Жизнь и другие смертельные номера
Часть 16 из 42 Информация о книге
– У меня не может быть детей. Она посмотрела на меня взглядом, который Пол называл «тот взгляд». – Есть разные способы. Но хватит об этом. Расскажу тебе больше, когда будешь готова. – Она ушла в дом и вернулась с двумя стаканами сангрии, которую мы пили, пока она пыталась научить меня, как здороваться и спрашивать дорогу en español. Час спустя я ушла, пообещав через пару дней прийти на следующий урок. Гадание по руке – обычное шарлатанство, вроде предсказаний вуду, которые, как утверждали мои учителя в воскресной школе, отправляют человека прямиком в объятия дьявола. Но что, если Милагрос отчасти права? Ведь про разбитое сердце, конечно же, все правда. Что, если у меня был шанс прожить долгую жизнь, но его отобрала какая-то жестокая кармическая сила – или просто мой неправильный выбор? Что, если все эти долгие часы в офисе заставляли гормоны стресса, как булавками, колоть мой организм, пока в нем не начался такой переполох, что клетки начали самопроизвольно делиться? Что, если все эти годы, когда я избегала занятий, вызывающих потоотделение, и заказывала жареную картошку после салата, взяли свое? Потому что скажу честно: чувство вины в моей голове непрестанно исполняло на бис свою песню, слова которой звучали примерно так: «Сама виновата, сама виновата, ля-ля-ля-ля-ля, сама виновата». Живот сильно болел, и я все больше сомневалась, что смогу подолгу терпеть боль. Если удастся продержаться до конца поездки на адвиле и моем новом дружке амбиене, может быть, Пол найдет мне в Нью-Йорке специалиста, который поможет справляться с болью, когда станет совсем плохо. Ведь сейчас врачи выписывают оксиконтин, будто леденцы раздают, не правда ли? Забравшись в постель и ожидая, когда придет сон, я думала: а хватит ли меня, чтобы продержаться ближайшие три недели без помощи? Я, конечно, дочь своей матери, но мне не достались от нее в наследство не только острые скулы и темные волосы. Я не унаследовала ни ее силы духа, ни смелости. И я понимала, что случись еще хоть одна неприятность, усиливающая чувство вины и стыда, я вряд ли выдержу, сколько бы ни думала о людях, которым в этот момент приходится намного хуже. Я потуже завернулась в одеяло и попробовала «дышать в боль», как, я слышала, часто советуют женщинам во время родов. Я хотела ощутить то, что испытывала моя мать, и вот теперь ощутила. И во всем виновата сама. 19 Через восемь дней пребывания на Вьекесе розовая, как гвоздика, обгоревшая на солнце кожа наконец облезла и под ней обнаружилось то, что правильнее всего было бы назвать «легким загаром». Поэтому я решила, что ничего страшного не случится, если я еще раз приму солнечную ванну. Я надела купальник, прихватила с собой немного еды, чтобы перекусить, и вышла на пляж через заднюю дверь. Был людный субботний день, толпы отдыхающих тянулись на милю в каждом направлении, мужчина с кулером на колесах ходил туда-сюда и выкликал: «Agua! Cerveza[25]!» Я расположилась на открытой площадке недалеко от воды, расстелила на песке полотенце и улеглась, моментально почувствовав удовлетворение. День был ослепительно ярким, но не слишком жарким, и солнце приятно пригревало кожу. Я пролежала так с полчаса, и тут вдруг появилась туча и заслонила солнце. Я нахмурилась, в надежде, что гроза не разразится сию секунду, ведь я даже не успела перевернуться и поджарить спину. – Привет, – сказала туча. Я широко открыла глаза. Шайлоу засмеялся. – Извини! Не хотел тебя напугать. – Не сомневаюсь, – сказала я. – Что занесло тебя на мой пляж? Он сел на песок рядом со мной. Даже несмотря на его вечные темные очки, я видела, что он в хорошем настроении. – На твой пляж? Ну, не знаю… скука, наверное. Я хихикнула: – Скорее всего, ты вломился ко мне в дом, там оказалось некого пугать, вот ты и слонялся, пока не обнаружил свою жертву. – Возможно, – сказал он. – А если серьезно, я хочу извиниться за тот вечер. Не следовало мне лезть с советами. Ага. Значит, визит жалости. – Нечего меня жалеть. – Я ничего такого не говорил, – сказал он. Шутливая воинственность его тона сменилась мягкостью, показавшейся мне чрезмерной. – Не говорил, – согласилась я. – Все равно, надеюсь, ты понимаешь, что меня не нужно контролировать. Я чувствую себя прекрасно. – Никто тебя не контролирует. Я пробуду на Вьекесе еще несколько дней и в любом случае собирался на пляж. Я внимательно посмотрела на него. Похоже, он говорит искренне, но я уже не доверяю себе в оценке людей. – Тогда зачем же ты так сделал? В смысле, полез с советами? Он пожал плечами: – Ты мне нравишься, Либби. Ты не похожа на других женщин, с которыми я влетаю в море. – Ха-ха, – сказала я, хотя четырнадцатилетняя девчонка в глубине моей души думала: «О господи. Он сказал, что я ему нравлюсь!» – Ну так что, помиримся? Хочу показать тебе что-то удивительное. – Сейчас скажешь: «в штанах»? Он рассмеялся. – Ну-ну, миледи, уже не знаю, с какими плохими мальчишками ты водилась, но я не предложу тебе ничего непристойного. Да. Очень жаль. С другой стороны, наша последняя встреча прошла неудачно. Пытаясь придумать повод отказаться, я поймала себя на том, что рассматриваю его предплечья. Сильные, и кисти тоже сильные и при этом выглядят исключительно ловкими. Если даже у него разыгрался комплекс спасателя, я решила, что стоит дать ему второй шанс. – Хорошо, – согласилась я. – А что мне надеть? – То, что на тебе сейчас, подойдет. – Извращенец ты все-таки! – сказала я, заворачиваясь в полотенце. Я, конечно, шутила, но при этом осознавала, что между ним и моими пикантными выпуклостями только тонкий слой ткани. – Мы поплывем на лодке. Но майка и шорты тебе тоже пригодятся. Звучит завлекательно. – А когда? – Ну… давай в половине седьмого. Жду с нетерпением. – Он встал, отряхнул шорты и двинулся прочь, к дороге. – Эй! – окликнула я его. Он обернулся. – Что такое? – Я даже не знаю, как твоя фамилия. Он игриво улыбался. – Ну да, не знаешь. Веласкес. – Ну ладно, Шайлоу Веласкес, – сказала я. – Тогда до вечера. Несколько часов спустя мы ехали какими-то окольными дорогами. Оба молчали, но на этот раз молчание не было неловким. – Приехали, – сказал он, остановившись на песчаном пятачке, где уже было припарковано несколько машин. Выйдя из джипа, я увидела несколько пластмассовых каяков, прислоненных к стенке сарая. За сараем тянулась полоса кустов и деревьев, в прогале между которыми на расстоянии каких-то двухсот футов виднелась вода. – Мы поплывем на каяках? – спросила я. – Я не очень-то спортивная. – И прекрасно, я тоже. Я только летать хорошо умею. – Это еще вопрос, – улыбнулась я. – Очко в твою пользу, – он улыбнулся в ответ. Уже начинало темнеть. Шайлоу достал баночку репеллента от насекомых и кивнул на воду. – Это место не зря называется Комариной бухтой. Давай-ка я тебя побрызгаю. – Он оглядел меня с головы до ног. – Тебе, наверное, придется снять шорты и рубашку. Я покраснела, радуясь, что уже почти темно. – Хорошо, – сказала я и разделась до купальника. На коже выступили мурашки, когда он окутывал мои руки и ноги слоем прохладного химического тумана. – Теперь ты, – сказал он, протягивая мне флакон. Он снял рубашку, я почувствовала, что краснею всем телом. Есть в этом что-то исключительно интимное, когда мужчина раздевается до пояса и стоит, ожидая, что с его худым, загорелым телом сейчас что-то сделают. Даже если это «что-то» сводится к обрызгиванию пестицидом промышленного производства. – Спасибо, – сказал он, не замечая, что у меня текут слюнки. Я сглотнула и постаралась, чтобы мой голос звучал безразлично. – Не за что. Мы вошли в сарай, где он вручил мне красный каяк, а себе взял желтый. Потом прихватил по веслу и по спасательному жилету для каждого. – Все это можно просто так брать? – Да, хозяин этой лавочки – мой приятель. Он уже повез группу, но в курсе, что мы должны прийти. Мы потащили маленькие лодки по дорожке, упиравшейся в мутноватого вида водоем, похожий на озерцо, у которого мое семейство часто проводило отпуск. – Что это за место? – спросила я. – Это бухта, она соединена с морем, но ее экосистема совсем не такая, как везде на острове. И вообще в мире. Сама увидишь, – сказал он, отталкивая мой каяк от берега. Это звучало как-то зловеще, но я решила включить прежнюю Либби.