Жажда

Ракель посмотрела на Харри.

Два убийства. Новый серийный убийца. Такая охота – для него.

Он сидел и ел, делая вид, что следит за застольным разговором, был вежлив с Хельгой, с очевидным интересом слушал Олега. Может быть, она ошибается, может быть, ему интересно. Может быть, он не совсем захвачен охотой, может быть, он изменился.

– Контроль за оружием станет бессмысленным, люди со временем смогут купить 3D-принтеры и сделать себе пистолеты, – сказал Олег.

– Как я понял, 3D-принтеры могут делать вещи только из пластика, – заметил Харри.

– Домашние принтеры – да. Но пластика вполне достаточно, если тебе требуется простое одноразовое стрелковое оружие для совершения убийства. – Олег живо склонился над столом. – Тебе не надо иметь собственный оригинальный пистолет, чтобы сделать копию, можно одолжить его у кого-нибудь на пять минут, разобрать и сделать восковой слепок деталей. Слепки используются для создания трехмерного файла, который, в свою очередь, загружается в компьютер, управляющий принтером. После совершения убийства можно просто расплавить пистолет. А если полиция все равно поймет, что это орудие убийства, то пистолет ни на кого не зарегистрирован.

– Мм… Но его, наверное, можно проследить до принтера, на котором он был создан. Криминалистическому отделу на самом деле удается отслеживать некоторые чернильные принтеры.

Ракель бросила взгляд на Хельгу, которая казалась немного потерянной.

– Мальчики… – сказала Ракель.

– В любом случае, – продолжал Олег, – верится с трудом, но на них можно сделать все. Пока в Норвегии продано чуть больше двух тысяч принтеров, но только представь, что будет, когда они появятся у всех, когда террористы смогут изготовлять водородные бомбы на 3D-принтерах.

– Мальчики, не могли бы мы поговорить о чем-нибудь приятном? – Ракель почувствовала, что задыхается. – Хотя бы раз о чем-нибудь более культурном, раз уж у нас гости.

Олег и Ракель повернулись к Хельге, которая улыбалась и пожимала плечами, словно говоря, что у нее все нормально.

– Ладно, – сказал Олег. – Как насчет Шекспира?

– Звучит приятнее, – откликнулась Ракель и подозрительно посмотрела на сына, прежде чем передать Хельге картошку.

– Ладно, тогда поговорим о Столе Эуне и синдроме Отелло, – сказал Олег. – Я не рассказывал, что мы с Иисусом записали всю лекцию. Я спрятал микрофон и передатчик под рубашкой, а Иисус сидел в комнате для коллоквиумов и записывал. Как думаешь, Столе не будет возражать, если мы выложим запись в Сеть? Или как, Харри?

Харри не ответил. Ракель внимательно посмотрела на него. Он что, снова уходит от них?

– Харри? – произнесла она.

– На этот вопрос я, конечно, не могу ответить, – сказал он, обращаясь к тарелке. – Но почему вы просто не записали лекцию на телефон? Записывать лекции для личного использования не запрещено.

– Они упражнялись, – ответила Хельга.

Остальные повернулись в ее сторону.

– Иисус и Олег мечтают работать агентами под прикрытием, – произнесла она.

– Вина, Хельга? – Ракель подняла бутылку.

– Спасибо. А вы не будете?

– Я приняла таблетку от головной боли, – сказала Ракель. – А Харри не пьет.

– Так называемый алкоголик, – отозвался Харри. – А жаль, потому что это вино должно быть очень хорошим.

Ракель увидела, как по щекам Хельги разливается краснота, и поспешила спросить:

– Значит, Столе рассказывает вам о Шекспире?

– И да и нет, – ответил Олег. – Выражение «синдром Отелло» намекает на то, что причиной убийства в пьесе является ревность, а это не так. Мы с Хельгой вчера прочитали «Отелло»…

– Вы читали вместе? – Ракель положила ладонь на руку Харри. – Ну разве они не прелестны?

Олег закатил глаза:

– Короче, я понял так, что настоящая, глубинная причина всех убийств – не ревность, а зависть и амбиции уязвленного человека. А именно Яго. Отелло всего лишь марионетка. Пьеса должна бы называться «Яго», а не «Отелло».

– И ты с этим согласна, Хельга? – Ракели нравилась эта милая, немного анемичная, хорошо воспитанная девушка, к тому же она быстро ориентировалась.

– Мне нравится название «Отелло». И возможно, нет никакой глубинной причины. Возможно, все так, как говорит сам Отелло: виновата полная луна, она сводит людей с ума.

– «No reason, – произнес Харри торжественным голосом с безупречным английским произношением. – I just like doing things like that»[16].

– Впечатляет, Харри, – сказала Ракель. – Ты цитируешь Шекспира?

– Это Уолтер Хилл, – ответил Харри. – «Воины», тысяча девятьсот семьдесят девятый год.


– Ага, – засмеялся Олег. – Лучший фильм про банды ever[17].

Ракель и Хельга тоже рассмеялись. Харри поднял стакан с водой и посмотрел через стол на Ракель. Он улыбнулся. Смех за семейным ужином. А она подумала, что вот в эту минуту он здесь, с ними. Она попыталась удержать его взгляд, удержать его. Но незаметно, как незаметно море меняет цвет с зеленого на синий, это случилось. Его взгляд снова устремился вглубь. И она знала, что еще до того, как стихнет смех, он опять уплывет туда, во мрак, прочь от них.



Трульс поднимался по ступенькам в темноте, пригнувшись, с пистолетом в руках, позади крупного полицейского в форме, с фонариком. Тишину нарушал только звук, похожий на тиканье часов, раздававшийся где-то наверху. Луч света в форме кегли, казалось, сгущал темноту впереди них, делал ее более плотной и тяжелой, как снег, который Трульс с Микаэлем в юности сбрасывали с крыш у пенсионеров в Манглеруде. Потом они выхватывали стошки из их дрожащих костлявых пальцев и говорили, что вернутся со сдачей. Если старики этого ждали, то прождали до сих пор.

Под ногами хрустнуло.

Трульс схватился за куртку полицейского, тот остановился и посветил вниз. Засверкали осколки стекла, и среди них Трульс заметил нечеткие отпечатки ботинка на том, что, по его убеждению, являлось кровью. Каблук и передняя часть подошвы были явственно разделены, но ему показалось, что след слишком велик для женщины. Следы вели вниз, и он подумал, что заметил бы их, если бы внизу они тоже были. Тиканье стало громче.

Трульс подал полицейскому знак продолжать подъем. Он следил за лестницей и видел, что кровавые следы стали более четкими. Трульс посмотрел наверх, остановился и поднял пистолет. Он позволил полицейскому продолжить подъем. И тут что-то увидел. Что-то попало в луч света. Попало и сверкнуло. Что-то красное. Они слышали не тиканье, а звуки падения на пол капель крови.

– Посвети наверх, – велел он.

Полицейский остановился, обернулся и, казалось, на мгновение растерялся оттого, что коллега, который должен был находиться прямо у него за спиной, на самом деле стоял ниже и осматривал потолок. Но он сделал, как велел Трульс.

– Святой Иеремия, – прошептал он.

– Аминь, – сказал Трульс.

На стене над ними висела женщина.

Ее клетчатая рубашка задралась так, что были видны белые трусики. Из большой раны на бедре на уровне головы полицейского капала кровь. Она стекала по ноге в туфлю. Туфля наверняка была переполнена, потому что кровь вытекала из нее, собиралась в капли на носике и оттуда падала в красную лужу на лестничной площадке. Руки были подняты над склоненной вперед головой, запястья сцеплены странными наручниками, пропущенными через стальной держатель светильника. Тот, кто поднял ее туда, обладал большой силой. Волосы закрывали лицо и шею, поэтому Трульс не мог разглядеть, есть ли у нее следы от укусов, но количество крови в луже на полу и медленный темп падания капель сказали ему, что она в любом случае уже пуста, суха.

Трульс осмотрел ее, запоминая каждую деталь. Она была похожа на картину. Он хотел использовать это описание в разговоре с Моной До. «Как картина, висящая на стене».

На лестничной площадке прямо над ними приоткрылась дверь, и показалось бледное лицо.

– Он ушел?

– Кажется, да. Амундсен?

– Да.

Свет ворвался на лестницу, когда открылась дверь на другой стороне площадки. Они услышали испуганный вздох.

Пожилой мужчина, шаркая, вышел из квартиры, а испуганная женщина, скорее всего его жена, осталась стоять на пороге.

– Сам дьявол приходил к нам, – сказал мужчина. – Посмотрите, что он сотворил.

– Не подходите ближе, будьте так добры, – попросил Трульс. – Это место совершения убийства. Кто-нибудь знает, куда подевался преступник?

– Если бы мы знали, что он ушел, мы бы вышли посмотреть, нельзя ли что-нибудь сделать, – сказал старик. – Но в окно гостиной мы видели мужчину. Он вышел из нашего дома и направился к станции метро. Мы не знаем, он ли это, потому что он шел очень спокойно.

– Как давно это было?

– Максимум четверть часа назад.

– Как он выглядел?

Мужчина повернулся к жене в поисках помощи:

– Расскажи.

– Выглядел обычно, – произнесла она.

– Да, – согласился мужчина. – Ни высокий, ни низкий. Ни светлые, ни темные волосы. Костюм.

– Серый, – добавила жена.

Трульс кивнул полицейскому, который понял намек и начал разговор по рации, прикрепленной к нагрудному карману:

– Просим помощи на Ховсетервейен, сорок четыре. Подозреваемого видели пятнадцать минут назад, он шел пешком в направлении станции метро. Рост около ста семидесяти пяти, возможно, этнический норвежец, серый костюм.

Госпожа Амундсен вышла из дверей. Она ходила еще хуже своего мужа, шаркая тапками по полу, и ее дрожащий палец указывал на женщину на стене. Она напомнила Трульсу тех пенсионеров, у которых они сбрасывали снег с крыш. Он повысил голос:

– Вы не должны подходить ближе, я сказал!

– Но… – начала женщина.

– Идите домой! Место убийства нельзя засорять до того, как здесь поработают криминалисты. Мы позвоним, если у нас возникнут вопросы.

– Но… но она не мертва.