Жизнь и другие смертельные номера

– Нет, но я могу подождать. – Я наклонилась к ней через окошко. – Я Либби Миллер. Пациентка, которая не собиралась лечиться. Я пропустила визит к доктору Сандерсу на прошлой неделе.

Ее рот округлился в мягкое «О».

– Понятно. Сейчас сообщу ему. Пожалуйста, присаживайтесь.

Прошел долгий, затхлый час. По вестибюлю туда-сюда сновали люди, вероятно, шли на прием к другим врачам. Я старалась не смотреть на них слишком внимательно, зная, что неизбежно начну гадать о собственном здоровье, судя по их внешности, хотя статистически было мало вероятно, что кто-то из них страдал той же формой рака, что и я. Изо всех сил стараясь не заснуть, я прождала еще час. Я твердо решила дождаться доктора, у меня ведь не было никакой гарантии, что я смогу заставить себя прийти еще раз.

Уже начиная клевать носом, я почувствовала, что кто-то сел рядом со мной на банкетку. Я сонно подняла голову и увидела доктора Сандерса, одетого в бледно-голубой врачебный халат. Я быстро выпрямилась, он улыбнулся и сжал мои руки в своих. Я еле удержалась, чтобы их не отдернуть.

– Вы не представляете, как я рад видеть вас, – сказал он, наклонившись так близко, что я могла рассмотреть лопнувшие капилляры на его носу.

– Осмотрите меня, – сказала я.

Он засмеялся.

– Пойдемте.

Я пошла, хотя моя бравада сменилась чувством, будто я явилась на собственную сюрприз-вечеринку, когда она уже закончилась. В кабинете он жестом пригласил меня сесть в то самое кресло, в котором я в первый раз услышала от него дурные новости. На этот раз он не сел за стол, а пододвинул другое кресло, стоявшее прямо под той частью стены, где висели написанные каллиграфическим почерком дипломы, и уселся напротив меня. Скрестив длинные ноги, он несколько мгновений рассматривал меня.

– Знаете, Либби, вы первый пациент, который сбежал от меня, хотя коллеги говорят, что такое случается.

Я уставилась на него.

– Никто не хочет слышать, что у них рак. К этому совершенно невозможно подготовиться. То же и с вами. – Он переменил позу. – Вот что я вам скажу. Мой отец умер от рака легких, когда мне было восемнадцать лет. Перед этим почти пять лет я наблюдал, как он боролся с болезнью. Это были годы, когда он должен был ходить со мной на бейсбольные матчи, помогать мне выбрать колледж. Но он либо лежал в больнице, либо сидел в инвалидном кресле, курил, смотрел телевизор и ждал смерти. Я помню, вы говорили, что ваша мать тоже умерла от рака. Я знаю, насколько тяжело смотреть, как твои родители гибнут от страшной болезни. Думаю, именно поэтому вы не хотели продолжать лечиться.

– Вроде бы да, – сказала я. – И сочувствую. Я имею в виду вашего отца.

Он скрестил руки на груди.

– Спасибо. Я тоже сочувствую вашей утрате. Но с вами необязательно должно случиться то же самое. Вы понимаете, о чем я?

– Не совсем, – призналась я.

– С тех пор как лечился мой отец, да и ваша мать, мы прошли большой путь. Я не обещаю вам полного выздоровления, но вы можете бороться. И должны. Вы согласны продвигаться шаг за шагом? Нужно выяснить, распространился ли рак, и если да, то как далеко. Затем составим план лечения согласно вашему состоянию. Как вам известно, эта форма рака встречается редко, но я уже говорил, что рассмотрел ваши варианты и могу направить вас на клиническое обследование. Мне бы очень хотелось, чтобы мы начали немедленно, тогда у вас будет больше шансов на ремиссию.

– Только… вот какое дело, – сказала я. – Я не собираюсь оставаться в Чикаго. Вообще-то сейчас мне негде жить.

– Это финансовый вопрос? Наш отдел социальной службы поможет вам разобраться в страховании и решить жилищные проблемы.

– Нет-нет, вовсе не так. Просто… Я вроде бы развожусь, и меньше всего на свете мне хочется остаться в Чикаго.

– Должно быть, вам очень тяжело. – Похоже, он говорил искренне, и у меня перехватило горло.

– Спасибо.

– Что вы. Вы уже знаете, куда поедете?

– Мой брат с семьей живет на Манхэттене. Не скажу, что мне очень нравится это место, но…

Он кивнул.

– Я бы беспокоился, если бы вы отправились в сельскую местность, например, в Канзас, но Нью-Йорк – хорошее место для лечения. Наш онкологический центр тесно сотрудничает со Слоун-Кеттеринг. Вы оказались бы в хороших руках, если бы обратились туда, а я могу помочь вам к ним перевестись.

– А что в точности мне предстоит? В последний раз, когда я была здесь, – сказала я, обводя рукой кабинет, – вы обещали мне шесть месяцев.

Доктор Сандерс уставился в стену прямо у меня над головой, и это казалось дурным знаком.

– Мне не следовало этого говорить.

– Но это же правда, – сказала я, чувствуя, как в груди поднимается жар. – Не нужно ничего приукрашивать. Я в принципе еще недавно была готова умереть, поэтому сейчас меня ничего не выведет из равновесия.

– Как я уже сказал, этот вид рака очень редкий… – Я едва удержалась, чтобы не начать выделывать номер из репертуара Пола Миллера – сжимать и разжимать ладонь, как марионетка. Чувствуя мое раздражение, он посмотрел мне в глаза и сказал: – Я хочу сказать, что не могу дать ответа прежде, чем у меня будут результаты обследования. Именно поэтому никогда нельзя начинать с подобных заявлений. Я сделал ошибку, и прошу меня за это извинить. – Он положил руки на колени и наклонился вперед. – Единственное, что я могу сказать вам, Либби: требуется сила воли. И я знаю, она у вас есть.

Я встала и поправила сумку на плече.

– Я тоже прекрасно знаю, что она у меня есть.

– Пожалуйста, сядьте, – велел доктор Сандерс.

Я посмотрела на него, потом на дверь. И присела на край стула.

– Я знаю, что у меня есть сила воли, – сказала я уже спокойнее. – Просто она мне не нужна. Это мне раньше требовалась сила воли – гораздо больше, чем сейчас, потому что, по правде говоря, жизнь матери значила для меня гораздо больше, чем моя собственная. И это ни черта не изменило.

– У вас есть выбор…


Я оборвала его:

– Если сейчас вы скажете, что я обязана выбрать жизнь, я зарежу вас во сне.

Он поднял руки вверх.

– Да, я собирался сказать нечто подобное, но лучше уж воздержусь.

– И правильно сделаете.

Мы сидели молча: доктор Сандерс – глядя в мою сторону, а я – пялясь в окно на замерзшие белые волны у берега озера.

– Я согласна, – сказала я через несколько минут.

– Согласна? – удивленно переспросил доктор Сандерс. И правда, у него не было оснований мне верить: ведь в прошлый раз я тоже так сказала, а потом не пришла.

– Да. Если вы поможете мне сразу же попасть в хорошую больницу в Нью-Йорке, то я готова.

Он встал. Подошел ко мне и протянул руку.

– Буду очень рад, Либби. Спасибо.

Я оперлась на его руку и позволила помочь мне встать.

– Вам спасибо, доктор Сандерс, – поблагодарила я. Его манера обращения с больными вряд ли заслуживает наград, но благодаря его настойчивости я, возможно, выиграю немного больше времени.





34




Выйдя от доктора Сандерса, я села в очередное такси и направилась в аэропорт. Глядя в окно, я не думала ни о лечении, ни о Томе, ни вообще о чем-либо конкретном. Только мысленным взором видела лицо отца. И чем дольше оно передо мной стояло, тем стыднее мне становилось. Нервный срыв или нет, все равно нужно было сказать ему еще несколько недель назад, до того, как мое молчание превратилось в ложь. И вот, пристроившись в не самом тихом уголке аэропорта О’Хара, я наконец позвонила ему.

Я начала реветь еще до того, как отец взял трубку, и он, естественно, решил, что это из-за Тома. И я вынуждена была разубедить его с помощью трех слов – несомненно, он молился, чтобы ему никогда больше не пришлось их услышать:

У меня рак.

Честно говоря, это было ужасно, и виновата была я. Отец плакал, я тоже плакала. Когда первый шок миновал, он стал задавать вопросы, на которые я не могла ответить, и мне пришлось объяснять, почему я не могу на них ответить, и от этого стала чувствовать себя так, будто переехала корзинку со щенками.

– Как тебе помочь, Либби Лу? – спросил он, и, хотя я вроде бы успокоилась, полузадушенное рыдание снова вырвалось из моей глотки. Я вспомнила, как он вытирает мамин лоб прохладным полотенцем, пока она безжизненно лежит в постели. Он уже достаточно перенес, о чем я ему и сказала.

– Чепуха, – сказал он. – Нечего меня ограждать. Я твой отец и должен быть с тобой рядом и сейчас, и всегда, когда тебе нужна помощь. Это для меня главное в жизни. Так позволь уж мне тебе помогать.

– Извини, – сказала я, наверное, в тринадцатый раз.

– И прекрати наконец извиняться.

– Ладно, больше не буду.

– И не вздумай. – Он засмеялся. Потом я услышала, как он глубоко вздохнул. – Вот почему ты отправилась в Пуэрто-Рико.

– Ага.

Я почти что увидела, как он кивает.

– В этом есть смысл.

Я шмыгнула носом.

– Попробуй объяснить это Полу.

– Ну, твой брат прав, что хочет, чтобы ты немедленно получила помощь.

– Знаю.

– Ну, дочура, расскажи мне что-нибудь хорошее. Как прошла поездка?

– Чудесно, – сказала я, не задумываясь. Я рассказала ему о пляжном домике и Милагрос, и даже немного о Шайлоу, только, конечно, не о нашем безумном романе и не о случае, когда мы были на волоске от гибели.

– Видела лошадей? – спросил он.