Жизнь и другие смертельные номера

– Перед смертью мама попросила меня беречь тебя, – сказала я.

Мы оба улыбнулись нелепости маминой просьбы.

– Правда?

– Полный абсурд, конечно, – сказала я. – Смерть мамы – худшее в моей жизни. Даже все эти годы спустя мне кажется, будто во мне вырезана большая дыра. Когда доктор сказал, что у меня этот жуткий рак, я думала только о том, что тебе и папе снова придется все это пережить, уже со мной. Я не хочу тянуть и заставлять вас страдать дольше, чем нужно.

– Ох, Либз, – сказал он. – Извини.

Я взяла его за руку, так похожую на мою, – одна из немногих черт нашего внешнего сходства. Рассмотрела его длинные пальцы с прямоугольными кончиками, повернула его руку ладонью вверх. У него тоже была длинная линия жизни, пересекавшая ладонь.

– Это ты извини, – сказала я. – Не стоило скрывать от тебя. Но в последнее время ты выглядел таким счастливым, и я не хотела портить тебе жизнь.

– Я и вправду счастлив. Жить с Чарли и мальчишками даже лучше, чем я ожидал. Но скрывать от меня свою боль не значит беречь меня, ровным счетом наоборот. – Он поджал губы. – В смысле, кто еще тебе скажет, что ты не права? Может быть, я ошибаюсь, но ведь ты, наверное, даже не знаешь, какая у тебя стадия.

Я припомнила слова доктора Сандерса, исследования, которые прочла в интернете.

– Уверена, что у моего рака две стадии – диагноз и смерть.

– Но точно не знаешь.

– Нет.

– Вот именно. Ну, давай. Давай на это посмотрим.

– На что? – спросила я, задирая рубашку, чтобы он мог взглянуть на поле битвы, которое было моим животом.

Несколько секунд он рассматривал рану, затем одернул на мне рубашку и посмотрел на меня.

– Все будет хорошо.

Я фыркнула.

– Пол Росс, человек-УЗИ.

Он отмахнулся от моих скептических слов.

– Не время тебе умирать. Вот и все.

– Извини, что заболела в неудобное для тебя время.

– Я не сказал, что это неудобно. Это неправдоподобно.

– Так кто у нас Поллианна?[35]

– Перестань, Либз. Просто… я только прошу, чтобы ты подумала и сделала это ради меня.

– Пошла лечиться?

– Да. Где угодно. В Нью-Йорке, в Чикаго, в Пуэрто-Рико – это неважно. У любого врача, в любой больнице. Я оплачу все расходы, которых не покроет твоя страховка.

После моего бесцеремонного ухода с работы я была почти уверена, что у меня больше нет страховки, поэтому за визит к врачу на Вьекесе заплатила обычной картой. Но предпочла пока не говорить об этом Полу.

– Ты говоришь совсем как Шайлоу, – сказала я.

– Он не так плох.

Я немного подумала и сказала:

– Я собиралась побыть здесь месяц и не хочу менять планы. Мне еще нужно покончить с продажей квартиры. И тогда, но ни секундой раньше, я пойду к врачу и обдумаю варианты. Хорошо?

Пол выдавил легкую улыбку.

– И побудешь с Чарли, мальчиками и мной?

– Да, если не окажусь в больнице.

– Отлично. – Он обнял меня. – Осторожно, спойлер!

– Что это значит? – с подозрением спросила я.

– Все будет прекрасно, Либби, – сказал он, снова стискивая меня в объятиях. – Я точно знаю.

– Вот именно, – сказала я. – Все прекрасно. – Мне не хотелось снова лгать брату, но я видела, как он скользит по моей радуге и не собиралась его оттуда сталкивать.


Для Пола не существует фразы «так сойдет». Нет, он предпочитает менять банковские пароли каждую неделю, выйдя из туалета, три раза проверяет, застегнута ли молния на брюках, а стейки жарит до такого состояния, когда всякая надежда не сломать о них зубную коронку пропадает. Все это на всякий случай. Поэтому меня не удивило, что он продолжал приставать к мне по поводу моей болезни, хотя я и пообещала ему подумать о вариантах выбора.

– Знаешь ли, ты должна сказать папе! – крикнул он. Мы сидели на носу сверкающей белой лодки, которую зафрахтовал Шайлоу, чтобы мы втроем могли на день съездить на Кулебру, небольшой островок, который мы видели, пролетая над ним.

– Знаю! – крикнула я в ответ. Дул сильный ветер, океанские брызги летели нам в лицо, и говорить было трудно. Хотя Пола это не останавливало.

– Как можно скорее! – продолжал он вопить. – Желательно лично.

– Знаю, – ответила я, не удосужившись на этот раз повысить голос.

Лодка ударилась о большую волну, и я крепко прижала к груди спасательный круг, сомневаясь в его способности выполнить свое одноименное назначение. Еще одна волна, и я схватилась было за металлический поручень, чтобы сидеть ровно, но тут же отдернула руку, сообразив, как это глупо. Рак или пасть акулы, какая разница? Смерть есть смерть.

Конечно, разница есть, призналась я себе, наблюдая, как Шайлоу оживленно болтает с капитаном лодки. Весь смысл этого представления был в том, чтобы избежать внезапного и нежданного конца, сохранить какое-то подобие контроля ситуации, пока большая дыра в небе смыкается надо мной. Но по мере того как день, когда я услышала диагноз, погружался в прошлое, мне все больше казалось, что я жажду не столько красиво уйти, сколько неуклюже вернуться.

У Пола были свои взгляды на мое возвращение. Он возобновил допрос, едва мы причалили на мелководье у одного из пляжей Кулебры.

– Ты уже думала, что будешь делать после лечения? – спросил он, пока мы тащились по сверкающему песку вслед за Шайлоу, который искал тенистое место, где можно было присесть и пообедать.

Я покосилась на него из-под солнечных очков.

– В смысле?

– У тебя есть шанс начать все сначала. Не обязательно в Нью-Йорке, хотя, по-моему, это будет разумно. В любом случае, ты бы могла заняться чем-нибудь новеньким. Даже без рекомендации от Джеки у тебя отличное резюме, и вообще ты молодчина. Ты выбираешь занятие, я звоню по своим контактам и на следующий день ты получаешь работу. Ты бы стала отличным продюсером или организатором мероприятий. Черт, да хоть консультантом по кошкам, если тебе захочется. Можешь делать все, что угодно. Абсолютно все! Интересно же, правда?

Да, теоретически очень интересно. Но в реальной жизни я лучше займусь подводной охотой на собственные глаза, чем начну все сначала.

– Возможно, – сказала я.

– Либби, поможешь? – спросил Шайлоу, пытаясь расстелить под деревом тонкое хлопковое одеяло.

Я посмотрела на него с благодарностью и схватилась за угол одеяла, чтобы натянуть его. Пол забрал у меня одеяло.

– Дай лучше я, – сказал он.

– Послушай, я не инвалид, – возмутилась я, положив на край одеяла сандалию, чтобы оно лежало ровно.

Он приподнял бровь.

– Я и не говорю ничего подобного. Просто хочу, чтобы ты успокоилась.

Я села на одеяло и вынула из приготовленной Шайлоу корзинки для пикника бутылку газированной воды.

– Я сейчас на Карибском море с людьми, которых люблю, и на свете нет ничего, что я должна сделать прямо сейчас. Если это не спокойствие, то не знаю, как это назвать.

Пол гнул свое:

– Конечно, все зависит от того, где ты будешь лечиться. Ночью я провел небольшое расследование.

– Не сомневаюсь.

Он взмок даже больше, чем я, стянул с себя рубашку-поло, аккуратно сложил и сунул в свою сумку.

– А если бы мы поменялись ролями, ты сидела бы сложа руки?

– Нет.

– Динь-динь-динь! У нас нейронная связь!

Я выхватила из корзины пластиковый нож и наставила на него.

– А это видел?

Он проигнорировал меня.

– Клиника Майо проводит вторую фазу клинических испытаний, и это звучит многообещающе. А в Колумбии есть врач, который написал несколько работ по Т-клеточным лимфомам.

– Не все сразу, – сказал Шайлоу, обнимая меня за плечи.

Пол нахмурился, я так и видела, как в его голове крутятся колесики: с чего это чужой человек защищает его сестру?

Вероятно, Пол пришел к выводу, что Шайлоу прав, потому что тут же сказал:

– Да, верно. Не все сразу.