Ждите неожиданного

Её больше нет.

Есть мы, и мы вдвоём – сейчас и всегда.

Двое – это совсем другое дело. Нас больше вдвое, потому что мы вместе. У нас вдвое больше сил, эмоций, радостей и возможностей. Никаким силам теперь не удастся посадить нас в стеклянную банку одиночества, которой мы были отгорожены от мира – каждый своей.

Мы на свободе.

Нам ещё нужно посмотреть по сторонам, привыкнуть к другому миру, ярким краскам, но сейчас мы просто смотрим друг на друга. И трогаем друг друга, и узнаём, и пытаемся понять, какие мы – на ощупь, на вкус.

Мы пытаемся без слов сказать друг другу, как это важно, что мы есть, и как это прекрасно, что мы встретились на теплоходе – могли бы и не встретиться!..

…Впрочем, нет. Не встретиться мы не могли.

Если бы мы не встретились, мир бы не смог существовать – вот этот, наш с тобой мир. Его просто не случилось бы, а он должен был случиться. И он случился.

…Спасибо, спасибо!..

– Что ты там бормочешь?

– Я не бормочу. Я люблю тебя.

Он запустил обе руки в её необыкновенные кудри и страстно поцеловал в губы, она открыла глаза и больше уже не закрывала.

Он почти не мог этого выносить, но тоже не отрываясь смотрел ей в глаза.

В этом было что-то невероятное, сокрушительное, огромное. Как будто они смотрели в точку сотворения мира в момент его сотворения.

– Я больше не могу, – выговорила она. – Не могу больше!..

– Я люблю тебя, – сказал он ей ещё раз.

Какая-то воронка завертелась, углубилась, в неё ухнуло всё, что было раньше, ухнуло и пропало навсегда, потом она стала уменьшаться, отдаляться, раскаляться и, наконец, взорвалась, и взрывная волна потрясла их обоих, оглушила и ослепила.

Кажется, она всхлипнула или вскрикнула тоненько, прижалась к нему из последних сил, стараясь удержаться и не потерять его в вихре взрыва.

И когда взрывная волна, прокатившись по ним, отступила, они остались вдвоём на пустынном берегу, как первые люди на земле.

…Нет, не на пустынном берегу. Нет никакого пустынного берега. Есть узкая койка в теплоходной каюте.

…Нет, никакие не первые люди на земле. За стенкой громко разговаривали и ходили ещё какие-то люди, и, должно быть, их было много.

Таша со Степаном точно были не первыми!..

Она чуть-чуть пошевелилась, и он подвинулся, давая ей место. Она сразу повернула голову и носом уткнулась ему в шею.

– Ты что? – спросил он шёпотом.

– Мне ужасно стыдно, – призналась она.

Он ничего не понял.

– Как?!

Она длинно вздохнула и поглубже засунула нос.

Ему было очень жарко и страшно хотелось пить, но он боялся даже пошевелиться, чтобы не спугнуть это состояние огромной и вечной любви.

Со Степаном случилась именно такая – огромная и вечная любовь.

– Ташенька, – прошептал он и улыбнулся. – Маленькая моя.

– Я… всё делала правильно?

Он опять ничего не понял. О чём она?!

Он попытался взглянуть ей в лицо, но ничего не вышло. Она отворачивалась и только теснее прижималась к нему. Он видел пылающее ухо среди кудрей.

– Ты что, маленькая? – спросил он наконец.

– Я тоже тебя люблю, – сказала она, помолчав. – Правда.

– Я знаю.


Тут она наконец решилась признаться:

– Просто, знаешь… ты не пугайся только слишком… или ты всё равно испугаешься?..

Он совсем ничего не понял. Он даже догадаться не мог!

– Я раньше никогда и ни с кем.

Он замер, рот у него приоткрылся.

– Я не понимала, зачем это нужно. Ну, у меня были всякие кавалеры, и я им нравилась, они мне тоже, но я никогда… не хотела их. Я не понимала – зачем, если не хочешь. – Признавшись, она обрела почву под ногами и теперь говорила, и он слушал. – Я знаю, что это несовременно, так никто не делает, но я правда никого никогда не хотела, как тебя… сейчас. И теперь я понимаю, зачем это нужно. Ты слушаешь меня?

Он молчал, как каменный истукан на острове Пасхи, или где там бывают каменные истуканы?..

– Стёп, ты слушаешь меня?

Она высвободилась, приподнялась на локте и посмотрела ему в лицо. Лицо у него было странное.

– Я тебя напугала, да?

Он тоже смотрел на неё не отрываясь.

– Это же… это не значит, что ты обязан теперь на мне жениться! – выговорила Таша, перепугавшись, что он молчит и только смотрит. Да ещё так странно. – Я, наоборот, хочу сказать, что раньше не понимала, а теперь поняла…

Тут она совершенно запуталась и замолчала.

И он молчал.

Таша ещё посмотрела на него, а потом легла рядом и стала смотреть в потолок – лишь бы не на него.

– Это раньше считалось, – словно оправдываясь, заговорила она, – что девушка должна быть невинной, береги честь смолоду и всякое такое. Сейчас всё не так. Сейчас девушка должна быть опытной, и честь тут ни при чём, а я… просто несовременная, наверное.

– Замолчи, – велел Степан.

– Хорошо.

И они полежали молча.

– Как это я не догадался? – сам у себя спросил он через некоторое время. – Я же старый хрен!

– Да ничего ты не хрен, – возразила Таша. – Или это игра такая?

– Какая игра! – воскликнул он с досадой. – Я тебя люблю. И я ничего не понял!

– А это… важно?

– Очень, – от души сказал Степан. Подумал и добавил: – Для меня – очень.

– И для меня – очень, – тоненьким голоском проговорила она. – Понимаешь, для меня важно, что это ты, а не кто-то… другой.

– Какой ещё другой!

– Никакой. – И она засмеялась. – Ты молчишь, и я не знаю, что мне теперь делать.

– Это я не знаю, что мне делать, – возразил он. – И я не молчу. Я думаю.

– О чём?

– О тебе.

– Что ты обо мне думаешь?

– Что ты необыкновенная, – искренне сказал он, повернулся, подпёр голову руками и уставился на неё с изумлением. – Откуда ты взялась? Тебя же не было! Я точно знаю, что тебя не было. Всю мою жизнь тебя не было!

– Я родилась, когда тебе было двадцать два года.

– Я уже из армии пришёл, – сказал он. – И женился. А ты только родилась.

– А почему ты развёлся?

– Я не сразу развёлся. Мы прожили вместе лет… пятнадцать, что ли. Или даже больше. А потом она уехала на работу в Питер, а оттуда в Америку. И там вышла замуж за дантиста.

– В Америке?

Он кивнул.