Звоночек 4
Часть 45 из 57 Информация о книге
— Да никак! Тут много авиации надо, торпедных катеров, чтоб надводный флот гонять, сторожевые корабли, чтоб с подлодками бороться и охранять конвои, транспортные и десантные суда, — толково стал перечислять Кожанов всё, что ему требуется. — Тральщики ещё, береговая и зенитная артиллерия. Тут же вся война вдоль берега! — Артиллерийские бронекатера ещё потребуются, чтоб ТКА противника бороться, — добавил я, но вернулся тут же к своей главной мысли. — Так, может, ну его, тот линкор, что вы в Молотовске закладывать собрались? Может, что-то более полезное заложить? Что за год-два в строй ввести можно будет? Подумай, заложим мы это чудовище, через год война, достройку, как пить дать отложат. А после драки, кому он уже нужен будет? Хорошо хоть, что из-за ваших метаний с проектом линкора, после спуска второй серии «Кронштадтов», чтоб стапеля не простаивали, мощные ледоколы закладываются. Не было бы счастья, да несчастье помогло. Ледоколы — дело полезное. Они и двадцать, и тридцать лет после ввода в строй будут лёд ломать на арктических маршрутах. А линкор ваш? На войну уже, по всякому не успевает. А после войны уже оружие другое появится, вроде ракет, запускаемых даже с катеров, вроде торпедных, которые на десятки и сотни миль летят быстрее скорости звука, да ещё головки самонаведения имеют. И, спрашивается, зачем такие расходы на постройку и содержание в строю махины в сто тысяч тонн? Игрушек мало в детстве было? — А я думаю, к чему ты клонишь… — генерал-адмирал моментально переменился и сказал это голосом сильно уставшего человека. — Поздно. В Молотовске, на днях в первом доке, авианосец заложили по проекту 69АВ. Осенью, как будет готов док номер два, заложим второй. По 72 самолёта на каждом. Годика через три-четыре, когда введём их в строй, сможем сравниться по числу палубной авиации с сильнейшими флотами мира. — О как! — не поверил я своим ушам. — А линкор как же? — Притащил из Германии в клювике сведения по 800-миллиметровой пушке и ещё спрашивает! — вновь разозлился генерал-адмирал. — Никак! Проект под такие орудия даже вообразить невозможно! Одно лишь понятно — корабль выйдет по размерам больше, чем любой наш существующий завод и чтоб базу для него найти — тоже мозги поломать придётся! Не говоря уж о всяких мелочах, вроде адекватной бронезащиты и силовой установки, которой эту махину двигать! — Ну и ладушки, — обрадовался я. Не было бы счастья, да несчастье помогло. «Зарубить» линкор с 457-мм артиллерией у меня бы авторитета и аргументов не хватило, а с 800-миллиметровыми пушками сам из-за своей монструозности, минимум, отодвинулся в далёкое будущее, когда всем уже станет не до него. А проект 69АВ на базе силовой установки и корпуса тяжёлых крейсеров проекта 69 и 69-бис типа «Кронштадт» и «Петропавловск» я знал хорошо ещё по работе в комиссии ВПК. Хоть его броня и не впечатляла, борт до 120 миллиметров, а горизонтальная защита, в общей сложности, 140 миллиметров, зато он имел вместительный двухэтажный ангар и мощную зенитную артиллерию из восьми спаренных унивесальных стотридцаток, шестнадцати двухблочных 37-миллиметровых автоматов Таубина и такого же количества 25-миллиметровых. По числу установок МЗА он вдвое превосходил «стандарт» «Кронштадтов», а тяжёлую зенитную артиллерию ещё можно было, благодаря вместительным артпогребам, довести до тридцати двух стволов, применив четырёхорудийные башни. Однако, надежды Кожанова на паритет с сильнейшими флотами в отношении палубной авиации, на мой взгляд, выглядели излишне оптимистичными. Вроде бы в «эталонном мире» американцы построили десятки авианосцев, не уступавших проекту 69АВ в отношении численности авиагрупп. Это сейчас, когда немцы имеют на палубах порядка двухсот самолётов, прочие примерно столько же, пара наших 69АВ, плюс старые четыре авианосца, которые по количеству самолётов смело можно отнести к лёгким, создают иллюзию паритета. А вот годика через три-четыре, когда молотовские корабли, если будет всё хорошо и постройку не заморозят из-за некстати начавшейся большой войны, вступят в строй… Но, как задел на будущее, пара «настоящих» авианосцев, безусловно, полезна. Тут даже я, несмотря на то, что с наиболее вероятным противником, Германией, наш ВМФ будет биться почти всегда вдоль берегов, возражать не стану. — Доволен? — язвительно спросил генерал-адмирал, подметив моё настроение. — А у людей, между прочим, горе. Кому работы привалило, планы все перекраивать, а кто и вовсе без работы остался. На заводе «Большевик», к примеру, где взялись за восемнадцатидюймовые пушки. Насилу нас упросили хоть заказ на этот год, на шесть первых стволов оставить, чтоб люди на кусок хлеба себе могли заработать. В один момент производство-то, которое только-только наладили, не перестроить! То же самое — металлурги. Хорошо хоть, заявку на корпусную сталь можно лишь сократить, а не отменять совсем. — Где-то убыло, где-то прибыло, — пожал я плечами. — Знаешь почему динозавры вымерли? Не смогли приспособиться к изменившимся условиям. Реагировать надо адекватно и вовремя, а не цепляться за старое. Гибче надо быть! А суперпушки ваши всё равно не пропадут. Не на склад же вы их, в самом деле, уложите? Наверняка воткнёте на какую-нибудь береговую батарею, чтоб супостат даже думать боялся к нашим берегам подойти. Зато за счёт сэкономленных на линкоре средств и материалов сколько всего действительно полезного поиметь можно! — Всё-то у тебя легко, — ухмыльнулся Кожанов. — Посмотрю я, как ты в новой должности крутиться будешь. Когда тебе самому решать такие вопросы и отвечать за них придётся, а не советами и пожеланиями разбрасываться. Нарком ВМФ, немало покрутившийся в советской системе управления, знал о чём говорил. Не думаю, что ему были известны в деталях какие-то проблемы танкистов, но угадал он верно. Практически в яблочко попал. — Вот ещё что, — уже в конце долгого вечера, в прихожей, перед тем как распрощаться с товарищем, бывшим таковым по факту, а не по формальному обращению, я попросил. — Анечку, известную тебе, резидента разведки ВМФ в Берлине, отзови, пожалуйста, в Москву. Это моя личная просьба. И не в ущерб делу. Чувствую, головокружение от успехов у неё, как бы не доигралась. Пора бы ей чем-нибудь поспокойнее заняться. Кожанов в ответ промолчал, но понимающе улыбнулся, похлопав меня по спине. А через три дня я на службе принял телефонный звонок. — Генерал-адмирал Кожанов приказал доложить вам, товарищ генерал-полковник, что я в Москве! — сердито прозвучал в трубке Анин голосок. — Спасибо вам, товарищ генерал-полковник, что выдернули, не дав закончить дела! — Все дела, товарищ капитан второго ранга, не переделать, — спокойно ответил я. — а отдохнуть вам жизненно необходимо. Тем более, вы, помню, в форме мечтали пройтись. Так идите, может достойного мужчину встретите, чтоб замуж за него выйти. В ответ Аня просто бросила трубку от избытка чувств, а я про себя довольно улыбнулся. Эпизод 13 Я всё ещё принимал у Павлова дела по Управлению, когда с Запада пришла первая, но далеко не последняя порция неприятных для меня новостей. Прежде всего, по линии ГРУ стала приходить информация, что Лондон пытается втянуть в войну Бельгию и организовать на западном фронте наступление. Мотивы действий английского правительства были понятны, причём абсолютно всем. Потерпев поражение на море, Лондон вознамерился отыграться на суше, сокрушив не оправившийся после Версаля вермахт, закончить войну одним ударом, чтобы спасти положение и спокойно восстановить Ройял Неви. Но своё влияние на союзников и нейтралов английский кабинет переоценил. Да, оно было велико ещё совсем недавно, но после разгрома флота уже сама Англия фактически попала в зависимость от Франции в отношении безопасного снабжения острова. Париж же, несмотря на то, что имел армию, считавшуюся сильнейшей в Европе, отнюдь не думал наступать. Французское правительство сложившаяся ситуация устраивала более чем, она позволяла добиваться уступок от «союзника», не прикладывая абсолютно никаких усилий! Возможно, всё бы и свелось в конце концов к долгим и муторным переговорам, торгам, уступкам со стороны Лондона, но немцы отнюдь не собирались останавливаться и ждать! Три дивизии, две горноегерские и одна пехотная, переброшенные с такими приключениями в Нарвик, оказались в стратегическом тупике. Противник интернировался в Швеции, сухого пути на юг не было. Да и зачем? Немецко-норвежские силы вполне успешно справлялись с вышвыриванием со Скандинавского полуострова «англо-французских оккупантов», которые только и думали о том, чтоб побыстрее смыться. Эвакуация шла полным ходом. Из Бергена и Ставангера — кораблями в ночное время. А из Тронхейма и вовсе самолётами и подлодками. Личный состав вывозился, а вот тяжёлое вооружение приходилось бросать. Для сил Кригсмарине, обосновавшихся в Нарвике, ситуация бездействия также становилась бессмысленной. Получив два конвоя с топливом и боеприпасами, они, во многом, восстановили свои ударные силы и просто обязаны были их как-то применить. Понимали это и англичане. Первой их превентивной мерой стал захват датских Фарерских островов с целью устройства на них аэродромов. А спустя три дня, второго мая 1940 года, первые английские подразделения высадились в Рейкъявике. При этом, желая оказать политическое давление на неуступчивых французов, Лондон стал выводить войска с континента под предлогом необходимости обороны Исландии. Фактически же на остров отправлялись войска из Метрополии и тут же замещались «континентальными». Париж был вынужден заменить ушедшие к портам войска союзников «в первой линии», использовав на это весь свой стратегический резерв из восьми дивизий. Четвёртого мая, дождавшись благоприятной погоды, главные силы флота Третьего рейха, ведя с собой десантный конвой, покинули Нарвик и взяли курс к берегам Исландии. Помешать им, в условиях господства в воздухе палубной авиации, британцы могли лишь силами подводных лодок. Но увы, они добились только того, что потрепали транспорты, ослабив десантные силы. Не нанеся, однако, таких потерь, которые бы заставили немцев вовсе отказаться от операции. Шестого числа дивизии вермахта, при активной поддержке с воздуха, начали высадку на остров. Англичане же оборудовать аэродромы не успели и вынуждены были терпеть налёты. Впрочем, после того, как пехота закрепилась на берегу, Кригсмарине снизили активность в воздухе до минимума, сберегая боезапас и топливо на случай подхода флотов Антанты. На суше силы противников оказались примерно равными — две полнокровные британские пехотные дивизии против трёх потрёпанных немецких, две из которых были горными. Нельзя было сказать, что немцы в боях за Исландию имели над англичанами какое-то решительное преимущество в отношении искусства ведения войны на суше. Да, имея в наличии горных стрелков, силы вермахта действовали свободнее, предпринимая охваты по труднопроходимой местности, но и этот фактор сошёл на нет, когда британцы перешли к жёсткой позиционной обороне в районе Рейкъявика, уперев оба своих фланга в море. В дальнейшем судьбу сражения решило снабжение. Немцы регулярно подводили всё новые и новые транспортные суда с продовольствием и боеприпасами. Их противники же были вынуждены довольствоваться лишь тем, что могли доставить всплывавшие по ночам подводные лодки. К концу мая последние очаги сопротивления британцев были подавлены и первая битва за Исландию завершилась. Тем временем на континенте, бельгийский король, прежде занимавший нейтральную, но более благожелательную Антанте позицию, решил поиграть в миротворца. Да, Бельгия маленькая страна, через которую европейская война могла ходить из стороны в сторону, сея разрушения и смерть. Тут важно, если тебя всё-таки втянут, оказаться на стороне победителя, чтобы после окончания боёв возместить за счёт проигравших все потери. Прежде, до разгрома Ройял Неви, предпочтения короля однозначно были на стороне Антанты, сейчас же, застряв между двух огней, он мечтал лишь о том, чтобы конфликт как можно быстрее разрешился тем или иным образом. А с уходом английского эскпедиционного корпуса к портам Ла-Манша желание это и вовсе стало вызывать зуд. Обратившись к противоборствующим сторонам, король предложил посредничество в переговорах, пригласив их представителей в Брюссель. Увы, в Лондоне правительство Черчилля, увлекая за собой и французов, наотрез отказалось говорить о мире в сложившейся обстановке. Зато со стороны немцев Брюссель посетил министр иностранных дел Рейха Иоахим Риббентроп. О чём он вёл переговоры с королём — тайной оставалось недолго. Ибо, когда десятого мая началось общее немецкое наступление на Западном фронте, германские танковые дивизии беспрепятственно вошли на территорию Бельгии в походных колоннах. Король не объявил войну Гитлеру, в течение четырёх дней никак не определяя свою позицию. Армия всё это время оставалась в казармах. Французы же, объявив о нарушении немцами нейтралитета Бельгии, стали выдвигать мощные силы на сопредельную территорию для того, чтобы остановить вермахт до подхода к своим границам. В дальнейшем, события развивались примерно также, как и в «эталонном» мире, даже чуть более благоприятно для немцев. Бельгийский «нейтралитет» не только лишил Антанту десятка-полутора «дополнительных» дивизий, но и позволил Гитлеру использовать против Голландии абсолютно все свои воздушно-десантные силы. Правительство и королевскую семью Нидерландов им захватить так и не удалось, но армия этой страны капитулировала уже 13-го числа. На просторах Бельгии встречное сражение между вермахтом и французской армией прошло под знаком абсолютного господства в воздухе люфтваффе, атаковавших первым делом аэродромы противника. На руку немцам сыграл, к тому же, вывод эскадрилий английских ВВС в метрополию. Кроме того, немецкие танковые дивизии, в которых лёгкие «двойки» служили лишь для вспомогательных функций, на мой взгляд, решали поставленные задачи лучше и быстрее, нежели мне это подсказывала память. Не помогли французам и русские намёки с «Арденнами», поскольку в Париже посчитали, что, раз французская армия победительница в Первой Мировой, самая мощная в Европе, то именно ей и следует всячески сохранять и оберегать пути через лесной массив для последующего собственного контрнаступления. Бельгийцы же, владевшие большей частью территории Арденн, после переговоров с немцами, и вовсе не собирались ничего предпринимать. 13-го мая начались первые бои на территории Бельгии, а уже 15-го числа Гудериан, прорвавшись через Седан, преодолев все оборонительные рубежи, вышел на оперативный простор. Его «ролики» сплошной лавиной покатились на северо-запад, к Ла-Маншу, отсекая скованную с фронта «бельгийскую» группировку французских войск. В это же время Черчилль, поняв, что время политических демонстраций безвозвратно ушло и всерьёз запахло жареным, отменил вывод английских сил с континента, приказав не допустить разгрома армий союзника в северо-восточной Франции. Да, даже выйди вермахт к Ла-Маншу, это ещё не означало полной катастрофы. Окружённые войска, весьма многочисленные, можно было снабжать и пополнять морем, чтобы, как минимум, выстроить устойчивую оборону, а как максимум — нанести контрудар. Английские дивизии были неплохо моторизованы, поэтому смогли, несмотря на воздушный террор «лаптёжников», достаточно быстро выдвинуться для удара в правый фланг немецкого танкового клина. Увы, танки британцев либо не отличались быстроходностью, либо бронированием. «Матильды» так и не сумели добраться до поля сражения, а крейсерские танки, не прошедшие школу взаимодействия родов войск, стали лишь мишенями для авиации и ПАКов. Более того, в войсках островитян не нашлось действенных противотанковых средств, которые могли бы поражать бронетехнику противника в лоб. В результате победа в битве досталась вермахту и 19 мая северная группировка войск Антанты была отрезана от основной территории Франции. После этого Гудериан устремился на север и на восток вдоль берега пролива, последовательно захватывая порты Булонь и Кале. На подступах к Дюнкерку танки Гудериана были остановлены. И это был не «стоп-приказ» Гитлера. У англичан здесь нашлась и зенитная артиллерия, которой немецкие «панцеры» были по зубам, и тяжелобронированные «пехотные» танки, которым, совместно с пехотой, удалось удержать плацдарм. К тому же, благодаря отступавшим к этому порту частям войск Антанты линия фронта значительно сократилась, а боевые порядки, соответственно, уплотнились. Тут уж было не до стремительных прорывов, война перешла в позиционную стадию, как в Первую Мировую, несмотря на весь прогресс в развитии вооружений. Потыкавшись в плотную оборону, немцы не стали упорствовать, взяв оперативную паузу, заменили танковые и моторизованные дивизии более подходящими для осады плацдарма пехотными. Подвижные же силы в течении недели были приведены в порядок и переброшены на юг, где в 5-го июня началось новое мощное наступление. Уже 7-го фронт, спешно выстроенный на Сомме за счёт войск, переброшенных с линии Мажино, был прорван сразу в нескольких местах. Немецкие танковые дивизии устремились вглубь, дробя и окружая армии французов. Уже 9-го числа организованное сопротивление фактически прекратилось, те части, которым повезло оказаться вне котлов, беспорядочно отступали, потеряв управление и боеспособность, растворяясь в потоках беженцев. 12 июня правительство Третьей республики покинуло Париж, а спустя два дня в столицу без боя вступили немцы. Премьер-министр Франции Рейно, бежавший в Англию, подал в отставку. Безвластие длилось три дня, пока главнокомандующим не был назначен старый маршал Петэн, тут же начавший переговоры о перемирии. Капитуляция Франции была подписана 22 июня точно так же, как и в «моей», «эталонной» истории, но вот условия её были несколько иные. В частности, оккупировалась, до окончания боевых действий против Англии, вся французская территория в Европе, а корабли французского флота должны были прибыть в воды метрополии или прямо в германские порты, где, в полностью исправном состоянии, передавались под контроль немцев. Меры, направленные на то, чтобы бывший союзник по Антанте не мог помешать, были предприняты. Сперва всем кораблям и судам Франции в британских портах был отдан приказ выйти в море в 02.00 по Гринвичу. И только потом, уже днём, была направлена вторая часть радиограммы. Ройял Неви отреагировал не сразу, но помешать усилению Кригсмарине попытался изо всех сил, что привело к ряду боёв между флотами бывших союзников, особенно в восточном Средиземноморье. Ещё больше взаимная неприязнь между ними усилилась из-за сдачи в французов в плен у Дюнкерка без всякого предупреждения «соседей» по общему, ещё накануне, фронту. Немецкие пехотные дивизии немедленно воспользовались образовавшейся «дырой» и вышли в тыл англичанам к самому порту, окончательно отрезав их от всякого снабжения. Островитянам оставалось лишь бежать к себе за пролив, бросив на континенте всё своё оружие и снаряжение. Эвакуация происходила прямо с пляжей в течение трёх дней, за которые удалось вывезти порядка пятидесяти тысяч человек, прочие же попали в плен. Все эти события на континенте, от того, что произошло в «эталонном» мире отличались лишь в деталях, но в сочетании с захватом Исландии создали принципиально новую для меня стратегическую обстановку. Если ранее я ожидал предприятий вроде «Морского льва» и предшествующей ему «Битвы за Англию», то теперь они потеряли актуальность и смысл. Зачем Гитлеру рисковать с форсированием Ла-Манша, если можно попросту «заморить» Британию, отрезав ей всякое снабжение морем? Официально морская блокада была объявлена 24-го июня, но ещё до этого времени отремонтированный «Гнейзенау» в компании с «Цеппелином» и недавно вступившим в строй «Штрассером» успели совершить рейд по Атлантике, распугав все конвои. Теперь же, когда Гитлер мог опереться и на порты Франции, безопасных маршрутов в Британию попросту не осталось. Всем стало понятно, что её сдача — дело недолгого времени. Максимум двух-трёх месяцев. Да, стало понятно всем. Но в разных странах на сложившуюся стратегическую картину отреагировали по-разному. В СССР, где товарищ Сталин, дождавшись, когда на Западе закрутилось всерьёз, объявил 15-го мая ультиматум Бухаресту, потребовав вернуть не только Бессарабию, но и передать Советскому Союзу, в качестве компенсации за 20-летнюю оккупацию, всю территорию Молдавии, последовали оргвыводы в отношении верхушки НКО, отвергавшей вероятность столь стремительного разгрома Антанты. Да, нам, обкорнавшим Румынию по самую Трансильванию и, фактически, вышедшим на Венгерскую равнину, было о чём подумать, оставшись с немцами один на один. Хорошо хоть, что румыны ультиматум приняли и воевать не пришлось. Ведь проделан этот политический маневр был, очевидно, в ущерб немцам, пока те были заняты, и ставил под угрозу их единственный крупный источник нефти в Добрудже. Если бы война с Антантой продолжалась, то это, вкупе с контролем поставок никеля, могло бы сделать немцев покладистыми. Но сейчас, когда они разгромили «сильнейшую в Европе» армию и один из двух «сильнейших в мире» флотов, приходилось считаться с вероятностью, что Гитлер тем или иным образом попытается от зависимости избавиться. Средство предотвращения войны превращалось в её провокацию. В США же, в стране демократической, быстрых решений принято быть не могло. Но всё же президент Рузвельт сделал 25-го июня заявление, что его правительство не потерпит ограничений в свободе торговли и предложил конгрессу сопровождать американские торговые суда в Англию силами ВМС. Пока там судили да рядили, в Британию был отправлен весьма странный боевой корабль. Это был обычный сухогруз с таким же обычным продовольствием в трюмах, но с весьма необычными для такого типа судов пушками на палубе. Формально он числился в составе ВМС США, транспортным судном не являлся и по международным законам не мог быть подвергнут досмотру. Более того, любая такая попытка однозначно становилась «казус белли», то есть поводом к войне. Наверное, для Рузвельта это было трудное решение. Ведь как показали бои в европейских водах, главной силой флота стали авианосцы, коих в составе американского флота было ровным счётом семь штук. У немцев их было шесть, не считая «эразцев» из сухогрузов. И ещё четыре лёгких и пять тяжёлых авианосцев у японцев. Причём «лёгкие» в численности авиагруппы не уступали немецким авианосцам-лайнерам, а тяжёлый «Ямато», только-только, в начале июня, вступивший в строй, нёс свыше ста двадцати самолётов. Здесь и сейчас надо было выбирать что-то одно. Европа или Азия. Англия или Китай. И Рузвельт сделал свой выбор. Как и следовало ожидать, провокация удалась. Американский военно-морской флаг ничем не отличался от торгового, посему сухогруз при попытке его досмотреть стал палить из пушек, получил с «Хиппера» снаряд перед самым носом и тут же героически сдался, что позволило Рузвельту обратиться к народу с драматической речью «На нас напали!» и объявить Гитлеру 1 июля войну. Понятно, что авианосцы флота США покинули Тихий океан ещё раньше. Для японцев это послужило сигналом к активным действиям. В течении двух недель с 15-го июня 1940 года они, не бомбя никакой Пирл-Харбор, не объявляя никому войны, просто-напросто, «по-советски», «взяли под защиту» все тихоокеанские французские и голландские колонии, объявив и их, и весь остальной Тихий Океан, «демилитаризованной зоной». А себя — гарантами мира и свободы торговли в регионе. Немецким рейдерам было предложено либо покинуть «зону», либо интернироваться в любом, контролируемом японцами, порту. Поскольку заявление японского МИДа ничем не задевало англичан, то те, в минуту нависшей над Туманным Альбионом смертельной опасности, предпочли «проглотить» фактический захват колоний союзников, чтобы не умножать число собственных врагов. Голландцы, оставшись безо всякой поддержки, вывели свой флот сперва в Индийский океан, а потом, через Южную Атлантику, в Вест-Индию. Туда же, на Антильские острова, перебрались из угрожаемой Англии, показав этим жестом своё недовольство «союзником», королевская семья и правительство. С вступлением в войну США, Нидерланды немедленно заключили с ними соглашение на условиях, аналогичных «Атлантической хартии» «эталонного мира», надеясь в конце концов, хоть отчасти, вернуть «своё». На голландцев в частности и на начало краха колониальной системы вообще, мне было абсолютно плевать. Зато превращение Японии в действительно великую державу, вызывало некоторую тревогу. Ведь теперь, получив мощную подпитку ресурсами, захватив всё побережье Китая и надавив на англичан, которым и без того стало вовсе не до снабжения гоминьдановцев по Бирманской дороге, японцы получили реальную перспективу если не победить, то заключить выгодный мир с Чан Кайши и высвободить себе руки. Несомненно, «флотское» правительство будет стремиться именно к этому, чтобы не дать вновь возвыситься «армейцам». Ведь те реально воюют, совершают подвиги во славу обожаемого Тенно! И что с того, что Флот без единого выстрела, молниеносно, принёс Японии много больше? С точки зрения самурая не материальные блага, а военная слава имеет решающее значение! Оставалось только надеяться, что «морячки» не устоят перед искушением её завоевать! Накануне Эпизод 1 Моя лихорадочная, кое-где истеричная деятельность в мае-июне 1941 года не прошла для меня даром. Осознав, что случился «фальстарт», я, буквально, сдулся. Да, будто воздух выпустили. Руки опустились и делать не хотелось вообще ничего, как бы это ни было нужно. После мобилизации и сверхнапряжения организма наступил закономерный откат. Старался не показывать, но у товарищей в Управлении, в Наркомате, в Совнаркоме, у самого Сталина, после 22-го числа единомоментно прошло наваждение, которое я создавал своей кипучей активностью, тяжёлыми пророчествами и эксцентричными выходками. Всем всё стало понятно и ясно, в том числе и моё душевное состояние. В такие моменты проявляется истинные отношения и, к моему удивлению, ни с чьей стороны не последовало попыток подтолкнуть пошатнувшегося, во всяком случае, явных. Не слышалось насмешек и ехидства. Даже маршал Кулик, с которым мы не один зуб друг на друга вырастили, только слегка похлопал по плечу во время случайной встречи в коридорах Наркомата и неуклюже попытался утешить: — Ну, ничего, ничего… В общем, выперли меня в июле в отпуск, направив лечить нервы в крымский санаторий. Со всей семьёй. Дома, на хозяйстве, осталась одна Ядвига, даже не попытавшаяся скрыть радости от свалившейся на неё свободы. Ух, чувствую, разгуляется, пока глава семьи в отъезде! Дело молодое и наставления тут бессмысленны и бесполезны. Всё равно не послушает и попытается оторваться «по полной». Понимая это, ключи от «Тура», «Газика» Полины и знаменитого красного мотоцикла я забрал с собой. Но к Вяхру, конечно, замок зажигания не пристроишь. Кася с Яжкой нашли с конём взаимопонимание, смекнув, что главное — не разговаривать при нём по-польски. От одного этого вороной тут же начинал яриться. От ГАБТУ «ключи» с собой в отпуск тоже не возьмёшь, но вместо себя я оставлял на посту серьёзного товарища, на которого вполне можно положиться. Мой прежний зам, генерал-майор Жуков на волне Большой игры «выплыл», получил генерал-лейтенанта и был назначен командиром в 5-й танковый корпус. Ещё бы! Фактически, при мне во время Игры он был «военспецом», как офицеры старой армии при командирах-комиссарах Гражданской. Генерал-полковник Любимов рулил в стратегическом масштабе, «водя руками» направо-налево в масштабах танковых групп. Генерал-майор Жуков облекал концептуальные мысли начальника в чеканные строки боевых приказов, координировал взаимодействие Групп армий и ТГр, если складывалась острая обстановка, вмешивался на уровне штабов военных округов, прямо отдавая приказы о действиях отдельных, управляемых ими, корпусов и армий. Вдобавок, вся «послеигровая» работа, обзоры и отчёты, как главного штаба «синих», так и по ГАБТУ, легла на его плечи. Это был громадный объём, взгляд с двух сторон, ценнейший материал, на основе которого шло планирование Генштаба. От меня, чтобы «реабилитировать» своего зама, потребовалось лишь пару раз обратить на эти факты внимание. Втайне я надеялся, что генерал-лейтенант Бойко будет, с повышением, назначен ко мне. Но, как не «давил» я это дело, видимо, переборщил и мне решили не потакать. К тому же, собирать «дружков» в одном месте, скорее всего, посчитали опасным с точки зрения «авантюризма». Поступили по-другому. Бойко поехал в Киев, принимать АБТУ округа, а мне в Москву оттуда прислали генерал-лейтенанта Федоренко, что было для меня тоже хорошо. Во всяком случае, за всё время моей службы на посту начальника ГАБТУ РККА с подчинённой структурой КОВО у меня никогда не возникало никаких проблем. Хоть и сдавали-принимали дела мы с Яковом Николаевичем всего пару дней, но в том, что всё по Управлению будет в порядке, я не сомневался. За исключением дисциплины. Отходняк после напряга, который я устроил всем, без исключения, советским танкистам, будет не только у меня. «Чудеса», как подсказывает жизненный опыт, практически неизбежны. Придётся новому заму, что поделать, отдуваться и расхлёбывать кашу, что я заварил. Вот так. Получил месяц отдыха вместо ожидаемых тройки-четвёрки лет кровавой мясорубки. Но расслабиться всё равно как то не получается, когда знаешь, что происходит на другом берегу Чёрного моря. Ума не приложу, чем могли шведы и турки Гитлеру так насолить, что он на них попёр! Вроде, и те, и другие сотрудничали с ним вовсю, не забывая свой коммерческий интерес. Да, с англичанами они тоже предпочитали не ссориться, Анкара с Лондоном даже договор 1939-го года имела. Но всё же, одно дело иметь, другое — выполнять. Ведь буквально всё, что Германия могла взять в Турции и Швеции, всё и так ей было доступно без всяких войн! А что теперь? Ладно, Стокгольм быстренько сдался, когда через границу на юге танки попёрли, а через северные перевалы — горные стрелки. Шведская армия и флот, фактически, не участвовали даже, оставшись в пунктах постоянной дислокации. Разогнали риксдаг, запретили компартию, сформировали новое нацистское правительство из членов SSS, Шведского социалистического собрания, во главе с его лидером, Свен-Улофом Линдхольмом. Делов-то! Так, постреляли для виду, сразу же записавшись в союзники. Тут, скорее, удивительно, что это без всякой войны не произошло. При том, что у шведов в нацистских партиях состояли не только члены государственной и буржуазной элиты, но и королевской фамилии. Зато немецких оккупационных войск набилось на вновь захваченную территорию, будто там сопротивлялись, как турки. Да, кто-кто, а сыны Ататюрка во главе с Инёню показали всем, как Родину любить. Признаться, я не ожидал от них многого, помня двухсотлетнюю историю русско-турецких войн. Но, спустя месяц после начала агрессии Гитлера, битва гремела всё ещё в Европе. Стамбул-Константинополь-Царьград отчаянно защищался. Бои шли на городских улицах, на остатках древних крепостных стен, среди памятников архитектуры. Это был какой-то «Сталинград» с переправой через пролив на рыбачьих лодках подкреплений, с артподдержкой с анатолийского берега, с кровавыми рукопашными схватками за каждый дом, каждый этаж. Понятно, Инёню объявил газават, но вместе с мусульманами, плечом к плечу и вооружившись чем попало, дрались православные греки и прочие народности бывшей Оттоманской империи. При этом, турецкие армейские части во Фракии были давным-давно раздавлены, а позиции оборонялись разнообразными дружинами ополченцев. Турки сумели отразить или блокировать две попытки десанта в Малую Азию. В районе Измира, со стороны островов Додеканес, итальянцы, высадившись, так и не сумели прорваться вглубь континента, несмотря на канонаду союзных флотов. Создавалось впечатление, что эта операция по противодействию десанту была у турок в деталях отрепетирована с опорой на опыт Галлиполи. На черноморском же побережье десант сорвал турецкий флот. Его флагман, линейный крейсер «Явуз» спрятанный от Мировой войны в Мраморном море, умудрился пережить первый налёт на главную ВМБ. Гитлеровцы его явно недооценили или, может, из эмоциональных соображений, хотели сохранить бывший «Гебен» для себя, или просто у них было слишком мало сил. Но, в итоге, на эту цель выделили совершенно негодные средства в виде неполного штаффеля «Штук», вооружённых фугасками. А «Явуз», только-только весной закончив последнюю модернизацию, получил, вместо десятка одноствольных английских Пом-Помов, шесть спаренных 25-мм дизель-гатлингов советского производства. Так как действия на суше начались чуть раньше, в темноте, когда не могла ещё действовать авиация, то зенитки успели прогреть, а развести пары в котлах — нет. Но и стоя на бочках в Буюкдере, на виду всего старого посольского района Стамбула, ветеран Первой мировой сумел постоять за себя, сбив троих налётчиков и до мокрых штанов напугав остальных. Отделавшись исцарапанными близкими разрывами бортами, «Явуз» скрылся в Чёрном море, уйдя на восток. А потом, спустя неделю, в самый неподходящий момент, материализовался в ночи, как бешеный кабан вломившись в самую гущу БДБ, тараня и изрыгая огонь из всех стволов прямой наводкой. Свои две, полностью заслуженные, торпеды с болгарского катера он получил и едва смог отползти обратно, но дело было сделано. Потери в людях, вооружении, а главное, в десантных баржах, вынудили немцев временно отказаться от тактики «каботажного наступления» до тех пор, пока по Дунаю не спустятся новые БДБ. Босфор же, на азиатском и, кое-где, европейском берегах которого всё ещё сидели турки, успели заминировать, используя для этого самые разнообразные посудины. На южном фронте, в Сирии и Месопотамии, Роммель, получивший небольшие подкрепления, очень скоро понял, что война в пустыне и война в горах — очень разные вещи. Да, турецкая армия застряла на уровне Первой мировой почти во всём. Почти. Но у неё оказались противотанковые пушки в количестве, аж два десятка стволов на дивизию. В основном это были французские 25-миллиметровки, старые советские 37-мм 1К и, из последних поставок, особенно понравившиеся своей лёгкостью и разборностью, благодаря чему их можно было возить во вьюках, советские батальонные 25-мм ПТП. СССР с самого основания Турецкой республики был одним из поставщиков вооружений для неё. Раньше, в 20-х из «революционных» соображений, а сейчас, перед Великой стройкой, все средства заработать на внешнем рынке были хороши. Батальонных ПТП у нас после двух лет «военного производства» был избыток, снарядов — завались. И те, и другие оказались очень милы, по сравнению с возможными конкурентами, тощему турецкому кошельку. Заодно южным соседям достались и последние наставления, составленные после прошлогоднего расстрела «немцев» на Красноармейском полигоне. Горный рельеф, леса и коварная привычка турок располагать свои ПТП так, чтобы они били в борта и корму, лучше всего на обратных скатах и крутых склонах, заставила немецкий танковый таран забуксовать. Прорваться сходу на Анатолийское нагорье, где вермахт мог использовать своё преимущество в мобильности, не удалось. А в горной войне в отрогах Восточного Тавра турки и немцы были равны. За первых было преимущество «родных стен», численность и фанатизм, вплоть до самопожертвования, за вторых — огневое превосходство и господство в воздухе. Но, если у обороняющихся «плюсы» мало зависели от подвоза, то агрессор вынужден был считаться с пропускной способностью сирийских портов и местных дорог, которую ещё больше снижали всевозможные партизаны. Расовая теория, пренебрежение к завоёванным народам и временным союзникам, как и в «эталонном» мире, сыграли с Гитлером злую шутку. Войдя в Иерусалим, немцы «прижали» в пользу католиков и протестантов не только православных христиан, с которыми воевали в Югославии и Греции, но и мусульман, возомнив себя «крестоносцами». Символика на фашистской технике только возбуждала историческую память и национальные традиции местного населения. Что касается евреев, то едва утвердившись в Палестине, нацисты принялись опустошать европейские концлагеря и гетто, «окончательно решая вопрос». Их всех должна была заменить одна большая резервация на берегах реки Иордан, в которой «презренные паразиты» вынуждены были бы выживать самостоятельно и заниматься производительным трудом. Арабов, разумеется, спрашивать никто и не думал. Если прежде, зная об отношении немцев к иудеям, они поддерживали фашистов и, бывало, помогали Роммелю по мере сил, то теперь всё изменилось с точностью до наоборот. Тыловые колонны, особенно в горных районах, стали подвергаться нападениям, что вынудило выделить силы против повстанцев. Воистину, так восстановить против себя абсолютно всех, даже бывших непримиримых противников, надо уметь! Но идеологам нацизма было на всё глубоко наплевать. Унтерменши должны покориться или умереть! Расплачиваться же за такую недальновидную политику пришлось «белокурым бестиям» в окопах. Уж кто-кто мог радоваться такому обороту, так это Черчилль. Какое-то время хоть за Аден, Бахрейн и Сокотру можно было быть относительно спокойным. Ожидаемый всеми штурм Британских островов тоже пока не состоялся, хотя группировка десантных средств и войск на берегах Ла-Манша и Северного моря по-прежнему висела Дамокловым мечом. Трудно сказать, почему Гитлер до сих пор не решился. А ведь мог бы! Более того — должен был одним ударом закончить атлантическую войну! Но нет, осада продолжалась. Генерал-адмирал Кожанов высказал догадку, что немцы используют Британию как приманку, ставя атлантических союзников перед необходимостью её снабжать, тратить на это огромное количество ресурсов. Во-первых, после пополнения эскадры адмирала Маршалла линкором «Бисмарк», вступившим в строй весной 1941-го года, а также формирования второй эскадры под флагом Лютьенса из бывших французов типов «Бретань» и «Курбэ» плюс флагманский «Шеер», союзный флот вынужден был направлять в охранение конвоев абсолютно все свои линейные корабли. И даже это не могло дать гарантий безопасности. Во-вторых, огромные конвои было невероятно сложно защитить от атак субмарин, которые с каждой проводкой причиняли всё большие и большие потери. Последнее время они взяли моду всплывать по ночам в надводное положение посреди огромного строя транспортов целыми «волчьими стаями» и вели себя точно серые хищники в отаре овец. Чтобы бороться с этой напастью, нужно было иметь радары на кораблях эскорта, желательно всех, а не только на линкорах и некоторых крейсерах. Послезнание подсказывало мне, что подобного уровня развития конвойных сил, союзники, в куда лучших условиях, достигли лишь в 42-43-м году. К этому сроку защищать с помощью радаров будет попросту некого! Не останется тоннажа и никакой серийной постройкой калош типа «Либерти» потерь не восполнить. Просто потому, что мальчики Деница, судя по нашим сведениям о количестве лодок и статистике потерь судов, успевают за ночь результативно расстрелять весь торпедный боекомплект и безнаказанно скрыться! Долго ли выдержит такую войну экономика США и Англии? Очевидно, нет. Быстрее только прямой штурм Британских островов, но, может, Гитлер всё ещё рассчитывает заполучить Штаты и Англию в качестве союзников? И именно поэтому смотрит сквозь пальцы на «негритянскую войну» — продвижение Черчилля в Африке к северу от экватора через французские колонии? Ведь ещё чуть-чуть и всё вместе всё равно окажется в его «копилке». Кто из бывших стран Антанты окажется владельцем той или иной местности — не важно. Другое дело — японцы. Изолировав Азию на море, в отличие от стратегии «эталонного мира», они не попёрлись к Бирманской дороге через джунгли. Первую скрипку в стратегии страны Ямато играл флот и армия вынуждена была действовать в рамках военно-морской логики. Вместо наступления на суше — захват ключевых точек, портов, десантом и оборона плацдармов армейскими подразделениями. Таким путём был захвачены и превращены в ВМБ все гавани на западном побережье Австралии от Дарвина до Эсперанса, что окончательно изолировало самый маленький континент от остальной Британской империи и США. Местные пытались одновременно отбить и Перт, и Дарвин, в которые упирались линии железных дорог, но безуспешно. В полупустынях Австралии японская армия, готовившаяся воевать в Монголии, чувствовала себя вполне уверенно и превосходство в воздухе также было на её стороне. Прочно обороняясь, она предоставляла гайдзинам свободу нести потери в отчаянных, но бессмысленных атаках на пулемёты, без поддержки танков, авиации и артиллерии. Могла бы, наверное, и наступать. Но зачем, если противник готов, ради золотых приисков, ослаблять сам себя, облегчая самураям дальнейшие завоевания? В Южной Азии японцы, обжегшись в Китае, действовали более хитро. Захватив только Рангун в Бирме и обезопасив Молуккский пролив, они этим и ограничились. Зато из захваченных в плен в Малайе, Сингапуре и Рангуне индусов сформировали и вооружили «Освободительную армию», вручив её непримиримому борцу с британским колониализмом Субхасу Чандре Босу. Авторитет его среди соотечественников не уступал, а скорее, превосходил авторитет Ганди и Неру. Ведь он был сторонником бескомпромиссного вооружённого сопротивления колонизаторам вплоть до завоевания Индией полной независимости. Дважды был председателем национального конгресса и вышел из него, основав своё движение «Вперёд!» после начала Второй мировой войны, когда Ганди выступил за сотрудничество с британцами во имя общей победы. Конечно, англичане, вступив в войну, сразу закрутили гайки и стали бросать всех, кто не поддержал Ганди, в тюрьмы. Бос бежал через Афганистан сперва в СССР, а после Гавайского сражения — в Японию. В принципе, его бы устроила бы любая воюющая с Англией страна, которая могла помочь его планам, но Гитлер здесь сам себе подсуропил политикой «общеевропейских колоний». Видеть Индию колонией Субхас Чандра Бос больше не желал. А что же японцы? Правительству Тодзио «эталонного» мира стоило бы поучиться у премьер-министра адмирала Инеи! Если бы это было возможно! Разница «морской» и «армейской» политики была налицо. Этот позиционировал себя освободителем Азии от колониалистов-гайдзинов, если это могло сэкономить силы, признавал независимость бывших колоний и даже сам основывал новые государства. Обговаривая необременительные условия, тут же закреплявшиеся письменными соглашениями. Так произошло с Филиппинами, Малайскими султанатами, Тайландом, островными государствами на территории Индонезии «эталонного» мира. Договоры в каждом конкретном случае имели свои особенности, но главные общие положения были жёсткими. Все без исключения признавали себя подданными или вассалами (при монархической форме власти) Императора. Все входили в «Азиатскую сферу сопроцветания» с особыми условиями торгово-хозяйственных отношений внутри неё и вовне. Все государства «Сферы» обязывались иметь единую внешнеполитическую (за пределами «Сферы») позицию, которую вырабатывал Высший Императорский совет глав государств, а утверждал сам Император. Морская оборона «Сферы» возлагалась исключительно на Объединённый флот, который финансировался общими усилиями всех государств «Сферы» в одинаковой пропорции к бюджету. Причём, так, «как надо», а не так, «как можем». За исключением самой Японии. Она своими деньгами распоряжалась, как хотела. В остальном участники «Сферы» были автономны и независимы, имели свои внутренние законы, армии и все прочие атрибуты государства. Фактическое японское господство, таким образом, подавалось как форма равноправного союза. Устраивал ли такой вариант Боса? По видимому, более чем! Во всяком случае, он не терял времени, сформировал в считанные дни «правительство Индии», сочинил флаг и подписал договор от имени всех, пока ещё остающихся под пятой англичан, индусов. И тут вчерашнему одинокому беглецу-социалисту, которого не оценили в СССР, попёрло! Оружие (у англичан же и захваченное), бывшие пленные, добровольцы из индусов, проживавших в Малайе и бывших голландских колониях! Сколотив армию в двадцать тысяч (фактически — дивизия четырёхполкового состава), Субхас Чандра Бос посчитал этого достаточным для начала и высадился с ней не где-нибудь, а вблизи Калькутты, родного для себя города, где имел огромное влияние, особенно среди бедноты. Вряд ли скороспелая «Освободительная армия» выдержала бы сражение с колониальными войсками, сформированными из тех же индусов под командованием «белых» офицеров, но этого и не требовалось. Восстание вспыхнуло, подобно пороху, в который попала искра. Имперские войска были буквально парализованы, вынуждены отбиваться от, зачастую, безоружных «бунтовщиков», сами разлагаясь, при этом, под их влиянием. В Южной Азии, по Ленину, война империалистическая переросла в войну гражданскую, стремительно набирая обороты. Японскому флоту оставалось лишь подбрасывать в костёр дровишки в виде оружия, боеприпасов и продовольствия. Последнее было даже важнее, нежели винтовки и патроны. Многомиллионная Индия была не в состоянии сама себя прокормить. С прекращением подвоза извне, в регионе начался голод. И тот, кто мог предложить горсточку риса в день, сразу получал огромное преимущество в противостоянии. Эпизод 2 — А как же СТТ? Как быть с ними? — задал вопрос Сталин, примостившийся, явно не по рангу, в дальнем углу.