымского фронта вновь занялся обсуждением наступления, но тема Севастополя и осадных орудий вновь всплыла, только на более высоком и ответственном уровне. Вечером того же дня у Рокоссовского состоялся разговор с Василевским, в котором исполняющий обязанности начальника Генштаба поинтересовался мнением генерала о Севастополе.

– Генеральный Штаб считает, что в свете последних событий Манштейн предпочтет оставить вас на «закуску», сосредоточив все свое внимание на Севастополе. Немцы оценивают ваши потери около ста тысяч человек и считают, что в ближайшее время вы не сможете проводить никаких активных действий, кроме упорной обороны. Мы внимательно изучим присланные вами планы наступления. Такая позиция радует Ставку, но следует признать, что в словах немцев есть доля истины. Наступать так, как надо наступать, без дополнительных сил в ближайшее время вы не сможете, а повторение того, что сейчас происходит в районе Харькова, только осложнит и без того трудное положение вашего фронта. Скажите, какую помощь вы сможете оказать Севастополю в сложившихся обстоятельствах? Возможно, вашему фронту действительно лучше уйти в глухую оборону, а предназначенное вам пополнение отправить в Севастополь? – поинтересовался у Рокоссовского собеседник.

– Господин Геббельс, как всегда, врет. Наши общие потери вместе с больными и ранеными не дотягивают до озвученных им цифр. Согласно последним данным, число убитых и пленных в наших армиях составляет шестьдесят три тысячи человек. Откуда взялись ещё тридцать семь тысяч, неизвестно, возможно, это гражданское население из захваченных гитлеровцами городов и сел Крыма. Что касается вопроса наступления, то по нашему твердому убеждению, перенеся весь центр тяжести на Севастополь, противник должен произвести ротацию частей в районе Турецкого вала. Сейчас там полностью немецкие части, но с заменой их на румын шансы на успех нашего наступления возрастают. И этим необходимо будет воспользоваться, иначе со временем Манштейн действительно сбросит нас в море. В отношении вашего предложения по Севастополю мне трудно говорить что-либо определенное, не зная положения дел воочию, ориентируясь только на доклады и чужое мнение. Возможно, предложение Генерального Штаба – это лучший из всех вариантов, но возможно, есть и другие. Для этого следует посетить Севастопольский оборонительный район и решить все на месте.

Те, кому это было положено, беспристрастно фиксировали в свои анналы вопросы и ответы этой беседы для истории и возможной разборки полетов.

– Ставка бы приветствовала, если бы вы в самое ближайшее время отправились в СОР и дали свою оценку положению дел. Учитывая, что Севастополь – главная база Черноморского флота, вам следует совершить эту поездку с вице-адмиралом Октябрьским. Хотя он и подчинен Закавказскому фронту, Ставка считает необходимым учитывать мнение моряков в вопросе о Севастополе. Когда вы сможете туда отправиться?

– В любое назначенное вами время, – коротко ответил комфронта, считая недопустимым затягивать решение столь важного вопроса.

– Прекрасно. Не отходите от телефона. Мы сейчас же свяжемся с адмиралом Октябрьским, и в течение часа этот вопрос будет решен.

– У меня одна просьба, товарищ генерал-лейтенант. Генерал Казаков отправил в ГАУ за моей подписью запрос по поводу наличия у немцев тяжелых осадных орудий калибра свыше 400 миллиметров. В руки нашей разведки попали документы о намерении немцев использовать под Севастополем орудия подобного типа. Мы с товарищем Мехлисом прекрасно понимаем всю важность этого вопроса, но наши эксперты затрудняются дать окончательное заключение о подлинности этих документов. Штаб фронта надеется, что ответ из ГАУ поможет пролить свет на этот вопрос, ведь в случае если сведения подтвердятся, нужно будет искать способ нейтрализации этих орудий. Я очень прошу вас помочь нам в этом деле и максимально ускорить ответ на наш запрос, – попросил Рокоссовский, и его просьба очень взволновала Василевского.

– Ваше сообщение об осадных орудиях очень важно. Если все то, что вы сказали, правда, то Севастополь в смертельной опасности. Я прошу вас немедленно отправить полученные вами документы в Москву. Здесь есть кому заняться определением их подлинности.

– Сейчас же сообщу ваш приказ майору государственной безопасности Зиньковичу и потребую, чтобы он их отправил в Москву первым же самолетом.

– Хорошо. Кого намерены оставить на хозяйстве на время своего отсутствия?

– Начальника штаба генерала Малинина. У него сложились деловые отношения с представителем Ставки, – ответил Рокоссовский, прекрасно понимая, откуда дует ветер. Несмотря на случившийся кризис, отношения заместителя наркома с «москвичами» в общем сложились.

– Согласен, – коротко ответил Василевский и дал отбой.

Новый начальник Генштаба решал вопросы быстро и оперативно, и уже к вечеру в керченском порту приземлился гидросамолет с адмиралом Октябрьским на борту. Под покровом ночи, в сопровождении четырех истребителей, командующий фронтом полетел в осажденную врагом крепость. Вместе с собой он взял генерала Казакова. Как артиллерист, тот должен был попытаться определить места возможной дислокации немецких орудий.

За время перелета Константин Константинович воочию увидел адмирала Октябрьского, которого все это время знал только по телефонным переговорам и официальной переписке. Личная встреча комфронта с комфлотом не заставила Рокоссовского изменить свое первоначальное мнение об этом человеке.

Филипп Сергеевич в первую очередь был озабочен сохранением флота, а все остальное для него было вторично. Ради этого он был готов даже пожертвовать Севастополем, Керчью, Туапсе, Поти и Новороссийском, переведя флот в приграничный с Турцией Батуми. Об этом он открытым текстом говорил Рокоссовскому, у которого на этот счет было свое мнение.

– Ленинград удалось отстоять только благодаря совместным действиям армии и флота. Именно корабельные орудия остановили немцев у ворот Ленинграда в самый решительный момент схватки за город. Не будь огневой поддержки со стороны линкоров и крейсеров флота, армия не смогла бы отразить натиск врага в сентябре прошлого года, – убежденно говорил Рокоссовский, имевший информацию, что называется, из первых рук, от генерала армии Жукова, командовавшего обороной города.

– Нельзя подходить к разным случаям с одной меркой. Адмирал Трибуц не мог вывести корабли Балтфлота из Кронштадта, а мы можем. Черноморский флот делал и делает для Севастополя все возможное, но нельзя от нас требовать невозможного. Нельзя ради сохранения одной базы, пусть даже стратегически важной, губить весь флот. Если у человека возникает гангрена, пораженный орган отсекается ради спасения всего организма в целом, – противостоял ему моряк, и от озвученной им философии командующему войсками фронта становилось неуютно. Будучи тактичным и воспитанным человеком, Рокоссовский не стал затевать спор с комфлота. Вопреки известному убеждению, что в споре рождается истина, он точно знал, что обычно в нем возникает злость, так как обе стороны всегда остаются при своих взглядах. Не имея в своем прямом подчинении черноморские корабли, генерал решил не заниматься выяснением отношений, а ограничиться разведкой боем. Оба были в одинаковых званиях и оба имели в союзниках представителей верхов. Октябрьский всегда мог найти защиту у наркома военно-морских сил Кузнецова, Рокоссовский надеялся на союзничество с Мехлисом. При всей своей импульсивности, заместитель наркома обороны был человеком предсказуемым и ради дела мог подставить плечо любому, как, впрочем, и ногу.

Приезд командующего войсками фронта руководитель Севастопольского оборонительного района генерал-майор Петров встретил спокойно. За короткое время пребывания на земле Крыма генерал Рокоссовский показал себя с хорошей стороны. Все, кто контактировал с ним, в один голос говорили, что он ищет не тех, кого можно обвинить, а способы разрешения проблемы.

Сдержанно поблагодарив Петрова за приглашение сесть за стол, комфронта попросил сначала доложить ему обстановку и ввести в курс событий.

– Где, думаете, будет наступать Манштейн в случае нового штурма? – спросил Рокоссовский, с интересом рассматривая разложенную перед ним карту обороны Севастополя.

– Два первых штурма Манштейн отдавал предпочтение северному участку нашей обороны. Учитывая его педантичность, вряд ли без видимых причин он откажется от своего первоначального замысла. Тем более что за время боев на керченском перешейке мы добили определенных успехов в четвертом и третьем секторах нашей обороны в районе Мекензевых высот и Бельбека. Выявив нацеленность противника на северную сторону Севастополя, мы перебросили сюда наши наиболее сильные и боеспособные подразделения: 95-ю и 172-ю стрелковые дивизии, два полка морской пехоты, одну морскую бригаду и 25-ю стрелковую дивизию. Все они имеют богатый боевой опыт, и просто так немцам здесь не прорваться.


– А как у нас обстоят дела на юге? Там что, находятся менее боеспособные подразделения вашей обороны с малым опытом боев? – незамедлительно спросил Рокоссовский, вспомнив недавние бои на керченском перешейке.

– Нет, товарищ командующий. Таких подразделений у нас нет и в помине. 109-я, 388-я и 386-я дивизии, вместе с двумя бригадами морской пехоты, ни в чем не уступают тем, кто защищает северную сторону. В их числе много тех людей, кто до последнего дня оборонял Одессу и Николаев. Просто в первом и во втором секторах нашей обороны немцы в основном наносят вспомогательные, отвлекающие удары, которые призваны не дать нам возможность – переброски части наших сил с южной стороны на северную. Выяснив эту тактику противника, мы оставили в районе Балаклавы и реки Черной необходимое количество войск для отражения противника, перебросив большую часть сил в третий и четвертый секторы.

– В истории войны часто бывали такие случаи, что, потерпев неудачу в одном месте, противник переносил свой удар в другое место, при этом создавая иллюзию, что будет действовать на прежнем направлении. Если Манштейн поступит именно так и перенесет свой главный удар с севера на юг, что тогда?

– У нас в резерве находятся две стрелковые дивизии и два танковых батальона. Этого вполне хватит, чтобы отразить наступление противника и перебросить часть сил с севера. Вряд ли у Манштейна хватит сил наносить удары равной силы одновременно.

– Как знать, как знать, Иван Ефимович. Эрих Манштейн один из лучших полководцев Гитлера и может преподнести вполне неожиданный сюрприз, – сказал Рокоссовский, вспомнив два десанта в недавнем сражении под Керчью.

– Все может быть, но только при прошлых штурмах я не заметил особенной изобретательности со стороны противника. Упрямо атаковал одно и то же место, надеясь прорваться за счет численного превосходства, – остался при своем мнении Петров.

– Ясно. Ну, а новый штурм выдержите? После последних событий под Керчью он явно не за горами, – со вздохом произнес командующий.

– Если будет действовать так же, как и раньше, то, думаю, отобьемся, товарищ командующий. Тяжело будет, но отобьемся, даже при смене направления главного удара с севера на юг. Наши двенадцатидюймовые батареи бьют противника одинаково хорошо и на севере и на юге.

– А если не как прежде? У штаба фронта есть сведения, что против ваших укреплений немцы намерены использовать осадные орудия сверхкрупных калибров. Снарядов у немцев в избытке, сможет ли ваша артиллерия вести успешную контрбатарейную борьбу с ними? Плюс наверняка Манштейн подтянет большие силы авиации, как это было на перешейке. Сможет Севастополь выдержать удар противника или вам будет нужна дополнительная поддержка со стороны фронта и флота?

При этих словах, помня разговор в самолете, Октябрьский болезненно напрягся, но подать голос не рискнул. Говоря о помощи флота, Рокоссовский вполне мог иметь в виду объемы транспортных перевозок. Адмирал успокоился, но продолжал держать ухо востро.

– При таком положении дел нам будет необходимо пополнить гарнизонный арсенал. Для длительной контрбатарейной борьбы имеющегося у нас запаса боеприпасов не хватит, – решительно заявил Петров. – После высадки десанта в Керчи и Феодосии мы получили очень малое количество снарядов, мин и патронов. Все шло на нужды вашего фронта, который должен был снять блокаду с Севастополя.

– Я так понимаю, что в первую очередь вам будут нужны снаряды для двух ваших батарей калибром 305 миллиметров? – уточнил Казаков.

– Да, именно для них. Они главная защита нашей обороны от пехоты врага, – подтвердил Петров.

– Мы постараемся помочь вам в этом вопросе, равно как и с остальными снарядами, минами и патронами. Учитывая стабильное положение войск под Керчью, штаб фронта, возможно, перенацелит все поступающие боеприпасы на Севастополь. Составьте список всего необходимого до нашего отъезда.

– В таком случае хочу попросить у вас и зенитные пушки, товарищ командующий. Своими силами мы худо-бедно отражаем налеты противника, но при длительном массированном ударе с воздуха мы будем бессильны.

– Думаю, что Семен Михайлович Буденный поможет нам в этом вопросе. Закавказский фронт пока не ведет активных боевых действий, так что батарею-другую мы вам найдем, равно как и самолеты. Укажите в своей заявке, сколько и каких самолетов вам необходимо, с учетом ваших аэродромов, – приказал Рокоссовский, и от его слов адмирал Октябрьский заерзал на стуле. Он давно уже списал Севастополь в убыточную графу и не одобрял всех действий присланного Ставкой генерала.

– Вот с людским пополнением обещать ничего не могу. Ставка обещала прислать нам 312-ю стрелковую бригаду, но когда это будет, не знаю. В связи с неудачным наступлением под Харьковом возможно изменение планов, – честно признался Петрову Рокоссовский.

– Спасибо вам за то, что обещаете сделать, товарищ командующий. А что касается пополнения, то ничего страшного, подождем. Один наш севастополец троих немцев стоит, – пошутил генерал.

После позднего завтрака или раннего обеда Рокоссовский захотел осмотреть оборонительные позиции Севастополя, но ограниченное количество времени, которым он располагал, не позволяло ему увидеть все, что было нужно. Поэтому было решено, что командующий вместе с генералом Петровым осмотрят северный участок обороны, а генерал Казаков вместе с генералом Новиковым посетит южные секторы. Адмирал Октябрьский от поездки на передовую отказался, сославшись на свои дела.

Сказано – сделано. В простом зеленом плаще, без знаков различия, с минимальной свитой, комфронта направился на 30-ю батарею, которой командовал майор Александер. С неё открывался хороший обзор на всю долину реки Бельбек, занятую противником. Именно на этой батарее, наблюдая за расположением немецких войск, генерал Рокоссовский понял не только характер будущего наступления врага, но и сущность своего противника.

Эрих фон Манштейн не был военным гением подобно Наполеону или Суворову. Обладая здоровым прагматизмом и хорошим реагированием на изменение обстановки, он относился к тем полководцам, чей порядок всегда бил класс, но был бессилен противостоять более сильному порядку. Дважды наступив на одни и те же грабли в долине Бельбек, он не собирался делать это в третий раз. Сумев сделать из своих ошибок нужный вывод, лучший тевтонский ум решил изменить свою тактику штурма крепости, которую подручные доктора Геббельса называли «самой мощной и сильной крепостью мира», объясняя причину неудач вермахта.

Рельеф горной местности, окружавшей Севастополь, серьезно затруднял действие обычной настильной артиллерии. Во время предыдущих штурмов она не смогла полностью подавить огневые точки советской обороны и разрушить её защитные рубежи. В этих условиях куда более эффективно действует навесная артиллерия – гаубицы и мортиры, на применение которых и сделал свою основную ставку Манштейн при подготовке третьего штурма Севастополя. Все это стало ясно и понятно Константину Рокоссовскому, когда, стоя на батарее майора Александера, он умело сложил воедино все имеющиеся у него сведения в один стройный логичный вывод. Желая убедиться в правильности своего предположения, он посетил несколько оборонительных узлов главной линии обороны, прозванных немцами «фортами». Встречаясь с их защитниками, задавая вопросы и получая на них ответы, комфронта полностью укрепился в мысли, что разгадал замысел противника.

Не менее интересное открытие сделал при посещении 35-й батареи южного участка обороны Севастополя и генерал Казаков. Но если во время своей поездки командующий смог понять планы противника, то его помощнику открылись факты несколько противоположного характера. О них он рассказал Рокоссовскому в беседе тет-а-тет, которая состоялась по личной просьбе Казакова сразу по возвращении в штаб генерала Петрова.

– Думаю, товарищ командующий, фронту не придется отказываться от поставок боеприпасов в пользу Севастополя, а также просить маршала Буденного поделиться зенитной артиллерией, – огорошил Рокоссовского своим открытием Казаков. – Вы будете удивлены, но снаряды, мины, патроны и зенитки имелись в необходимом количестве в крепостном арсенале до октября сорок первого года, пока по приказу комфлота Октябрьского не были вывезены в Поти, где благополучно пребывают поныне.

– Откуда у вас эти сведения и насколько они достоверны?! – насторожился Рокоссовский.

– Во время посещения 35-й батареи у меня состоялся разговор с майором Широкиным Александром Борисовичем. Он и рассказал мне много интересных фактов, которые по моей просьбе были отражены им в письменной форме… – Казаков тронул карман кителя.

– Бумагу у нас каждый писать умеет, а что этот майор Широкин собой представляет? Насколько можно доверять словам этого человека? – требовательно спросил генерал, на которого нахлынули неприятные воспоминания от встречи с подопечными наркома Ежова.

– Майор – правильный человек, товарищ командующий. Боевой офицер, грамотный артиллерист, знающий свое дело, таких сразу видно, – вступился за своего информатора Казаков.

– А кроме своих разоблачительных сведений он что-либо дельного сказал, твой грамотный майор?

– Сказал, и очень по существу. Ленинградский метод обороны города из-за условий местного рельефа здесь малоэффективен. Поэтому главный упор в обороне города следует делать не на бьющие в пределах сорока километров двенадцатидюймовые батареи, а на гаубицы и мортиры. А вот с ними здесь дело обстоит очень плохо. Вся численность навесных орудий СОР уступает в полтора раза штатной численности гаубиц в одной стрелковой дивизии, усиленной корпусным артиллерийским полком. По мнению майора, для исправления этого положения нужны средние гаубицы 152 и 122 миллиметра, которые как раз в избытке имеются в арсенале Закавказского фронта.

– Для борьбы с теми зверями, что должны прибыть к Манштейну, они вряд ли подойдут, – высказал опасение Рокоссовский, но Казаков с ним не согласился.

– Манштейн вызвал их для разрушения наших укреплений, а нам они нужны для уничтожения вражеской пехоты и навесной артиллерии. Впрочем, можно будет попросить маршала Буденного выделить нам десятка два 203-миллиметровых гаубиц из фронтовых закромов. По данным майора, их там не менее пятидесяти орудий, и нигде, кроме Севастополя, их сейчас нельзя применить.

– Твой майор прямо кладезь премудрости, все знает и все понимает, – усмехнулся Рокоссовский.

– Так я же говорил, грамотный артиллерист. А что касается знает и понимает, то накипело у человека. Два раза подавал рапорта о необходимости усиления навесной артиллерии, так воз и ныне там. «Не ваше дело, – говорят, – начальству виднее», а что виднее? Прятать корабли по бухтам и по-тихому вывозить из крепости боеприпасы? – негодующе спросил Казаков, но командующий сразу его осадил.

– Вот только не надо сейчас среди своих «скрытых врагов народа» искать. Пусть те, кому надо, ищут, а мы воевать будем. А что касается конкретно адмирала Октябрьского, то в его «тайный умысел» я не верю. В то, что не поверил, что Севастополь удержим, и на всякий случай вывез арсенал, чтобы потом перед Верховным не отвечать, в это верю. В то, что перестраховщик и трусоват, тоже верю, но не более того.

– Да я не собираюсь выяснять степень виновности адмирала, товарищ командующий. Мне в первую очередь важно исправить допущенные ошибки, и исправить как можно скорее. Ведь до указанного в бумагах срока осталось совсем ничего. А про преступную нерасторопность адмирала мне его же моряки шепнули. Отправляет транспорты в Севастополь, а на них нет не то что зенитного орудия, ни одного пулемета нет. И в случае чего им от немецкой авиации отбиться нечем… – сокрушенно развел руками Казаков.

– Ладно Лазаря раньше времени петь. Исправим допущенные адмиралом Октябрьским ошибки, благо у нас на него Лев Захарович имеется, – усмехнулся генерал, – давай бумагу твоего майора. Почитаю, чтобы предстать перед Мехлисом во всеоружии.

Разговор с заместителем наркома состоялся сразу по возвращении, но прежде чем обсудить результаты инспекции генералов в Севастополь, Мехлис захотел обсудить с ними другой очень важный вопрос. За время отсутствия Рокоссовского и Казакова в штаб фронта пришел ответ на их запрос в ГАУ, который всех попросту ошеломил. Главное артиллерийское управление сообщало генералу Рокоссовскому, что осадных орудий сверхмощных калибров у немцев нет.