Соучастники

По утрам, до наступления жары, я втискивалась в поезд L. В офисе включала кондиционер и, как правило, сидела там каждый день до семи-восьми вечера, выскакивая лишь на обед и на встречи. В какой-то момент я стала приходить по меньшей мере в один из выходных – отпирала металлические складские двери, когда весь Нью-Йорк, казалось, греется на солнышке, потягивая кофе со льдом. Я почти не виделась с друзьями, даже со своей сестрой Карен, чью вечеринку по поводу родов я должна была организовывать. (Эту обязанность я возложила на ее университетскую соседку по комнате.) Каждый раз, видя ее, я поражалась, как быстро ее разносит. Но времени спросить ее об этом у меня не было. Всегда нужно было отвечать на очередное письмо.
– Вас кто-нибудь просил приходить по выходным?
Нет, но это был единственный способ все успевать. Китайская рабочая этика. Я же привыкла работать по выходным, правда?
Мою зарплату главы отдела развития никак нельзя было назвать гигантской. И никто не следил за тем, как я работаю. Просто предполагалось, что Сара справится со своей стремительно увеличивающейся нагрузкой. А мной двигало мое чувство ответственности перед компанией.
Ну, и желание стать заметным человеком в киноиндустрии. Честолюбие.
Я каждый день машинально таскалась в офис, проверяла по вечерам свой “блэкберри”, отвечала Сильвии и Хьюго за полночь. Взять всех людей, упрятанных в офисные многоэтажки по всему этому острову, вот сейчас, в восемь вечера. На что мы все повелись? Решили, что этим усердием спасемся, что оно даст нам надежный доход, уважение коллег. Как будто это главное в жизни.
В моем случае внутренняя движущая сила, которая была у меня до тридцати лет, в сочетании с китайско-американской рабочей этикой гарантировали, что я не буду вылезать и интересоваться, с какой, собственно, стати я так вкалываю. Как работница, я была для Сильвии, Зандера и Хьюго находкой. Смышленая, неутомимая, верная – и не требовала многого взамен. Я была целиком и полностью готова подверстать свою жизнь под интересы компании. Они оказались в выигрыше, я – в проигрыше.
– Что об этом думали ваши родители?
Я не думаю, что они об этом знали. У них было столько дел со своей собственной работой, с управлением рестораном, с заботой о нашей многочисленной родне, что, я думаю, им было недосуг выспрашивать, что у меня на рабочем месте происходит. К тому же это не вполне в духе китайской культуры. Надо сидеть тихо, слушаться начальника, льстить вышестоящим. Мои родители были иммигрантами в Штатах; они не могли оспаривать это устройство власти или белых, которые управляли всем вокруг нас.
Бросаю иронический взгляд на Тома Галлагера. Его семья сделалась символом американского руководства… Каково, когда о тебе так говорят?
Но он глядит перед собой – как ни в чем не бывало.
Если на то пошло, родители гордились тем, что я такая усердная сотрудница. Так уж меня воспитывали. Учись в поте лица, трудись в поте лица, почитай начальников – и, разумеется, процветешь. До чего же наивное представление о мире было у моих родителей.
Я беспрекословно пахала тем летом – и вознаграждала себя частыми спонтанными вечеринками в клубе у Хьюго. Это ведь было одним из приятных приложений к работе, да?
Мои друзья обеспечили себе зарплаты выше моей, пенсии и пристойные страховки, зато мне каждый вечер была доступна неограниченная выпивка в частном клубе. Я могла смотреть фильмы, которых с нетерпением ждали, за несколько месяцев до премьеры, тусоваться с гениями от мира кино, с кинозвездами, ну или просто с роскошными людьми, по которым было видно, что они наверняка чем-то знамениты.
С вечеринками у Хьюго всегда было непонятно. Вошедший в его номер мужчина мог быть миллиардером, пилотом “Формулы-1”, айтишником-предпринимателем, – а вот женщины обычно были простыми начинающими актрисами, моделями и танцовщицами, пиарщицами, помощницами при художественных галереях и случайными британками, населявшими пространство вокруг него. (Кажется, я даже Челси ван дер Крафт на одной из этих вечеринок встретила.) Не знаю, где брал начало этот нескончаемый поток прекрасных незнакомок, но им обычно было двадцать-тридцать с чем-то лет – и никакой индивидуальности. Как будто Хьюго в любой ситуации, предполагавшей общение, нужно было быть альфа-самцом: самым богатым, самым влиятельным, самым харизматичным.
 
Конечно, никаких осмысленных разговоров с теми, кто встречался мне в номере у Хьюго, я никогда не вела, но мне было весело. Мне неожиданно открылось царство разнузданных, гедонистических утех. Я могла поговорить о кино и выпить по рюмке с доброжелательными, шикарными людьми, впечатленными тем, что я работаю с Хьюго, и отправиться восвояси, ненадолго позабыв о рабочих тяготах.
Канула в прошлое моя прежняя жизнь, укрощение официантов и прожорливых посетителей родительского ресторана во Флашинге. Тут я хотела общаться с людьми, а не избегать их.
Последняя из этих вечеринок состоялась в пятницу, перед самым моим отлетом в Лос-Анджелес. Я допоздна засиделась в офисе, заканчивала приготовления к съемкам и распечатывала важные письма, поэтому, когда я добралась до номера Хьюго, вечеринка была в полном разгаре. Мне ужасно хотелось выпить.
Я увидела Сильвию, говорившую с какими-то коллегами Андреа, которые представляли куда более известных сценаристов и режиссеров, чем Зандер. Я направилась к ним, и тут меня перехватил Хьюго, обняв за плечи.
– Сара, а я все думаю, – когда же ты явишь нам свой прекрасный лик? Надеюсь, ты не на работе все это время была?
Я улыбнулась Хьюго; его рука все еще лежала у меня на плече.
– Ну, я, м-м-м… да, нужно было в офисе кое с чем разобраться.
Он покачал головой и поцокал языком, как на непослушную школьницу.
– Какое усердие. Имеешь право повеселиться. На вот, выпей.
Он налил мне бокал неизменного “Моэта” и внимательно на меня посмотрел. Потому ему в голову пришла мысль.
– Ты в воскресенье летишь?
– Да, в воскресенье утром. Из “Джей Эф Кей”.
– Какой компанией – “Континенталом”? “Дельтой”? Может, я смогу тебе место получше устроить на свои мили.
– Правда? – спросила я, втайне ликуя.
Я знала, что в нашей смете был предусмотрен перелет в Лос-Анджелес бизнес-классом для Зандера, а Сильвия использовала мили своего мужа, чтобы получше устроиться самой. Я же ни разу в жизни и не думала летать чем-то кроме эконом-класса.
– Хотя бы эконом-премиум, что-нибудь такое. Это меньшее, что я могу сделать.
– Ого. Ну, спасибо… – начала я, но Хьюго взмахом руки велел мне замолчать.
– Прошу тебя, Сара. Не стоит. Ты имеешь на это полное право.
Радуясь благосклонности Хьюго, я выпила шампанское залпом. Алкоголь пробрал меня, чему я была душевно рада. Поискала взглядом бутылку – налить еще.
– Жаль, Холли нет, – заметил Хьюго. – Я бы очень хотел видеть ее на этих вечеринках, хотел бы, чтобы ей с нами было хорошо. Как думаешь, сможешь убедить ее прийти в другой раз?
Он подался ко мне, и на меня пахнуло его одеколоном – это был дорогой, в его стиле, аромат, густой и тяжелый.
– Понимаешь, Сара, в этом-то и штука. Сделай так, чтобы всем было весело, – и никто даже не поймет, чего ты от них просишь.
Это, наверное, полегче дается, если ты миллиардер и можешь позволить себе бессчетные бутылки “Моэта”. Но Хьюго я этого говорить не стала.
– Я уверена, что Холли как-нибудь заглянет.
– Вот умница. Иди отдыхай.
Он наполнил мой бокал шампанским и отпустил меня с миром.
Через несколько часов вечеринка дошла до состояния приятного бедлама. Я кружила по номеру, почти со всеми сдружившись, хотя и не помнила большинства имен. А потом пробил час, и Зандер с Хьюго начали игру в бутылочку на свой особый манер.
В течение последних нескольких недель я наблюдала, как они совершенствуют эту игру на других вечеринках. Выбросьте из головы конфузный образ сидящих на корточках в подвале нервных подростков, надеющихся на первый поцелуй с вожделенной одноклассницей (сцена, повторенная в бесчисленных комедиях и драмах взросления). Зандер с Хьюго придумали более половозрелую манеру: счастливец, на которого указывала раскрученная бутылка, мог либо сочно поцеловаться в губы с Хьюго (Зандер иногда его подменял), либо вынюхать дорожку кокаина с полураздетой женщины.