Операция "Контрольный в сердце (СИ)

Папа и Бен возвращаются активно обсуждая испанскую сборную по регби. Что? Нашли общий язык? С недоверием смотрю на Бена. Он улыбается, беззаботен, чувствует себя в своей тарелке. Это настораживает, ведь я знаю, что папа так просто не отдаст свою единственную дочку в лапы чужого мужчины. Хотя, наверняка я ошибаюсь. Судя по чистому взгляду голубых глаз папы, Бен ему очень даже нравится.
====== Часть 28. Оскар ======
Мы неторопливо пробираемся из Брентвуда в Эко Парк. Бен предлагает как-нибудь сходить на игру. Я соглашаюсь. Хотя, была бы фабрика, переделанная под квартирный дом не трёхэтажной, а повыше, то матчи можно было бы смотреть бесплатно. Прямо с крыши. Наверное, я произвожу впечатление через чур эмоциональной и романтичной особы. Я бы не хотела такой казаться. Но, раз он сейчас со мной, улыбается мне, отпускает милые шуточки и хвалит угощения моей мамы, то я нравлюсь ему такой, какая есть.
 – Останешься у меня сегодня? – смотрит на меня. – Мне стоит переночевать сегодня у себя. Я и так пробыла у тебя слишком долго, – улыбаюсь. – Спасибо, что подбросил, – открываю дверь. – Отдыхай, – подмигивает мне Бен. Я киваю, вхожу в подъезд. В квартире жарко. Симба с горящими глазами встречает меня. – Малыш! – тяну руки и он с большой охотой взбирается на них. – Что с тобой? Эй! – поворачиваю его морду к себе. Он обнюхивает меня. – Ты скучаешь по Бену? – раскрываю глаза. – Пойдем, накормим тебя, – смотрю как мой уродливый кот терзает тело маленькой селедки. Действительно уродливый, но такой любимый канадский сфинкс.
До самой темноты разбираю беспорядок, оставленный Дейзи в моей комнате. После душа укладываюсь в кровать, щелкаю каналы. Попадаю на последние минуты любимого шоу. Вот и оно закончилось. Может, зря я не поехала с Беном? Да нет. Я надоем ему. Не хочу надоесть! Но… Черт! Без него не получается уснуть… Отыскиваю его номер в телефоне.
 – Привет, – бормочу. – Эй, привет! – радуется Бен. Я улавливаю звон бутылок. – Ты в баре? – морщусь. – Нет. Ребята приходили. – Ребята? – прыскаю. – Джон, Санчес, Декс и Дон. – О! Мужские посиделки? Громкие выкрики? Обсуждение девушек? – улыбаюсь. – Все проще. Виски, покер, пиво, сигары и старый рок, – рассказывает. – Всегда хотела присутствовать на таком мужском собрании. – Холи, оно на то и мужское, что девушки на него не допускаются, – снова гремит бутылками. – На женских посиделках все разговоры только о вас, мужчинах. В студенческом сестринстве было весело, – ностальгирую. – Ты девочка Каппа? – удивляется. – Вообще-то Альфа Каппа Ню, – прикрываю глаза. – Тебе не скучно? – шепчет Бен. – Вообще-то… Эмм… Кажется, я забыла у тебя свои Орзо. Припоминая, как ты их не любишь, и как срочно они нужны мне, стоит их забрать, – встаю с кровати. – Приехать за тобой? – слышу, что улыбается. – После виски и пива? Не думаю, – качаю головой. – Я буду у тебя через час, если повезет, то минут через сорок. Только не засыпай! – быстро переодеваюсь и на всех парах несусь в Нортридж. – Тридцать минут, – смотрю на часы, загоняя машину во двор. – Бенджи! – вхожу в дом. – Я в душе, уже выхожу! – кричит. Я оборачиваюсь на непонятный звук. Огромное животное похожее на то, что родилось после того, как медведь изнасиловал волка, чуть не сбивает меня с ног. – О, Господи! Что это? – визжу замерев. – Оскар! Свои! – строго гремит Бен. – Он съест меня, – голос дрожит. – Нет. Дай ему себя понюхать, – улыбается любимый. – Как? – раскрываю глаза. – Протяни ему ладонь. Он сегодня два часа проспал на твоей кровати, – кивает на комнату, в которой я коротала свой арест. – Наверняка, выучил твой запах. – Хорошо, – вытягиваю ладонь. Мокрый нос упирается в кончики моих пальцев. Глаза пса проясняются, и он задорно машет хвостом. – Это кто? – Оскар. Мой пёс. – С каких пор? – Уже год, – считает Бен. – Почему я о нём ничего не слышала? – смотрю псу в глаза. – Я не распространяюсь на счет друзей, – смахивает воду со светлых волос. – Где он был, пока я жила у тебя? – разуваюсь. – Помнишь, я говорил, что комната после ремонта? – натягивает на себя майку. – Оскар довел ее до ужасного состояния. А потом жил у Джона в гараже. – Серьезно? – присаживаюсь. – Кто сделал это с той комнатой? – треплю пса. Он вырывается. Еще один гордяк. – Оскар! Ушел! – приказывает Бен. – В свою комнату! – добавляет. Пес уходит в ванную. – Точно! У стиральной машины корзина! – вспоминаю. – Это его кровать, – кивает Бен. Даже не понимаю почему он спал в гостевой… Пойдем спать? – хватает меня за руку. – А! Ты приехала только за Орзо, – будто вспоминает. – Да! – улыбаюсь. – Отдай и я поеду, – чуть отклоняюсь и замечаю любопытную морду в дверном проеме. – Я забыл куда их запрятал. Найду с утра, – кивает. – Тогда пойдем в кроватку, – хватаю Бена за руку. Он старается не улыбаться, но я-то знаю, какие мысли сейчас в его голове. – Оскар! Не смей выходить! – приказывает псу.
И снова мы в его комнате. Снова будем спать на его кровати, как и в наш первый раз. Счастлива ли я? Безумно. До беспамятства. И я люблю Бена. Если мы столкнемся с трудностями, или он бросит меня, то это будет не прямо сейчас. Сейчас будет любовь и ее горизонтальное подтверждение. Пусть все идет своим чередом.
 – Бен! – зову его. – Ммм? – Слезь! – шепчу. – Слез! – Мне жарко! Перестань, слезай, – ворчу. Нечем дышать. – Моя рука только на твоей груди, – хрипит. – Нет! Я же чувствую этот жар, – морщусь. – И ты храпишь. – Я думал, это ты, – кряхтит. – Что? Оскар! Мать тою! Слезь! – рычит Бен. Я наконец-таки заставляю себя открыть глаза. Половина туши пса лежит на мне. Он огненный. – Слезай, Оскар! – глухой шлепок. Пес издает недовольный рык и нехотя слезает с меня. Смотрит на хозяина. – Вниз, Оскар! Слезай с кровати! Совсем! – Бен нависает надо мной. Оскар жалобно смотрит на меня. – Оставайся, малыш, – провожу ладонью по большой морде. – Не разрешай ему, Холи, – ругает меня. – Оскар! – громко повторяет его имя. Пес слезает с кровати и ложится на пол. – Ты строгий, – поворачиваюсь к нему лицом. – Раньше он спал здесь. Теперь должен уяснить, что это твое место, – объясняет. – Меня странным образом возбуждает твой строгий тон. Это нормально? – смотрю в любимые глаза. – Ммм, – улыбается. – Подождёшь секунду? – Не смогу удержаться и мгновения, – крепко сжимаю «утреннюю неприятность». – Оскар! Выходи! – приказывает. – О! Бенни, я не выдержу! – Я не могу при нём, – кивает в сторону пса. – Наплевать! Мой кот-гей наблюдал за нами, – усаживаюсь на Бена верхом. Он переплетает наши пальцы, и я искренне жалею, что сейчас неуместно петь. А ведь так хочется!
====== Часть 29. Джерри ======
Рабочим утром после брифинга выходим из участка. Странно, но я выспалась. Вчера вечером мы долго смотрели наш сериал, потом долго занимались сексом и отрубились прямо на моем диване в гостиной. Улыбка не сходит с лица. Валери даже спросила все ли со мной в порядке. К счастью, я даже очень в порядке.
 – Хол! – Бен звенит ключами перед моим носом. Смотрю на него, раскрыв глаза. – Ты серьезно? Мне можно? – хлопаю в ладоши. Бен великодушно позволяет мне вести машину. Усаживаюсь на свое место, регулирую кресло, зеркала, пристегиваюсь. – Поехали? – Давай, офицер! – разрешает. Я трогаюсь с места, выезжаю на улицу. – Какой у нас район? – Стой! – орет Бен. – Что? – не понимаю. – Стой, Холи! Стой, мать твою! Ты убить нас вздумала? – Бенни, все нормально. Я всегда так езжу, – улыбаюсь. – Стой, я сказал! Стой! Остановись! – поворачивает ключи и машина глохнет. – Выходи! Меняемся, – приказывает. – Пугливый Бэмби, – закатываю глаза. Выхожу из машины. – Это был первый и последний раз! – рычит. – Ты слишком строг, – отмахиваюсь. – Ты не умеешь водить! – фыркает. – Безответственная! Подвергаешь жизнь опасности. И не только свою! Я не для этого выживал на войне, чтобы в одно прекрасное утро меня убила чертова малолетка! – гремит. – Мне двадцать четыре! – фыркаю. – Ты сам чертов! – обижаюсь. – Ну, так а мне тридцать четыре, я сам знаю, малолетка ты или нет! – рычит. Джерарду тридцать четыре… – Бен, я сейчас спрошу тебя кое о чем, – предупреждаю. – Спроси! – все еще злится. – У меня есть брат. Старший, – начинаю. – Серьезно? – меняется в лице. – Я не знал. Почему ты не рассказывала о нем? – Там все не так просто, Бенни, – качаю головой. – Бенни, – прыскает он. – Расскажи. Мне интересно, – кивает. – Джерри было двадцать пять, когда он завербовался в армию. Провел в Афганистане несколько месяцев, потом его перевели в Ирак. С ним все было нормально. Он звонил домой каждую неделю, а потом что-то случилось. Мы до конца так и не знаем что именно. Нам сказали, что Джер и все остальные солдаты маленькой, почти полностью расформированной части дезертировали. – Значит, это так, – кивает Бен. – Нет! Это не так! Ты не знаешь Джерарда. С самого детства у него была одна мечта – стать солдатом. Он в полицейские пошел только из-за меня. Он ходил в военную школу, каждое лето проводил в военном лагере, учился в военной академии, потом закончил полицейскую. Прослужил в Окленде несколько лет, а потом уехал в Афганистан, оттуда перевелся в Ирак, – защищаю брата. Храбрее него я не знаю человека. – Холи, на войне всякое случается. Там видишь такое, что сойти с ума, а тем более поменять жизненные устои, труда не составит, – жмет плечами. – Ты злишь меня! – сжимаю кулаки. – Дай мне закончить! – рычу. Бен кивает мне. – Дело в том, что он пропал. Как пропали и все солдаты, которые с ним были. И с тех пор Джерри ни разу не выходил на связь. Он не звонил, не писал. Если бы он сбежал, то вернулся бы домой, попросил денег, в конце концов. Когда мама услышала, что ты служил в Ираке, она попросила меня спросить тебя. Знаешь, я думала, что Джерри погиб. Я даже смирилась с этой мыслью, – развожу руками. – Но мама верит. И папа верит. И во мне снова затеплилась надежда. Скажи, ты не встречал там моего брата? – смотрю на Бена, крепко сжимая его ладонь. – Ну, давай посмотрим, – паркуемся на бульваре. – Джерард О’Доннелл? Так? – Маршалл. Его второе имя Маршалл, – киваю. – Есть ли какие-то приметы у твоего брата? – У него нет волос, – улыбаюсь. – Джерри всегда брил голову. На службе так было легче. – Холи, мы все ходили там бритоголовыми, будто огромная банда наци, – качает головой. – Это не примета. – У него голубые глаза, как и у мамы с папой. Он одним с тобой ростом, похожего телосложения. У него сильный русский акцент, – хихикаю. – У него все друзья были русскими. Они пользовались английским только по делу. – Русский… – жмурится Бен. – Там был один парень с русским акцентом. Но по-русски он никогда не говорил, – качает головой. – Татуировка! На правом плече у него татуировка. Маленький крестик и цифры. Третья группа крови, день моего рождения – число девятнадцать и семерка на удачу, – вспоминаю. – Татуировки не было. Точно. Там лишают таких отметин. У меня на груди тоже был маленький крестик, но его просто вырезали. Тем более от плетеных ремней, за которые приходилось тащить камни в каменоломне, стирается вся кожа, – объясняет. – Там? – морщусь. – В армии делают такое? – мне страшно. – Погоди! – прикрываю рот ладонями. – В плену? – губы трясутся. – Санчес! Болтливая мексиканская курица! – шипит Бен. – Да. В плену. Мы называли этого парня просто – русский. Он не помнил своего имени. Амнезия там была у многих парней. Когда так сильно бьют по голове, мало, что может остаться в памяти. – Если я покажу тебе фотографии, ты узнаешь его? – кусаю губу. – Не знаю, Хол. Там все выглядят по-другому. Война меняет. А плен, и ежедневные побои, доводят до неузнаваемости. Я невероятно похудел, опухоль с лица сходила полтора месяца. Мне трижды вправляли кости. Боль в левом запястье сводила с ума. Я четыре месяца сидел на викодине и оксиконтине. Беатрис думала, что у меня зависимость, – улыбается. – Но после операции, я перестал принимать таблетки. – Зависимый Бен! – смеюсь. – Представляю, как ты покупаешь таблетки в туалетах сомнительных баров в Уэст-Голливуде. И спишь с геями ради обезболивающего, – морщусь. – Эй! – раскрывает он глаза. – Даже не шути так, – тянется ко мне и я с наслаждением целую его губы. Любимые губы, заставляющие меня забыть о брате, войне и проблемах, которые есть в этом мире. Громкий ребячий смех заставляет нас оторваться друг от друга. Мальчишка снимает нас на камеру.